Связанный честью

Она села прямо и оглянулась назад.

– Только что зажегся сигнал «перегрев».

Настроение сразу ухудшилось, она опустила плечи. Какое-то мгновение она лелеяла надежду, что шериф или еще кто-то из «Перекати-поля» узнал Грейвольфа, но решил не рисковать до прибытия подкрепления.

– Он уже зажигался днем, – сказала она, откидываясь на спинку сиденья.

Лукас резко повернулся и уставился на нее. Его лицо освещали только огоньки приборной панели, придавая ему зловещий зеленоватый оттенок. Глаза казались серебристыми, почти белыми, и они были полны ярости.

– Хочешь сказать, двигатель сегодня уже перегревался?

– Ты что, не слышал, как я рассказывала об этом полицейскому?

– Я думал, это часть игры! – заорал он.

– Ну так вот, к игре это отношения не имело.

– Почему ты не сказала об этом до того, как я свернул на заброшенную дорогу?

– Ты не спрашивал!

Он закончил предложение таким жутким ругательством, что она испугалась, как бы их не поразила молния. Внезапно он съехал с шоссе, да так, что она в тряске чуть не откусила себе язык.

– Куда ты? – испуганно спросила она.

– Надо дать двигателю остыть, если мы не хотим, чтобы он сгорел начисто. В такой темноте я не смогу его починить.

Он отъехал от дороги на несколько сот ярдов. Местность была настолько пересеченная, что Эйслин вцепилась в приборную панель, боясь свалиться. Когда они наконец остановились, мотор уже булькал, как кипящий чайник. Грейвольф открыл дверцу и вылез наружу. Прислонился спиной к машине и опустил голову:

– Черт! Я столько времени потерял сегодня впустую. Сначала в том баре, а теперь еще и это.

Казалось, его ужасно злит вынужденная задержка. Он пошел вдоль капота, яростно пиная шины и ругаясь на чем свет стоит.

Эйслин вылезла со своей стороны и потянулась, разминая затекшие мышцы.

– Нам надо успеть к какому-то сроку?

– Да. Именно к сроку.

По мрачному тону она поняла, что эту тему лучше не продолжать.

Через несколько минут он потряс головой и вздохнул, покоряясь судьбе:

– Раз уж мы здесь застряли, надо воспользоваться возможностью и немного поспать. Залезай на заднее сиденье.

– Я не хочу спать, – мрачно заявила она.

– Все равно полезай назад.

Его голос прокатился по пустыне, как далекий зловещий гром. Эйслин наградила его убийственным взглядом, но подчинилась приказу. Грейвольф открыл все дверцы, кроме одной у заднего сиденья, и уселся на него. Он устроился в углу, прислонившись к закрытой дверце, потом расставил ноги и прежде, чем Эйслин поняла, что он собирается сделать, подтащил ее и уложил у себя между бедер.

– Отпусти меня, – возмутилась она и попыталась вывернуться, но это привело лишь к одному – она поближе познакомилась с его ширинкой. Ей ничего не оставалось, кроме как прекратить сопротивление.

– Я собираюсь спать. И ты тоже.

Он прижал ее спиной к своей груди и обхватил обеими руками. Эйслин показалось, что ее под грудью перевязали стальными канатами. Ужасно неприятное положение, но хотя бы не болезненное. И даже вполне комфортабельное, если бы она решила расслабиться. Но она не станет этого делать.

– Я же не пойду ночью бродить по пустыне. Грейвольф, опусти меня.

– Я не дам тебе шанса. Так что нет, если не желаешь оказаться прикованной к рулю.

– И куда бы я делась, если бы мне удалось сбежать?

– Одно я о тебе точно выяснил – ты очень находчивая леди.

– Мы неизвестно где. И вокруг темно.

– Здесь есть луна.

Да, она уже обратила внимание и на луну, и на звезды, каких она никогда раньше не видела. Большие и яркие, совсем не похожие на те, что можно увидеть в городе. В любое другое время она бы восхитилась зрелищем, посмаковала бы его, окунулась в его великолепие. Наслаждалась бы, ощущая себя совсем крошечной на фоне огромного неба.

Но сейчас она ничего не хотела знать о красоте ночи. Она хотела, чтобы память сохранила только этот ужас и ничего больше.

– Я была бы дурой, если бы решилась уйти одна. Даже если бы знала, где я, и вообще смогла от тебя сбежать.

– Я хочу быть уверен, что ты этого не сделаешь. Так что и не пытайся, для твоей же пользы.

Ее встревожило, каким напряженным тоном он высказал это предупреждение. А еще волны дрожи, что проходили по его рукам у нее под грудью. И ощутимое давление на поясницу. Она нервно сглотнула, понимая, что это должно было означать.

– Пожалуйста, не делай этого. – Ей хотелось засунуть гордость куда подальше и умолять его. Она не выдержит всю ночь в такой близости с ним. И не потому, что ей слишком неприятно, скорее наоборот, недостаточно неприятно. – Отпусти меня.

– Нет.

Она замолчала, поняв, что без толку просить его передумать. Но расслабляться не стала. Она лежала у него на груди с напряженной спиной. Вскоре у нее заболела шея от усилий выдерживать между ними хоть какую-то дистанцию. И только решив, что он уже спит, она позволила себе откинуть голову ему на плечо.

– Ты очень упряма, Эйслин Эндрюс.

Эйслин закрыла глаза и скрежетнула зубами, понимая, что он был свидетелем ее упрямства и капитуляции. Наверное, он специально ждал, когда она сдастся.

– Если ты немного отпустишь руки, мне будет легче дышать.

– Или дотянуться до ножа.

Они помолчали, потом он произнес:

– Ты – одна из немногих.

– Немногих кого?