Седьмой Совершенный

– Надо еще обсудить кое-какие детали.

– Вот за обедом и обсудим.

Сахиб аш-шурта велел накрыть стол в саду под навесом.

Гулам принес запеченную на углях куропатку с овощами, лепешки, зелень, хурдази[48 - Хрустальный кувшин для вина.] с белым вином и кубки.

– Что-нибудь еще принести, господин? – осведомился слуга.

– Принеси полотенца для рук, – приказал начальник полиции и уже в спину уходящему слуге бросил, – пусть Солмаз сядет у окна и играет на лютне.

– Угощайтесь, прошу вас, – сказал он чиновнику. Тот кивнул и принялся за еду. Ахмад Башир наполнил кубки и сказал:

– Ваше здоровье.

Он выпил и стал разрывать куропатку на части.

Абу Хасан взял кусок куропатки и, попробовав, сказал:

– Очень вкусно.

– Да, – согласился Ахмад Башир, – повар у меня хороший. Как вы думаете, у меня не будет неприятностей?

Абу Хасан удивленно поднял брови.

– Правитель не простит, что я действовал за его спиной и арестовал его гостя.

– Не беспокойтесь, в рапорте я отдельно оговорю этот момент. Халиф не даст вас в обиду.

– Халиф далеко, в Багдаде, а правитель здесь. Может быть, он переведет меня в Багдад?

– Все возможно, – улыбнулся чиновник, – халиф по достоинству награждает верных ему людей.

– Хорошо жить в столице. – Мечтательно сказал начальник полиции. – Я бывал там, в юности, когда торговал пряжей. Я останавливался в кайсаре рядом с Сук ал-газал[49 - Рынок пряжи.]. А где вы живете?

– В квартале Баб ал-Басра, но собираюсь переехать в Баб ал-Маратиб[50 - Квартал знати в восточной части Багдада, примыкал к халифской резиденции.].

– Наверное, вас теперь ожидает повышение по службе.

– Все в руках халифа, – сказал чиновник.

– Я обещал Имрану помилование. Это тот крестьянин, который помог поймать исмаилитского проповедника.

– Ну, что ж, он заслужил это. Отпустите его.

– Я так не могу, нужен официальный документ. Я как-то об этом сразу не подумал. К правителю теперь с этим не пойдешь. Боюсь, что понадобится фирман халифа.

– Я напишу прошение на имя эмира верующих, думаю, что он помилует его.

– Как вино? – спросил Ахмад Башир.

– Немного кислит, но в такую жару самый раз. Где вы его берете, если не секрет?

– Конфискую у контрабандистов. Они привозят его из Сирии.

Абу Хасан засмеялся, затем спросил:

– Вы помирились со своей женой?

– Я дал ей развод, – сказал Ахмад Башир.

Абу Хасан удивленно поднял брови:

– Вот как?

– Да. Поверите, устраивала мне скандал всякий раз, когда я посещал рабыню. Куда это годится, мужчина я в своем доме или нет? Дрянь неблагодарная! У других людей по три, по четыре жены, а у она одна была, вот и села на голову. Представляете, раис, я – человек с таким положением и имел всего одну жену.

– Вы правильно поступили, – сказал Абу Хасан, выпитое вино усилило мужскую солидарность.

– Да, но теперь не знаю, что делать. Видите ли, ее отец катиб у Аглабидов в Кайруане. У старика большие связи, он заведует диваном переписки. Начнет теперь козни строить против меня. К тому же здешний правитель затаил на меня зло. Вообразите, что будет. Одна надежда на вас, раис. Я вам помог, не думая ни о чем. Не оставьте меня оного перед ними.

– Я попрошу вазира, чтобы он замолвил за вас слово перед правителем Багдада. Я знаю, что должность начальника мауны[51 - Полиция, рекрутировавшаяся из горожан.] сейчас свободна.

– Благодарю вас, раис, – Ахмад Башир заметно повеселел. – Расскажите, как там при дворе? Интересная, наверное, жизнь – приемы, выезды.

Абу Хасан обглодал ножку куропатки, вытер губы и сказал:

– Я бы поменялся с вами местами, если бы это было возможно.

– Да что вы говорите?

– А вот представьте, что сейчас, в эту жару вам назначена аудиенция. Так вы должны под свою одежду надеть джуббу, стеганую ватой.

– Зачем?

– Чтобы не выступал наружу пот. Да, да. А какая мука эти приемы. Придворный в присутствии халифа должен как можно меньше смотреть по сторонам, оборачиваться, двигать руками или другими частями тела, переминаться с ноги на ногу, чтобы отдохнуть. Никто не имеет права шептаться с кем-либо, подавать соседу знаки. Стоя перед халифом, нельзя читать никаких записок, кроме тех, что нужно прочесть по его желанию. Придворный должен стоять, с того момента как он вошел, и до того, как уйти, на соответствующем его сану месте. Боже упаси встать на место, предназначенное высшему или низшему рангу, разве что халиф сам подзовет. Нельзя двигаться, пока говорит халиф, и нельзя продолжать стоять, когда беседа окончилась. Надо сдерживать смех. Совершенно запрещено сморкаться и плевать, кашлять и чихать. Таким образом, самый лучший придворный, который безгласен и бесплотен.

– Как все сложно, – сказал озадаченный начальник полиции.

– Сложно, – усмехнулся Абу Хасан, – это, мой друг, несложно, это можно запомнить. Бывают ситуации, для которых нет предписаний. Я расскажу историю для наглядности. Вазир Убайдаллах стоял перед самим ал-Мутадидом[52 - Абасидский халиф 892–902 г. Р. Х.], да благословит его Аллах. В это время стороной проводили льва. Вдруг лев вырвался из рук надсмотрщика. Поднялся переполох, люди бросились врассыпную. Убайдаллах тоже бежал в испуге и забрался под трон, а ал-Мутадид остался сидеть на своем месте. Когда льва схватили, халиф сказал:» Как слаб ты духом, Убайдаллах. Лев не схватил бы тебя, ему бы не позволили…» Что, вы думаете, ответил вазир? Он сказал: «Мое сердце, о эмир верующих – сердце катиба, а душа – душа слуги, не хозяина». Когда он вышел, друзья стали укорять его за трусость, а он сказал им: «Я поступил правильно, а вы ошибаетесь. Клянусь Аллахом, я не боялся льва, ибо знал, что он не настигнет меня, но я решил, что халиф, видя мою нерешительность и нерасторопность, будет мне доверять, и не будет опасаться, что я причиню ему зло. Если бы он увидел мое мужество и отвагу, он бы задумался о той опасности, которую я могу для него представлять. И тогда над моим благополучием нависла бы угроза».

Ахмад Башир наполнил кубки и сказал:

– Как это неожиданно. Не сразу это может прийти в голову. А ведь он прав, этот вазир. Умнейший человек.

– Он умер два года назад. Я начинал службу при нем.

Абу Хасан пригубил вино.