Безмолвное дитя

– Мне надо идти. Встретимся здесь, в больнице.

Я отняла телефон от уха и завершила звонок, сделав глубокий вдох, которому никто не помешал. Прислонившись к стене пустынной комнаты ожидания, я на секунду закрыла глаза.

– Эээ, миссис Прайс-Хьюитт!

Я открыла глаза, резко бросив плечи вниз. В дверях, засунув руки глубоко в карманы халата, стоял доктор Шаффер.

– Если у вас есть пара минут, то сейчас бы самое время взять у вас кровь на анализ. Чем быстрее мы сделаем анализы, тем лучше.

– Конечно, – с готовностью согласилась я.

– Как вы себя чувствуете? Вы готовы? – спросил он, имея в виду забор крови.

Но, покинув комнату ожидания и следуя за доктором, я всё размышляла над этим вопросом и сколько ни пыталась, ответить на него не могла.

8

Мне предложили чашку чая, бутерброд и план дальнейших действий. Предстояло ещё несколько процедур: рентген, УЗИ, психодиагностика, потом осмотр у терапевта. Также могло потребоваться осмотреть наш дом на предмет его «соответствия» положению вещей. В общем, очень много всего. С перебором.

Увидев Эйдена, Соня и Питер не смогли сдержать слёз, но Соня всё-таки повернулась ко мне и кивнула – они признали его. Как и я, они увидели в нём Роба. Флеботомист взял у меня порцию крови, но лично мне это уже было не нужно. Мальчик, находившийся в этой палате, был Эйденом, и мы все это знали.

Я почти уснула, когда для разговора со мной пришёл социальный работник, но в итоге говорил с ним в основном Джейк. К этому моменту мало что, кроме Эйдена, имело для меня значение, и уж точно не этот допрос с пристрастием, который мне устроили, чтобы выяснить, какая я мать. К десяти часам вечера голова у меня кружилась кругом, но соцработник был, по всей видимости, доволен собеседованием и сообщил нам, что ещё «заскочит» к нам домой, когда Эйдена выпишут из больницы. Я неохотно вышла из палаты Эйдена, чтобы оставить его в покое, и, ускользнув от остальных, раздобыла бутылку воды. Выйдя за двери больницы, я пристроилась на неудобной каменной скамье, не обращая внимания на мелкий дождик, орошающий мне волосы. Они тут же закучерявятся, но мне было все равно.

– Я позвонила Робу.

Я вздрогнула: Соня двигалась бесшумно, словно кошка. Её голос прорезал толщу моих тягостных мыслей, заставив вернуться к реальности.

– Спасибо.

Она села рядом со мной, оставив между нами достаточно места для того, чтобы там разместился ещё один человек, и обхватила себя руками:

– Это точно он. Даже не знаю, радоваться или плакать от того, что ему довелось испытать…

– Знакомое чувство.

– Не сомневаюсь. – Она повернулась ко мне лицом. – Хотелось бы сказать, что это подарок судьбы, но… не могу. Он такой странный… сидит там, почти не шевелится… – Она прикрыла рот рукой. – Он никогда не был таким спокойным. Питер звал его Тарахтелкой. Он нам рассказывал о каждом паучке, о каждом червячке, которого в саду нашёл… Прямо такой мальчик-мальчик!

– Я помню, – кивнула я.

– Роб приедет завтра утром. – Она поёрзала, почувствовав себя не слишком комфортно. – Он взял отгул.

– Здорово. Он нужен Эйдену. Мы все ему нужны.

Соня кивнула и погрызла ноготь на большом пальце.

– Где Эйден будет жить после больницы?

Я с удивлением посмотрела на неё:

– Со мной, разумеется. Я его мать.

Соня подняла руку, словно успокаивая:

– О, конечно, я просто… Ты же в родительском доме больше не живёшь, а я подумала, может, ему будет лучше в знакомом месте, например, у нас в гостинице…

Я жёстко и холодно хохотнула:

– Ни за что. Эйден – мой сын, и он будет жить со мной у меня дома.

– Ладно. – Её губы сжались в одну тонкую линию. – Раз так лучше для Эйдена… Я сейчас думаю только о нём, больше меня ничего не волнует.

– А я что, не думаю?! – Я рефлекторно вскинула голову, глядя на неё в тусклом свечении окружавших нас больничных окон.

– Эмма, я такого не говорила. Просто я понимаю, что у тебя скоро родится ребёнок, а Джейк для Эйдена – совершенно незнакомый человек, не так ли? А вот нас он знает. И Роба, и гостиницу.

– Но рос он не с вами, – сказала я. Как ни противно было признавать, кое-что из сказанного ею имело смысл, но я отогнала эту мысль. Во мне Эйден нуждался гораздо больше, чем в Робе, Соне или Питере. – Я присутствовала в его жизни больше, чем кто-либо другой, я была для него постоянной величиной, пока он не… – Я осеклась, стараясь взять себя в руки. – Понятное дело, сейчас в моей жизни наступили перемены, но именно я его растила, и не имеет значения, где мы будем жить и кто будет жить со мной – я его мать, и он поедет домой со мной. – Я сделала паузу и смахнула случайную слезу. – Если бы там лежал Роб, вы бы позволили кому-нибудь забрать его к себе?

– Нет, ни в коем случае, – вздохнула Соня. – Ты права.

Но в её голосе слышна была нотка несогласия. Она совсем не считала, что я права, но почему – я не понимала.

* * *

Той ночью я уснула прямо на стуле в больничной палате Эйдена. Ума не приложу, как это у меня получилось, ведь стул был, мягко говоря, не самым удобным для этого местом, да и беременный живот не прибавлял удобств. Но тело заставляет сделать то, что ему нужно, а нужно ему было поспать. В двенадцатом часу ночи доктор Шаффер разбудил меня, Джейк накинул на меня пальто, и они вывели меня из палаты. Эйдену нужен отдых, у него был длинный день. Пока я спала, Эйден не сомкнул глаз и смотрел либо на меня, либо в телевизор.

Я думала, что после ночи в собственной постели, горячего душа и нормальной еды – а не того, чем потчевала больничная столовая, – я почувствую себя более-менее по-человечески. Однако после пробуждения на следующий день, в пятницу, я снова была в полубессознательном состоянии, словно находясь в каком-то сказочном мире, и лишь моя неугомонная малышка в животе напомнила, что всё вокруг вполне реально. Эйден действительно жив, его действительно похитили и держали на привязи, как циркового медведя. Каждый раз, когда я думала об этом, у меня начинало противно сосать под ложечкой.

Джейк отпросился в школе и отвёз меня в больницу. Сегодня предстояло сделать рентгеновские снимки и пройти ультразвуковые исследования. Я впервые увидела Эйдена стоящим на ногах, и у меня перехватило дыхание от осознания того, насколько он мал ростом. В его походке была какая-то скованность, будто он не знал, что делать с ногами. Я рискнула пошутить на тему своей смешной в силу беременности походки, но Эйден даже не улыбнулся, хоть я намеренно и пошла вперевалку, изображая из себя человека намного грузнее, чем была на самом деле.

– Мы сегодня хотели бы подвергнуть более углублённому осмотру лодыжку Эйдена, – сказал доктор Шаффер. – Нужно также проверить и некоторые другие кости, а для этого потребуется несколько рентгеновских снимков. Затем возьмём кровь, а потом с ним проведёт некоторое время детский психолог.

По моему телу пробежали десятки маленьких иголочек.

– Я не хочу, чтобы он превратился в объект исследования. Он же не какой-то дикий ребёнок, воспитанный волчьей стаей. Он мой сын, а не просто имя в газете.

– Совершенно с вами согласен! – заверил доктор Шаффер, для солидности склонив голову. – Но я очень надеюсь на помощь психолога. В конце концов, без лечения Эйдена оставлять нельзя.

С этим не поспоришь.

– Могу ли я находиться рядом с ним во время рентгена? – спросила я.

Не успела я получить ответ, как дверь в палату распахнулась, и я резко выдохнула от изумления. Краем глаза я увидела, как Джейк обратил ко мне своё лицо с хмурой гримасой, а я так и осталась стоять, уставившись на вошедшего мужчину. Последний раз я видела Роба почти восемь лет назад – мы обсудили кое-что в те дни, когда Эйден был признан юридически мёртвым, и после того случая контактировали редко. Это ничуть не мешало Соне держать меня в курсе того, как идут его дела в армии, куда он пошёл вскоре после исчезновения Эйдена.

Роб замер, едва переступив порог. Его взгляд целиком сконцентрировался на Эйдене, и я увидела, как заблестели от влаги у него глаза, словно превратившись в стёклышки. Как до этого и я, и Соня, он всё сразу понял. Понял, что это его сын.

– Эйден… – прошептал он.

Мне удалось справиться с дыханием, но сердце отчаянно забилось. Роб был крупным мужчиной и заполнил своей фигурой весь дверной проём. Армия сделала его ещё более мускулистым по сравнению с нашей последней встречей. На нем были сапоги, джинсы и чёрная потёртая кожаная куртка с истрёпанными краями, каштановые волосы были острижены короче обыкновенного, а карие глаза были точь-в-точь как у Эйдена.