Хранительница его сокровищ

– Из чего они и какого размера?

– Известен только общий вид собранного предмета.

То есть – пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Быстро. Вчера. Как-то до смешного это всё напоминало родную музейную работу. Что уж, искать потерянные предметы с такими вводными Лизавета и вправду умела. Через день да каждый день случалось. И чаще находила, чем нет. Другое дело, что объектом поиска были всё же как-то учтённые и каталогизированные предметы, и территория поиска тоже была ограничена родными филиалами и хранилищами. Но музейные предметы отличались изысканной изобретательностью и нередко отлично прятались на самых видных местах.

– Я нахожу эту вашу великую хрень, а вы возвращаете меня домой. Договорились?

– Приложу все усилия, – кивнул Астальдо, попытавшись скрыть улыбку.

6. Лизавета печалится, обследуется и размышляет

В прочитанных за последний год книгах попаданки были девицами молодыми и активными, и прямо с порога принимались зубами и когтями добывать себе в новом мире место под солнцем. Ну, или наоборот – старыми мудрыми бабками в молодом теле. Лизавета же не ощущала себя ни молодой и активной, ни пожившей и мудрой. В сопровождении Аттилии она вернулась в отведённую ей комнату, села на лавку, дождалась, пока девчонка выйдет, и заплакала.

И в слезах этих было всё – тоска по семье, дому, и даже по городу и своему музею. Просто потому, что ничего этого у неё сейчас нет. И не факт, что когда-то снова будет, хоть этот хрен в мантии и согласился, что приложит усилия куда-то там. И ещё – злость на себя, за то, что вляпалась во всё это, и за то, что согласилась участвовать в какой-то неведомой фигне. И от общих непоняток – как жить-то теперь?

Дома её организм функционировал только на изрядном количестве серьёзных неврологических препаратов – семейные проблемы с сосудами настигли Лизавету довольно рано. Ладно, с глазами ничего не понятно, сейчас она, конечно, видит, а вдруг на самом деле всё не так или завтра эта лафа кончится? Кроме того, есть ещё и ноги. В кроссовках, слава всем высшим силам, какие есть, лежат её ортопедические стельки. Но она уже год спит в специальной шине для стопы, чтобы выправить большой палец, а теперь что?

Лизаветины волосы, кроме того, что тонкие, были ещё и абсолютно седыми. Если бы не хорошая краска – то ходить бы ей старой облезлой развалиной. А теперь и придётся – в последний раз она красила волосы почти месяц назад, собиралась сделать это в четверг, ко дню рождения. Кстати, а какой сегодня день? Всё случилось во вторник, прошло три дня… Так день рождения, выходит, сегодня? Или она его проспала?

Лизавета заревела с удвоенной силой. Её уже не смущало ничего, и ей было не важно, слышит её кто-нибудь или же нет.

Не хотела она, значит, праздновать. Вот и получила.

В дверь постучались. Требовательно постучались.

– Госпожа Элизабетта, откройте!

Лизавета вытерла нос рукой и пошла открывать. На пороге стояла девчонка Аттилия, с ней неизвестная молодая особа в таком же чёрном платье и закрывающем волосы белом чепце.

– Здравствуйте, госпожа Элизабетта. Меня зовут Агнесса, я целитель, – сказала незнакомка без каких-либо эмоций. – Вы позволите войти? Нам с вами нужно побеседовать.

– Проходите, – посторонилась Лизавета, шмыгая носом.

Местный врач, значит. О как. Интересно, какого профиля?

– Аттилия, принеси госпоже Элизабетте носовых платков, – зыркнула особа на девчонку.

Ту как ветром сдуло.

– Спасибо, – пробормотала Лизавета. – Присаживайтесь.

– Это вам придётся сесть на лавку, я должна осмотреть вас.

– И доложить, будет ли с меня какой-то толк? – усмехнулась Лизавета. – Ну так я вам сразу скажу – не будет, так и докладывайте.

– Позвольте мне судить об этом самой, – отрезала особа.

Она была похожа на белую крыску, таких держала приятельница Машенька. Остренький носик, меленькие черты лица, черные глазки-бусинки, и такое ощущение, что сейчас начнёт шевелить невидимыми усами.

Появилась Аттилия со стопкой платочков, с поклоном подала Лизавете один. Из тонкого полотна, с вышивкой – цветочки какие-то – и с полоской кружева по краю.

Кружево, надо сказать, было плетёным. Иглой ли, на коклюшках – Лизавета не поняла. Но не машинным, это точно.

– И в это, простите, сморкаться? – не удержалась она.

– А что вам мешает? – удивилась врачица. – Хороший платок, новый, их дюжинами заказывают.

Дюжинами, значит. Лизавета осторожно промокнула глаза и нос. Стало чуть полегче.

– Расскажите, госпожа Элизабетта, чем вы болеете. Точнее, что вы об этом знаете.

– Всё знаю, – пожала плечами Лизавета. – Мигрень, гипотония, близорукость, дальнозоркость, остеоартроз, плоскостопие, новообразования в некоторых внутренних органах. Предположительно доброкачественные.

Так-то она на гинекологическое узи почти год не ходила, может там уже вообще зоопарк и живого места нет?

– Сядьте спокойно, пожалуйста, закройте глаза. Руки на колени. Не сжимайте кулаки, расслабьтесь, – Крыска говорила спокойно и безэмоционально. – Сколько вам лет?

– Сорок пять, – ответила Лизавета. – Уже. Наверное. Какой сегодня день? Кстати, я не знаю, как вы их считаете.

– От восхода до нового восхода, а как ещё? – пожала плечами Крыска. – Не знаю тех слов, которые вы мне сейчас сказали, но вижу, что вы сильно страдаете от головных болей, которые возникают из-за сжатия сосудов.

– Верно, – кивнула Лизавета.

– Это можно если не вылечить, то серьёзно уменьшить. Далее. У вас на теле есть шрамы. Такое ощущение, что ваше тело вскрывали.

– Это не ощущение, так и есть. Кесарево и две полостных операции.

– Вам придётся объяснить, я не понимаю.

– Мне были противопоказаны естественные роды, из-за высокой близорукости и опасности отслойки сетчатки, если вы понимаете, о чём я. Я плохо вижу с детства, это наследственное. То есть сейчас почему-то хорошо. Но вообще не так.

– Недостатки вашего зрения я поправила, это несложно. Но вы хотите сказать, что вас… разрезали, чтобы извлечь ребёнка? И потом зашили? Там, где вы живетё, это практикуется?

– Обычное дело, – пожала плечами Лизавета.

– А ещё? – теперь Крыска смотрела заинтересованно.

– Ещё удаляли аппендицит. Ерунду внутри брюшной полости, которая ни за чем не нужна и воспалилась. Но это давно, ещё в детстве. А три года назад удаляли миомы. Говорят, с тех пор новые выросли.

– Что такое миомы?

– Новообразования. На бородавки похожи. Только внутри. Растут, всё рядом давят, сами болят и кровят. У вас тут бывают бородавки?

– Да, встречаются, – Крыска тем временем брала Лизавету то за одну руку, то за другую и что-то там себе слушала.

Потом бесцеремонно взяла обеими руками её голову, поворачивала, надавливала на какие-то точки. Когда холодный палец с силой надавил на основание черепа сзади, Лизавета рефлекторно дёрнулась.

Крыска Агнесса опустила руки.