Любимая

– Ты рассердила меня, моя красавица – тихо, но со скрытой злобой произнес Гален, проводя пальцем по щеке жены.

Энджелину охватил ужас, и Роуэн немедленно ощутил его, как свой собственный.

Она продолжала смело улыбаться, но уголок губ предательски задрожал.

– Ведь я улыбаюсь, – сказала она. – Ты же видишь, я улыбаюсь.

– Знаю, моя прелесть, – ответил муж и продолжил: – и все-таки ты ослушалась меня. Ты не надела красное платье, как я просил.

По-прежнему улыбаясь, Энджелина гордо вскинула голову:

– Не думаю, что ты поблагодарил бы меня, если бы я это сделала.

В светло-серых глазах Галена мелькнуло удивление.

Энджелина стояла на своем:

– Мне кажется, ты не хотел бы весь вечер объяснять нашим гостям, откуда взялись царапины у меня на шее.

Роуэн услышал это и увидел ошеломленное лицо Галена Ламартина, но никак не мог понять, о чем идет речь. Может, он все понял, но боялся признаться в этом даже самому себе. Словно наблюдая за движением змеи, он следил, как, отпустив руку жены, Гален потянулся к ее горлу. Он неторопливо отвел в сторону пышный ворот платья…

Энджелина одержала верх. Но ее муж отнюдь не чувствовал себя побежденным, он был лишь слегка удивлен. Вся горечь, боль и сознание собственного бессилия выпали на долю Роуэна. Словно что-то надломилось в нем, когда он увидел багрово-синие пятна на этой чудесной коже. Ему пока не доводилось испытывать ничего похожего на охватившее его отчаяние. И еще Роуэн ощутил ярость, которая причиняла такую же невыносимую, нестерпимую боль, как пережитая им несколько минут назад ненависть. Отчаяние, пришедшее вслед за ней, требовало немедленных действий. Никаких мыслей. Лишь поступков. Не раздумывая, повинуясь инстинкту, он сделал шаг по направлению к этой женщине и… врезавшись в мощное энергетическое поле, рухнул на спину. Хуже всего было то, что люди из прошлого тотчас же исчезли, оставив его в одиночестве в его собственном времени.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошлое поглотило Крэндалла Моргана. Поглотило в прямом смысле этого слова, приняв вид жирной луизианской грязи.

Раздался грохот, словно наступил конец света. Через несколько секунд воцарилась тишина. Крэндалл обнаружил, что стоит, по щиколотку погрузившись в холодные липкие комья земли и осколки ярко-оранжевых, будто выкрашенных хной, кирпичей. Его рабочая рубашка и брюки цвета хаки давно были измазаны черной землей Юга. Она же покрывала сожженное солнцем лицо Крэндалла и выгоревшие светлые волосы, собранные на затылке в хвост. Голова его была повязана платком. который еще сегодня утром мог считаться белым…

– Вот дерьмо! – выругался Крэндалл. стоя посередине обвалившегося туннеля.

– И не говори! – поддержал его коллега. – А нам убирать.

– С вами все в порядке? – раздался женский голос.

– Вполне, – отозвался Крэндалл. – А как там ты?

– Все хорошо, если не считать кирпича, – ехидно заявила женщина, потирая голову в том месте, куда ее ударил обломок кирпича. Ее длинные прямые светлые волосы были собраны в хвост. Длинный прямой нос разрезал лицо на две абсолютно симметричные части. Скулы были чуть высоковаты, подбородок чересчур длинен. Она могла бы считаться некрасивой, если бы положение не спасали большие, широко расставленные карие глаза и милая улыбка, очень украшавшие ее.

– Слава Богу, Эванс, что тебе попало по голове, – заметил парень, работавший рядом с Крэндаллом. – Иначе ты могла бы серьезно пострадать.

– Умница, Робинсон, – откликнулась та. – И что нам теперь делать?

Подбоченясь, Крэндалл осмотрел царивший вокруг разгром и вздохнул:

– Сегодня – больше ничего. В любом случае здесь стало слишком жарко.

Группа археологов из Луизианского университета в Батон-Руж – доктор Крэндалл Морган, его ассистент Уэйд Робинсон и Джулия Эванс, работающая над своей дипломной работой, – выбралась из темного туннеля на дневной свет. Была среда. Десять дней назад их отправили раскапывать туннель, обнаруженный за садом собора Сен-Луи. Туннель был случайно найден во время прокладки нового водопровода. Сегодня он обвалился во второй раз. Когда это произошло впервые, археологам потребовалось несколько дней, чтобы восстановить его. По-видимому, и на этот раз придется заниматься тем же. Собственно говоря, жизнь археолога полна задержек и препятствий, но сейчас все сгорали от нетерпения, желая выяснить, куда же ведет этот подземный ход.

– Не пускайте посторонних, – распорядился Крэндалл. – Мы не хотим, чтобы в эту дыру падали любопытные зеваки.

Несмотря на то, что эта часть территории собора была закрыта для бесчисленных посетителей, многие ухитрялись пробраться, чтобы поглазеть. Дыра в земле привлекала людей больше, нежели великолепные скульптуры, цветы и деревья, в ветвях которых пели птицы.

– Правильно, – согласился Уэйд. Он вместе с Джулией огородил площадку натянутыми веревками и повесил табличку, на которой большими черными буквами было написано: ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН. После этого все трое принялись собирать свой инвентарь – заступы, мастерки и ящик с находками, в котором лежали огарки свечей, бусинки от четок, распятие и Библия в кожаном переплете. Учитывая местоположение туннеля, подобные находки были нередки. По-видимому, этот подземный ход в свое время достаточно часто посещался. Загадочным его делало лишь то, что он не был изображен ни на одном из планов собора. Судя по всему, он был тайный.

– Вот и все, – Джулия бросила последний мастерок. – Вас интересует пиво, ребята?

– Католик ли Папа? – поинтересовался Уэйд.

Джулия взглянула на Крэндалла. Он вытер лоб рукавом. На его рубашке, так же, как и на рубашках его коллег, виднелись пятна пота.

– Я – пас, – сказал он. – Мне еще нужно кое-что сделать.

Джулия постаралась скрыть свое разочарование. Она неоднократно пыталась заинтересовать своего шефа и учителя. Пару месяцев назад ей казалось, что ее ждет успех. Но тут скончался от рака его отец, и это изменило Крэндалла. Его коллеги и друзья видели это, но затруднялись найти объяснение. Разумеется, смерть родителя – очень тяжкое испытание, особенно если человек является единственным ребенком в семье, и раньше уже потерял мать. И все же Крэндалл переживал это гораздо тяжелее, чем можно было ожидать. Казалось, что он совсем не ждал этого удара, и не был готов к нему…

Крэндалл заметил разочарование Джулии и пожалел ее. Нельзя сказать, чтобы он был равнодушен к ней. Напротив, С момента его развода, произошедшего пару лет назад, она стала первой женщиной, которая заинтересовала его, но сейчас у него на уме были другие проблемы. Проблемы, которыми он ни с кем не мог поделиться, и которые затруднялся объяснить даже самому себе. Несколько минут назад прошлое навалилось на него в туннеле. Два месяца назад на него тоже навалилось прошлое. Его прошлое. На смертном одре отец сообщил ему то, о чем Крэндалл не подозревал все тридцать два года своей жизни. Он сказал ему, что тот был усыновлен.

Слова все еще казались Крэндаллу чужими и бессмысленными по отношению к нему. Целыми неделями, как одержимый, он думал только об этом. Тут подвернулось предложение вести раскопки в подземном ходе, недавно найденном на территории собора Сен-Луи. Это заинтересовало его не только с профессиональной точки зрения. Благодаря этой работе он оказался в том городе, где родился. Он всегда считал, что родился в Батон-Руж, но теперь знал, что местом его рождения был Новый Орлеан. Именно здесь в возрасте четырех недель от роду он был усыновлен.

– В другой раз, ладно? – сказал Крэндалл, думая о том месте, где он проводил почти все вечера с момента прибытия в город и где планировал быть и сегодня.

– Разумеется, – согласилась Джулия.

– Хочешь, я выпью кружечку за тебя? – предложил Уэйд.

– Лучше целых две.

– Я надеялся, что ты ответишь именно так, – ухмыльнулся Уэйд Робинсон. Он был невысок, жилист, русоволос и очень коротко стригся. Уэйд был для Крэндалла больше, чем просто товарищем по работе, он был его другом. Крэндалл хотел поведать ему о своем открытии, но что-то удержало его. Он никому еще не говорил об этом, считая, что сначала должен сам свыкнуться с этой новостью.

Через полчаса Крэндалл вышел из душа в своей комнате в «Холидей Инн» на окраине города. Вытершись, он, как обычно, позвонил своему четырехлетнему сыну, по которому очень скучал после развода. Мальчонка не желал говорить ни о чем, кроме черепашек-ниндзя. Когда волосы высохли, Крэндалл по-своему обыкновению стянул их в хвост на затылке. Его жена – бывшая жена – находила, что для такой прически он уже староват. Кроме того, она жаловалась, что его никогда не бывает дома, что он вечно возится в грязи, а, кроме того, считала его плохим любовником. Ее новый муж, с которым она расписалась подозрительно быстро, был почти лыс, следовал за ней повсюду, как пес, и был ужасным чистюлей. Что до любви, то этот парень выглядел так, словно был не в состоянии вставить даже вилку в розетку, не говоря уж…

«А впрочем, откуда мне знать? – саркастически подумал Крэндалл. – Я ведь даже не знал об усыновлении…»

На ходу перекусив бутербродом, он направился туда, куда собирался. Было уже почти семь часов, но движение по-прежнему оставалось оживленным. Раньше Крэндалл десяток раз бывал в этом городе, но ни разу не чувствовал себя так, как теперь. На этот раз он был как бы паломником, город словно принадлежал ему. Работа в соборе, казалось, свалилась с небес, предоставив ему, возможность побывать там, где он родился и был усыновлен, именно тогда, когда он пытался решить, как ему жить с этим знанием.

«Как странно, – думал он, – что человек, всегда относившийся к прошлому с благоговением, внезапно лишился собственного прошлого». Из-за этого он чувствовал себя неполноценным и не был уверен в себе.

Припарковав машину, Крэндалл направился к библиотеке и вошел в ее массивные двери. Он знал, где находится то, что ему нужно. Здешнее отделение генеалогии, как его заверили, было одним из лучших в штате. Он надеялся, что так оно и есть, ибо у него было так мало сведений и вряд ли что бы то ни было или кто бы то ни был могли помочь ему. Сев за стол, Крэндалл попросил принести ему микрофильмированные документы о приобретении домов в 1950-х годах. Он уже просмотрел документы, относящиеся к шестидесятым, включая налоговые декларации, брачные свидетельства и свидетельства о рождении. Пока что его поиски не увенчались успехом. Он не мог найти никого с именем Дрексел Бартлетт. Так звали его родного отца. Это было единственной нитью, связывающей Крэндалла с его прошлым, которое неожиданно стало для него важнее всего. Он был просто одержим желанием выяснить о себе все…

Роуэн чувствовал, что его одержимость все усиливается. Со вчерашнего вечера он отчаянно жаждал… сам толком не понимая чего. Ему невыносимо хотелось снова увидеть прошлое, или, скорее, снова увидеть Энджелину. Узнать как можно больше о том, что некогда происходило в этом доме. Это желание снова привело его в библиотеку, но, как Роуэн и подозревал, ему не удалось узнать ничего, кроме той скудной информации, которой он уже обладал.

По дороге домой ему пришла в голову одна мысль. Экономка сказала, что портрет Энджелины был приобретен случайно. Откуда он взялся? Может, его бывший владелец знал что-нибудь об Энджелине? Он не слишком надеялся на это, но не видел другого выхода. На всякий случай экономка оставила ему свой номер телефона. Роуэн и представить себе не мог, как скоро он ему понадобится!

Оставив машину на дорожке, вдоль которой росли магнолии, Роуэн направился к дому. Забавно, он и не подозревал, что забыл выключить свет в гостиной! Интересно, с чего бы ему было включать свет? Ведь он уехал еще днем. Вдруг ему пришла в голову мысль, заставившая его сердце забиться быстрее. Он ускорил шаг. Возможно ли это? Как только Роуэн поднялся по ступеням, из темного угла выскочил Кот и, только распахнулась дверь, бросился в дом. Роуэн не обратил никакого внимания на его мяуканье.

В коридоре лежала полоса неяркого желтоватого света. Роуэн тихо подошел к приоткрытой двери. Он молил те силы, которые сейчас управляли домом, повторить то, что произошло накануне. Застыв перед дверью, он боялся распахнуть ее и заглянуть в комнату. Тут послышался тихий шорох. Любопытство победило. Роуэн чуть шире приоткрыл дверь и заглянул туда. Он немедленно увидел плавно двигающуюся по комнате женщину. Ее нежно-голубое платье с высоким воротом и пышной юбкой тихо шелестело.

Энджелина.