Пока ты моя

– Правда? – Подбородок Зои поднимается выше, ее глаза проясняются. На губах уже сияет улыбка.

– Да, – отвечаю я, теперь уже с долей нерешительности, осознавая, что следовало сначала спросить Джеймса, особенно после того, в чем я только что ее обвинила. Но, уверена, муж не будет возражать. Кроме того, в самое ближайшее время он снова уйдет в плавание. Если на то пошло, именно он так сильно хотел найти того, кто будет помогать мне по дому. – Все в порядке, Зои? – У меня появляется ощущение, что стоит узнать ее получше. Несмотря на собеседование, ее резюме и рекомендации, меня вдруг поражает мысль, как мало я на самом деле знаю о семейной жизни няни.

– Это очень любезно с вашей стороны! – с благодарностью кивает Зои. – Все прекрасно. Просто дело в том, что…

И снова она выглядит такой грустной, такой страдающей, такой неуверенной во мне…

– Что, Зои?

– У меня возникли кое-какие проблемы с человеком, с которым я живу… – Она осекается и задумывается. – С которым жила, я хотела сказать. У нас были некоторые трудности, и в итоге ничего не вышло. Я не хочу, чтобы вы думали, что я использую вас.

– Это разрыв?

Зои пожимает плечами, и я понимаю, что, нанимая обслуживающий персонал для дома, я беру на себя и заботу о ее личной жизни.

– Что-то в этом роде, – отвечает Зои. – Некоторые вещи просто не могут получиться.

И она почему-то с тоской смотрит на мой беременный живот.

Я лежу в нашей постели, выжатая как лимон. Совсем скоро я исчезну в комнате для гостей. Но сейчас я понимаю, что не смогу уснуть. Джеймс лежит рядом, почти погрузившись в сон, а мне нужно поговорить. Он едва слушает.

– Не могу сказать, что это было прямо так противно, словно перед тобой пресмыкаются, – говорю я Джеймсу. – Но почти.

Легонько толкаю его в плечо. Я лежу поверх одеял в своей размером с палатку ночнушке в цветочек и толстом халате, едва-едва сходящемся на талии. Джеймс часто шутит, что в последний раз, когда он видел меня голой, обхват моей талии равнялся изящным двадцати семи дюймам. Надеюсь, что вернусь к этому размеру к его следующему возвращению домой. Женщины в нашей дородовой группе по йоге вечно сравнивают количество растяжек и обхват талии. Я предпочитаю не думать о своем теле. Появляется слишком много ужасающих мыслей, и я начинаю паниковать. Я уже успела испытать чересчур много разочарований.

– Джеймс, ты меня слышал? Не могу сказать, что это было прямо так противно…

– Тогда и не говори, – бормочет муж. Его глаза закрыты. Он лежит на боку, отвернувшись от меня.

– Меня поразило то, как она смотрела на меня. Это было… – Я не хочу показаться самодовольной. – Почти создалось ощущение, словно она мне завидует или что-то в этом роде.

Джеймс открывает глаза и перекатывается на спину. Поднимает голову и внимательно смотрит на меня. Я лежу очень неудобно, опершись о локоть.

– Уже поздно, Клод. – Его глаза снова закрываются. – Не чуди.

– А потом еще этот сигаретный дым… Она врала мне?

Теперь глаза Джеймса опять распахнуты.

– Тебя одолели эти разгулявшиеся гормоны, Клод. Зои не пресмыкается и не завидует, а еще она не курит. И точка! Она всего лишь хотела оставаться у нас на уик-энды. Так наверняка будет лучше для вас обеих.

– Я не уверена, Джеймс, – тихо произношу я, но его глаза вновь закрыты. Плюхаюсь на подушку и в который раз прокручиваю в голове недавнюю сцену. Помнится, она сказала: «Некоторые вещи просто не могут получиться». Сколько же печали было в этих словах! «Звучит запутанно», – ответила я тогда, но она больше не стала откровенничать.

– И потом она потянулась ко мне и коснулась моего живота, Джеймс, – сообщаю я своему клюющему носом мужу. – Джеймс! – громче окликаю я. – Я сказала, что она положила ладони поверх ребенка.

Джеймс перекатывается по постели и стонет.

– И что из этого? – ворчит он. – Так делают все женщины, не так ли?

И муж закрывает голову подушкой.

Конечно же он прав. С тех пор как мое положение стало заметным – а произошло это спустя почти пять месяцев, – я привлекала гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Поначалу я решила даже не сообщать о своей беременности многим людям, исключая родных и близких друзей, хотя и с ними вела себя весьма осторожно. Учитывая мою историю, разочаровывать всех еще одним выкидышем означало бы принять на свои плечи горестное бремя, без которого я вполне могла бы обойтись. Я выучила свой горький урок. Ну, а кроме того, таков уж род моей деятельности, что люди слишком часто бросаются критиковать мое желание стать матерью, – в отместку за то, что я просто выполняю свою работу.

– Она очень странно коснулась меня, Джеймс. Словно… – Я прерываюсь и меняю положение. Я устала. И вероятно, чего-то не понимаю. – О, не знаю… Но она положила обе ладони прямо вот сюда.

И я касаюсь своего живота, несмотря на то что муж на меня не смотрит.

– Она задержала там свои руки дольше, чем требовалось. И смотрела на меня, прямо мне в глаза. Мне это не понравилось.

– Она, видимо, ждала, что ребенок начнет толкаться, – сонно мямлит Джеймс.

– Может быть, – со вздохом соглашаюсь я. – Как же я устала! Пойду-ка спать.

Целую Джеймса в макушку и отправляюсь в комнату для гостей. Крепкий сон поодиночке нам обоим гарантирован.

Почистив зубы и улегшись в гостевую кровать, страдая от жары даже с открытым на дюйм окном, я размышляю над тем, о чем не рассказала Джеймсу, о том, что заставило мое сердце на миг тревожно екнуть.

«Вам так повезло! – воскликнула она, прижимая руки к моему животу. В ее глазах, полных слез, застыла эта глубокая серая тоска. – Вам так повезло носить под сердцем ребенка…»

11

Мощный вздох облегчения вырывается у меня, когда я возвращаюсь наверх, в свою спальню. Добиться разрешения Клаудии оставаться в доме на уик-энды было не так сложно, как я думала, и это уберегло меня от целого ряда трудностей и страданий. Теперь я чувствую себя так, будто снова обрела способность дышать. Кроме того, я не хочу, чтобы в мое отсутствие здесь произошло что-то важное. Она приняла решение сама, я даже не успела пооткровенничать, признаться, что считаю себя прямо-таки ходячей зоной бедствия для мужчин. В конечном счете она рассудила, что лучше ни о чем меня не спрашивать. Очень мудро с ее стороны. Она, безусловно, не будет допытываться дальше. По выражению ее лица я поняла: она подумала, что я хочу уйти с этой работы. Ну уж нет, даже не собираюсь. Пока, во всяком случае.

Я отключаю мобильный от зарядного устройства и впиваюсь взглядом в экран телефона. Никаких эсэмэсок с момента последней проверки. Я набиваю сообщение, но потом сохраняю его в черновиках, решая, что, наверное, отсылать это не стоит: мои безрассудные слова могут привести к новым неприятностям. Достаю из гардероба дорожную сумку и вытаскиваю из нее полбутылки скотча. Няне это явно не положено, но я основательно вымотана, спина болит после того, как я на руках перенесла мальчиков наверх. Они – хорошие дети, бойкие и любознательные, хотя по своему весьма скромному опыту обращения с детьми могу сказать, что с девочками легче.

Одна эта мысль заставляет меня сделать глоток из бутылки – всего лишь маленький глоточек – и снова взять в руки телефон. Я пробегаю по всем сохраненным в черновиках сообщениям, которые написала в прошлом, только чтобы выпустить пар. Потом перечитываю сообщение, которое напечатала минуту назад. Представляю, как адресат читает его, и меня начинает немного мутить, тело бьет нервная дрожь. Снова прикладываюсь к бутылке, и на сей раз делаю внушительный глоток. Пока струя виски, обжигая, устремляется в мое горло, я нажимаю на кнопку «Отправить». Ничего не могу с собой поделать.

И в пространство улетает сообщение: «Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя».

Когда утром я спускаюсь вниз, держа близнецов за руки, выясняется, что Клаудия уже уехала на работу. Джеймс в военно-морской форме размашистым шагом заходит на кухню, и мальчики поднимают шум, поедая свои батончики из спрессованных хлопьев.

– Не волнуйтесь, парни, я еще не ухожу в плавание, – успокаивает Джеймс, когда дети бросают свой завтрак, кидаются к нему и виснут у него на ногах.

Как же они страдают от того, что отец так часто уходит в море! И как удобно, что он женился на Клаудии. Как удачно, что она наняла меня. Этих детей словно по цепочке передают с рук на руки. Когда же это прекратится?

– У меня деловая встреча, – сообщает Джеймс, небрежно пожелав мне доброго утра.

Я настораживаюсь. Не уверена, что нравлюсь ему. Мне придется остаться с его женой и детьми, когда он уйдет в плавание, заботиться о них, пока он будет далеко. Я новый человек в доме.

– Вернусь к шести, и Клаудия будет дома примерно в то же время. Она рано уехала, чтобы разобраться с одним заковыристым случаем.

– Правда? – отзываюсь я, стараясь не показаться любопытной, хотя на самом деле мне действительно интересно. Я еще так много должна узнать о них – за такой маленький промежуток времени! Мне до зарезу хочется спросить о деловой встрече Джеймса.

Кроме того, стоит признать, что работа Клаудии меня очень интригует. Я знаю, что она – социальный работник, трудится в отделе защиты детей и возглавляет коллектив. Но я и понятия не имею, что входит в круг ее ежедневных обязанностей. Могу лишь предположить, что она пытается сделать жизнь людей лучше, заставить подопечных жить так, как, по ее мнению, будет правильно. Воображаю: «Не пренебрегайте заботами о своих детях; не беременейте в пятнадцать лет; не бейте свою девушку; не принимайте наркотики».

Мне вдруг приходит в голову, что Клаудия должна регулярно работать в тесном сотрудничестве с полицией. От подобной мысли адреналин мгновенно пронзает мое тело, и в тот же самый момент Ноа опрокидывает свой стакан апельсинового сока. Мое первое желание – заорать на ребенка, но мне удается сохранить спокойствие. Джеймс еще не ушел. Я слышала, как он направился в свой кабинет.

– Опаньки! – смеюсь я. – Сходишь за тряпкой, Ноа?