Распад. Новое солнце

За секунду до того, как крыша обрушилась прямо на них, Ягли приказал Голему накрыть его и Баса своим телом, но сделал это позже, чем следовало.

Что-то ударило Орша по голове, и он погрузился в темноту, на этот раз непроглядную.

***

Черный внедорожник ехал медленно, держась в середине сформированной колонны. Кузов машины, казалось, плыл по воздуху, в то время как широкие колеса и подвеска работали на износ, минуя ямы и кратеры, оставленные вчерашними взрывами. Рокот двигателя практически не проникал в салон и не мешал пассажирам наслаждаться травяным чаем и вовсю притворяться.

– Обязанность хозяина – выполнять любое желание гостя, – тихим, мелодичным голосом произнес надзиратель.

– Спасибо, – единственное, что ответил пленник.

Высокого мужчину звали Найджел Носидэ. Свои длинные тонкие волосы он собрал в хвост на затылке, для того чтобы они не падали на лицо и не скрывали его выразительных скул и гладкой ухоженной кожи. Его пальцы аккуратно собирали катышки с темно-зеленой военной формы, после чего изящно отправляли их в полет. Он слыл хорошим певцом в тех кругах, что скрывались от посторонних (непривилегированных) глаз, и знал массу пошлых анекдотов. Этот человек не вызывал и толику опасения, на деле являясь самой страшной личностью в Кунэше.

Его соседа напротив, изобретателя, что умер для всего мира, звали Лукас Алсет. Его седые волосы и небольшая борода блестели чистотой. Темный камзол, застегнутый на все пуговицы, скрывал полноватую фигуру (даже в молодости он несильно баловал ее тренировками). Глубокие морщины над переносицей в последнее время стали еще отчетливее, а повода для улыбки он не получал уже очень и очень давно.

– Доктор, хочу спросить вас кое о чем.

Алсет оторвался от своего термоса и наградил Носидэ тяжелым взглядом.

– Не про это, мой дорогой друг, не про это, – смеясь, произнес военный, выставляя перед собой руки. – Я прекрасно знаю, что такое «нет», особенно услышав это слово примерно сотню раз. Мой вопрос скорее философский – способ разогнать скуку, потешить самолюбие умными размышлениями.

Изобретатель еще некоторое время не отрывал от него глаз, после чего едва заметно кивнул.

– Отлично, – обрадовался Носидэ. – Тогда скажите мне, доктор, сколько стоит ваше слово?

Брови Алсета сошлись на переносице.

– Понимаю, недостаточно ясно выразился. Боюсь, это профессиональный изъян нас, шпионов, всегда говорим одними загадками, – Носидэ положил руку на сердце, всем своим видом выражая раскаяние. – Постараюсь быть более конкретным. – Он закрыл свой термос и поудобнее устроился в кресле.

– Все в нашем мире имеет цену. На это влияет множество факторов: культурные и религиозные особенности, новизна, необходимость, а главное – редкость. Даже значение «бесценного» может различаться: это и самое огромное сокровище, и бесполезный мусор, никому не нужный и забытый, – он сделал небольшую паузу, дав собеседнику время обдумать сказанное. – Осознавая всю противоречивость вопроса, во что бы вы оценили человеческое слово?

– Тридцать архонов[3 - Архон – основная денежная единица Республики Архелон, места рождения Лукаса Алсета.], – сказал изобретатель, не думав ни секунды.

– Интересно, – заулыбался Носидэ. – И как же вы это определили?

– Никак, просто сказал первое, что пришло в голову. Этот вопрос заведомо не имеет ответа, так что сгодится любой.

– Надо же, ученый – и говорит такое. Разве смысл вашей жизни не должен заключаться в раскрытии всех тайн Вселенной?

– Именно потому, что я ученый, именно потому, что я больше других сталкивался с вопросами без ответа, я смею это заявлять. В конечном счете даже мои слова ничего не значат, не стоят и архона.

– Вынужден с вами не согласиться, – парировал Носидэ. – Один архон или тридцать, сказал бы мне это какой-то прохожий, я бы рассмеялся ему в лицо, но вы… вас я безгранично уважаю. Ваши слова имеют вес, от них так просто не отмахнуться.

– Как хотите. В любом случае рассуждения без результата будут стоить нам лишь одного – времени.

– Значит, снова тупик, – расстроился Носидэ. – Жаль. А я так надеялся, что это когда-нибудь закончится. Мы живем в окружении людей, хотим им верить, но не можем, по крайней мере до конца. Как понять, что люди говорят всерьез, а что нет? – военный демонстративно вздохнул. – Честно, я уже и не уверен, понравится ли вам мой сюрприз, который я так старательно готовил.

Алсет встрепенулся, выронил из рук термос и беспокойно прильнул к окну.

– Какой еще сюрприз? Куда мы едем? – повысил тон изобретатель. – Очередная ваша игра, способ меня помучить?

– Ну что вы, мой дорогой друг? Я бы не посмел. Нет, нет, забудьте все, что я сказал. Давайте лучше вернемся, сделаем вид, что ничего не случилось.

– О чем вы! Что вы натворили?

– Доктор, боюсь, я поторопился с выводами. Знаете, когда человек в порыве гнева говорит, что убьет кого-то, это же совсем не значит, что он действительно кого-то убьет. Ты просто не придаешь произошедшему значения, потому что и сам ничего не значишь. Но есть люди возвышенные, чьи речи вершат судьбы. По своей глупости я считал, что каждое их слово не случайно, взвешено и нерушимо, несмотря на любые обстоятельства.

– Хватит юлить, Носидэ! Где мы?

– На подъезде к лесу Дувреш, – виновато произнес военный. – Помните тот званый ужин у премьер-министра пару месяцев назад?

Алсет помнил.

– В тот день вы были удивительно немногословны. Отвечали коротко и сухо, за исключением одного-единственного раза. Молодая дама, вы наверняка ее не запомнили: неброский макияж, черные длинные волосы и лазурное платье в пол с открытой спиной…

Алсет помнил.

– Так вот, она много говорила о природе, о том, как сильно ее любит. В ходе разговора она упомянула знакомый вам лес Дувреш, после чего спросила, будем считать, абсолютно без причины, хотели бы вы снова его посетить. Помните, что вы тогда ответили?

На лице Алсета отразилось удивление, чуть позже оно сменилось осознанием и гневом.

– Остановите! Остановите машину!

Внедорожник затормозил, и изобретатель выскочил наружу.

– Вы ответили: «Да, очень хочу», – сказал Носидэ, оставшись в полном одиночестве, и впервые за сегодня хищно, но искренне улыбнулся.

Алсет стоял посреди выжженной земли. Всюду витал пепел, лежали черные обгорелые деревья и искореженные боты. Война меняла все: людей, города, ландшафты, меняла до неузнаваемости, калечила и уродовала. Он бы никогда не узнал в этой пустыне смерти лес Дувреш, куда они ездили с палатками вместе с женой и дочкой. Эти теплые воспоминания сдавливали его сердце, но помогали засыпать по ночам, поэтому он надеялся однажды вернуться сюда, а теперь и эту мечту у него отняли, исказив до неузнаваемости.

– Сюрприз, – радостно прокричал подоспевший Найджел Носидэ, после чего стойко выдержал взгляд Алсета, полный ненависти и презрения. – Ну вот, вам не понравилось, – расстроился военный, – а я столько сил положил на этот бесполезный кусок земли.

Вдалеке виднелось что-то еще, какой-то комплекс зданий, обнесенный стеной, от которого шел дым. Изобретатель пешком направился туда.

– Доктор, куда же вы? – окликнул старика Носидэ. – Мы еще не успели там убраться.

Миновало больше трети часа. Алсет тяжело дышал, его ботинки стали серыми от пепла. Он переставлял ноги, понимая, что не хочет увидеть того, что ему предстоит, но все равно шел. Он не мог отвернуться, забыть, сделать вид, что ничего не было. Это сломало бы его, теперь уже окончательно. Носидэ, в отличие от Алсета, двигался легко и непринужденно. Он наслаждался всем, что видел вокруг, ведь война – это то, что он умел лучше всего. Только в окружении огня он чувствовал себя как дома.

Когда изобретатель достиг баррикады, то от отчаяния рухнул на землю. «Грязно, мерзко», – это первое, о чем подумал Алсет. Ему не хотелось касаться этого, не хотелось, чтобы это его запятнало, отчего позже он почувствовал невыразимый стыд.

Всюду валялись изувеченные тела, десятки солдат пали здесь из-за каких-то неосторожных слов… его слов. Теперь монолог Носидэ обрел смысл, вот она, цена – жизни десятков ни в чем не повинных людей.

Жгучая боль переполнила сердце.

– Они сражались храбро, – поведал ему шпион. – Могли даже победить, будь у них шанс. Печальное зрелище. Столько загубленных судеб, пострадавших и обескровленных семей. А скольким несчастным еще предстоит погибнуть, пока эта война продолжается? Точнее, пока вы храните секрет «Грозового неба».

– Замолчи, Носидэ! Пожалуйста, замолчи.

Алсет заплакал бы, имей он право. Слезы могли бы помочь, подарить облегчение, но старик хотел себя наказать, поэтому не проронил ни слезинки.