Свидание с убийцей

– Ну да, – сказал он. – В конце концов, ты ничего обо мне не знаешь. Разве Делрей не говорил тебе, что я все время переезжаю с места на место? Что я…

– Бродяга, – показала она.

– Верно, – глядя ей в глаза, подтвердил он. – Но ты не спрашивала меня, почему я так живу.

Да, не спрашивала. Более того, Анна чувствовала, что ей это безразлично. Она знала о нем то, что ей было нужно знать, – что он добрый и нежный, гордый, сильный и умный. Для нее было важно его настоящее, а не прошлое, которое, очевидно, не давало ему покоя. Какие бы обстоятельства ни заставили его вести такой образ жизни, она этому только радовалась. Но было бы очень долго передавать это знаками, поэтому она просто показала:

– Я знаю то, что мне необходимо знать, Джек.

– Я мог бы с этим поспорить, – нахмурившись, сказал он и добавил: – Ты должна подумать вот еще о чем. Люди бывают злобными – такова уж человеческая натура. А ты подходящий объект для сплетен, потому что ты вдова, да к тому же глухая, хотя в принципе никому не должно быть дела до того, с кем ты спишь.

Ей очень не понравились его слова, но Анна знала, что он прав.

– Ты слышал сплетни насчет меня и Делрея?

– Да. – Почувствовав ее огорчение, он поспешно произнес: – Я никогда в них не верил. Я знал, что это ложь. Но когда станут говорить, что ты спишь со своим работником, это будет правдой.

– Да, и я этому рада.

– Я тоже. – Выражение лица Джека сказало ей больше, чем слова, которые она прочитала по его губам. – Пусть я эгоистичный подонок, но я хочу быть с тобой, Анна. Я хотел этого с той минуты, когда впервые тебя увидел.

Анна никогда не забудет, как Джек в своей соломенной шляпе и потертых ботинках предложил ей помощь. Она будет помнить это до самой смерти. Наверное, именно тогда она его и полюбила.

Придвинувшись к Джеку поближе, она крепко поцеловала его, надеясь, что так сможет передать хоть малую толику тех чувств, которые он в ней всколыхнул. Опустив руку, она принялась его ласкать, наслаждаясь теплотой и твердостью его плоти. Кажется, он пробудил в ней любопытство.

Однако интерес быстро уступил место желанию, и прикосновения Анны стали более возбуждающими. Ее глаза затуманились. Когда она взяла его в рот, то поняла, что Джек застонал. Снова и снова она читала на его губах свое имя, зная, когда он только шепчет его, а когда выкрикивает в порыве безудержной страсти.

Анна удивлялась своей чувственности. С Дином она вела здоровую половую жизнь, но никогда не ощущала себя так свободно и раскованно. Может быть, причина была в том, что Делрей спал в соседней комнате, а может быть, Дин не был таким изобретательным любовником, как Джек, но так или иначе она совершенно потеряла голову.

Вот как сейчас, когда, раздвинув ее бедра, он впился в нее губами и языком. Испытав оргазм, Анна решила, что все кончилось, но тут на нее накатила новая волна наслаждения.

Спустя какое-то время она открыла глаза и увидела, что Джек стоит перед ней на коленях и нежно улыбается.

– Тебя так раньше никогда не любили?

Она отрицательно покачала головой, и его это, кажется, обрадовало.

– Что ж, это хорошо. Я рад был сделать это для тебя. Приподнявшись, она поцеловала его. Почувствовав на губах его и свой запах, Анна улыбнулась и провалилась в сон.

Немного поспав, они снова занялись любовью, на этот раз лицом к лицу. Потом Джек взял Анну на руки и отнес ее в кресло-качалку, где уложил к себе на колени. Слова были ни к чему. Молчание говорило само за себя.

Едва забрезжил рассвет, Анна, не поднимая головы, покоившейся на груди Джека, сказала ему то, что было у нее на сердце. Хотя она говорила знаками, Джек все понял, потому что сразу же поднес ее руку к губам и, поцеловав ладонь, проговорил:

– Я тоже тебя люблю.

43

Карл смеялся от души. Когда он понял, что принял раскат грома за выстрел, он повалился на грязный пол хижины и хохотал до тех пор, пока у него из глаз не потекли слезы.

– Черт побери, Майрон! Я уже подумал, что мы пропали, – вытирая слезы, сказал он. – Что каким-то деревенским полицейским страшно повезло и они наткнулись на наше убежище.

Хотя Майрон ничего не понял, он тоже смеялся. Тем не менее гром оказался предвестником бури, и вскоре подельникам было уже не до смеха. Во время этой беспокойной ночи бывали моменты, когда Карл проклинал судьбу за то, что она сыграла с ним такую злую шутку. Ведь он без единой царапины выбрался из тюрьмы, успешно ограбил банк и скрылся.

Человек, который сумел все это сделать, не должен погибнуть из-за какого-то дурацкого торнадо. Весь вечер они с Майроном стояли у окна и наблюдали за сгущавшимися тучами. Обстановка заставляла Карла нервничать.

Когда стемнело, она стала еще более зловещей. Засверкали жуткие молнии, подобных которым Карл никогда не видел. Сопровождаемые сильным ветром, дождь и град часами молотили по стенам хижины. Крыша текла как решето, было трудно найти сухое место, чтобы попытаться уснуть.

В глубине души Карл боялся, что бог сильно обиделся на него и что эта буря – наказание за все его грехи. За стеной грохочет, с крыши льет, в углу валяются трупы – да, ночь была ужасной.

А утром все изменилось.

Назавтра Карл проснулся под веселое щебетание птиц. Воздух стал прохладнее, на небе сияло солнце. Облегчившись в дальнем углу хижины, Карл сел в машину и завел мотор.

– Давай, давай! – нетерпеливо сказал он, вертя ручку приемника, чтобы настроиться на волну местной радиостанции.

В открытых дверях хижины появился Майрон. Его красные глаза со сна казались еще краснее, белые волосы, словно нимб, топорщились вокруг головы.

– Чего делаешь, Карл? – Помочившись в лужу, он лениво почесал в паху.

– Принеси-ка мне коки.

Сейчас Карл отдал бы стодолларовую бумажку за стакан крепкого черного кофе, однако здесь тепловатая жидкость была единственным источником кофеина. Он просидел в машине почти полчаса, потягивая напиток и слушая радио Вернувшись в хижину, Карл выглядел свежим и бодрым, и не только из-за того, что взбодрился кофеином.

Отшвырнув в сторону пустую банку, он энергично потер руки.

– Майрон!

– Что? – Майрон занимался в этот момент тем, что поедал пончики. Губы его были перепачканы сахарной пудрой, из-за чего дебил казался еще бледнее обычного.

– Мы уезжаем.

– Отлично, Карл.

– Я имею в виду – прямо сейчас. – И Карл принялся развивать свою мысль, как будто Майрон был с ним не согласен. – Я тут слушал радио. Знаешь, о чем все говорят?

– О чем?

– О буре. Дороги и мосты разрушены. Ущерб оценивается миллионами. Десятки людей погибли, и гораздо больше пропали без вести. Ты ведь знаешь, как об этом говорят по телику – с такими серьезными лицами. В общем, нынче они болтают только о буре. Она здорово прошлась по восточному Техасу. Синоптики даже не могут сосчитать число смерчей. Всюду наводнения. Крыши к черту снесло. Дома разрушены. Машины попадали в разлившиеся реки. Везде отключился свет и телефоны тоже. Губернатор просит президента объявить штат районом бедствия. Сегодня утром все будут заняты наведением порядка. Понимаешь, что это значит?

Майрон проглотил пончик целиком.

– Что?

– Нас никто не будет искать. – Он махнул рукой в сторону машины. – В новостях о нас ни одного слова. Ни одного! Ты думаешь, нас будут искать, если в это время надо спасать какую-нибудь бабушку с кошкой, которые остались в окруженном водой доме? Черта с два! Сегодня они буду: заниматься только спасательными работами. А может быть, и завтра, и послезавтра. – Он засмеялся. – Вот что такое провидение, Майрон. Черт возьми, лучше нельзя было и придумать!

– Сесил сказал, что мы должны остаться здесь на неделю.

– Ну да, Сесил сказал! – презрительно фыркнув, передразнил его Карл. – Много понимал твой Сесил! Наверно, он стал бы оспаривать это решение, но если мне предоставляется шанс, я его использую, и точка. Так что собирайся. Мы уезжаем.