Империя бурь

Манона остановилась. Это был последний поворот на пути к комнате, где Эраван устраивал собрания. Астерина и Соррель тоже замерли. Манона знала: бабушка, Искара и предводительницы двух других кланов уже там, ждут ее. Несколько кланов выставили своих вторых и третьих заместительниц в караул. Ведьмы подозрительно косились друг на друга. Такие же подозрительные лица были у людей, застывших возле двойных дверей.

– Дерьмо там польется, только успевай поворачиваться, – сказала своим Манона.

– Нам не привыкать, – тихо ответила Соррель. – Разберемся.

Пальцы Маноны стиснули шлем.

– Если запахнет жареным, берите отряд и улетайте отсюда.

– Манона, ты не можешь войти туда и признать свое поражение, – прошептала Астерина. – До последнего вздоха все отрицай.

Если Соррель и знала, что Манона убила Желтоногую ведьму ради спасения их врага, она не показывала виду.

– Куда мы полетим без тебя? – спросила Астерина.

– Не знаю и знать не хочу, – довольно резко ответила Манона. – Знаю только, что после моей гибели отряд Тринадцати станет желанной мишенью для очень и очень многих.

Список желающих свести с ними счеты окажется невероятно длинным.

– Ты уведешь наших отсюда, – продолжала Манона, выдерживая взгляд своей первой заместительницы. – Любой ценой.

– Мы сделаем так, как ты приказываешь, главнокомандующая, – сказала Соррель.

Манона ждала, что Астерина и сейчас станет возражать. Но темные глаза Астерины вспыхнули. Склонив голову, она пробормотала что-то в знак согласия.

Камень в груди Маноны стал полегче. Она расправила плечи.

– Будь осторожна, – шепнула ей Астерина, стискивая руку.

Манона хотела огрызнуться, сказать, что она не какая-нибудь бесхребетная дура, но… она видела, на какие зверства способна ее бабушка. Свидетельство было рядом – на теле Астерины.

Манона твердо решила: она не войдет в комнату совещаний с виноватыми глазами или с глазами лгуньи. Нет, она повернет все так, что к концу Искара будет ползать и просить у нее прощения.

Вдохнув поглубже, Манона стремительным шагом двинулась к дверям. Полы красного плаща развевались на ходу.

За их приближением следило множество глаз. Иначе и быть не могло.

Манона не удостоила вниманием заместительниц низших рангов, хотя краем глаза отмечала их присутствие. Здесь были две молодые ведьмы из шабаша Искары. Шесть старых из шабашей предводительниц, чьи зубы успела тронуть ржавчина. И…

Еще две молодые караульные с синими плетеными кожаными обручами на лбу.

Значит, Петара Синекровная тоже здесь.

Если предводительницы кланов пришли с наследницами… она тем более не допустит, чтобы в ее сердце шевельнулся страх.

Манона стремительно распахнула двери. Астерина вошла следом за нею. Соррель осталась нести караул в коридоре.

Десять ведьм повернулись к вошедшей. Эравана не было.

В самом центре стояла ее бабушка, но Манона сейчас смотрела не на предводительницу клана Железнозубых. Боковым зрением она видела, как Астерина встала к стене, к четырем другим заместительницам этого ранга. Внимание Маноны сосредоточилось на золотоволосой наследнице Синекровных.

На Петаре.

Эту ведьму Манона не видела с памятного дня военных игр, когда спасла Петару от неминуемого падения в пропасть. Вот только спасти жизнь голубой драконихе Петары не удалось – дракон Искары впился ей в горло, что и вызвало падение.

Наследница Синекровных стояла рядом со своей матерью Крессэдой; обе высокие и худощавые. Бледный лоб Крессэды украшала корона из железных звезд. Ее лицо было непроницаемым.

Иным было выражение лица Петары. В ее синих глазах светилось предостережение. Петара была в кожаных доспехах и темно-синем плаще, скрепленном бронзовыми застежками. На груди подрагивала золотистая коса. Петара всегда была странной, витающей в облаках. Но этим отличались все Синекровные. Каких только прозвищ им не давали! Их называли «фанатичками», «неистовыми», «чокнутыми». Были прозвища и похлеще. И все – из-за трепетного, самозабвенного поклонения Трехликой богине.

Маноне сразу бросились в глаза впалые щеки Петары. Она помнила наследницу Синекровных совсем другой. Ходили слухи, что гибель драконихи надломила Петару и та неделями не вылезала из постели.

Ведьмам было несвойственно скорбеть, ибо они не позволяли себе полюбить настолько, чтобы потери ранили их. Даже если жизнь Астерины, вставшей рядом с заместительницей Крессэды, доказывала обратное.

Петара чуть наклонила подбородок. Это было нечто большее, чем формальное приветствие между наследницами. Жест могли заметить, и Манона поспешила повернуться к бабушке.

Бабушка, как всегда, стояла в своих пышных черных одеждах. Темные волосы были уложены венцом. Примерно так будут выглядеть короны, которые однажды появятся у нее и Маноны, когда они станут… Верховными королевами Западного края. Манона помнила это обещание. Помнила и бабушка, явно готовая ради его исполнения продать всех ведьм, что собрались здесь.

Манона поклонилась бабушке, затем двум другим предводительницам.

Что-то прорычала Искара, стоявшая рядом с Матерью Желтоногих. Та была древней, согбенной старухой. В ее зубах застряли остатки недавней трапезы. Манона холодно взглянула на Искару и снова повернулась к бабушке.

– Три встали вместе, – начала бабушка. Манона одеревенела. – Три предводительницы возносят почести трем ликам нашей Матери.

Три лика: Дева, Мать, Старуха. Потому предводительницы Желтоногих всегда выглядели древними старухами, предводительница Черноклювых всегда оставалась женщиной в расцвете лет, а Крессэда – предводительница Синекровных – внешне ничем не отличалась от своей дочери.

Но Манону сейчас заботило не это. Ритуал, начатый бабушкой, служил для особых случаев.

– Серп Старухи висит над нами, – подхватила Крессэда. – Да станет он мечом справедливости нашей Матери.

Манону позвали не на собрание. Это было началом суда над нею.

Искара заулыбалась.

Манона чувствовала, как напряглась Астерина. Ее заместительница готовилась к худшему.

– Кровь взывает к крови, – скрипучим голосом произнесла предводительница Желтоногих. – И нам надлежит решить, сколько крови должно пролиться.

Манона стояла, не шелохнувшись, не позволяя себе выказать ни проблеска страха и трепета.

Суды ведьм были жестокими и короткими. Обычно виновные получали три удара по лицу, под ребра и в живот. Суд с участием трех предводительниц был явлением редким и совершался лишь в случае особо тяжких преступлений.

– Манона Черноклювая, ты обвиняешься в убийстве ведьмы из шабаша Желтоногих, которое было вызвано исключительно твоей взыгравшей гордостью и больше ничем, – сказала бабушка.

Глаза Искары вспыхнули в предвкушении расправы.

– Поскольку убитая ведьма была из шабаша наследницы Желтоногих, это убийство является также и преступлением против Искары.

Лицо бабушки напряглось от гнева. Ее возмущало не само убийство, а то, что Манона не сумела его скрыть.