Академия Чародейства и Проклятий 3: Война света и тьмы

Я приподнялась на локтях, чтобы взглянуть ему в глаза. Они светились золотистым оттенком, полными тайны и силы. Я ненадолго задумалась, стараясь вспомнить свои последние слова, но они были под сюрреалистическим покрывалом прощания.

– Я сказала, что люблю тебя, а ты мне не ответил, – с вызовом произнесла я, и в этом заявлении была вся моя тревога, всё беспокойство о будущем, которое теперь выжигало меня, как святая вода вампира.

Кристиан, на мгновение задумавшись, окинул меня взглядом, в котором переплетались задумчивость и нежность. Он медленно поднял руку и провел пальцем по моей щеке, как будто хотел стереть слезы, которых у меня не было.

– Я помню каждое твое слово. Каждый раз, когда ты говорила «я люблю тебя», ты дарила мне частичку себя, – сказал он нежно, его голос как шепот в полутьме. – Я был слишком занят страхом потерять тебя, чтобы ответить. Я не знал, что сказать, как выразить свои чувства в этот момент. Мне было страшно. Теперь, когда ты снова со мной, я хочу, чтобы ты знала, я люблю тебя больше, чем когда-либо.

Эти слова пробудили во мне весь спектр эмоций – радость, облегчение и глубокую привязанность. Я прижалась к нему еще ближе, ощущая, как его сердце бьется в унисон с моим. Ночь окутала нас, как теплое одеяло, а вдыхая его аромат, я понимала, что моя новая жизнь началась с этого момента.

– Но я теперь не человек, Кристиан, – произнесла я, чуть смущаясь. – Я на половину вампир. У меня есть слабости. Какие у тебя слабости? Неужели я теперь должна бояться не только света, но и тебя?

Кристиан слегка усмехнулся и поднял одну бровь, выглядя одновременно обаятельно и загадочно.

– У вас, полу-вампиров, есть свои уникальные слабости. Вы более восприимчивы к солнечному свету. Один час под прямыми лучами может вызвать серьезные проблемы. Но одно я могу тебе сказать, – он притянул меня ближе к себе и наклонился, чтобы я могла уловить его дыхание, – моя главная слабость – это ты.

– Ты не понимаешь, – продолжала я, – я не знаю, как контролировать свою жажду. Как вообще можно быть в компании людей, если я, возможно, наврежу им в порыве голода?

– Мы справимся с этим вместе, – уверенно произнес он, накрывая меня своим теплом. – Я буду рядом с тобой, чтобы учить, защищать и заботиться о тебе. Ты должна знать, что твои страхи это лишь часть перехода. Мы научимся использовать твою силу, а не бояться ее.

Я посмотрела ему в глаза, там не было ни капли сомнения. В его взгляде я увидела решимость и любовь, что добавляло мне уверенности.

– Хорошо, – медленно произнесла я, – но есть ли ещё другие слабости, о которых мне стоит знать?

Кристиан легким движением отодвинул волосы с моего лица.

– Есть одно – серебро. Оно может вызвать у вампиров сильную боль. Но, – добавил он с улыбкой, – несмотря на это, я бы никогда не позволил, чтобы это стало причиной разлуки между нами.

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри меня разгорается свежая волна уверенности и решимости.

– И кстати, – произнес Кристиан, с легкостью наматывая на палец прядь моих теперь уже светлых волос. – Мне нравится твой новый цвет.

Я закатила глаза в ответ. Мой новый цвет… казалось, что это было высмеиванием.

– Я похожа на седую старуху, – фыркнула я, нахмурившись. – Мне не идет блонд.

В голове пронеслась мысль о том, что я похожа на Айрис – его сумасшедшую бывшую, которую я убила год назад. Убийство, несомненно, поменяло меня, не только изменило мою сущность, но и оставило на душе тяжелый след. Теперь, когда я стерла с лица земли её существование, мне оставалась лишь быть её ненавистной тенью.

Кристиан усмехнулся, и я ощутила, будто этот звук был напоминанием о том, как я быстро отреклась от своей старой жизни. Его глаза сверкали, словно пара ночных звезд, полных загадок и вечных историй. В них я читала уверенность, не поддающуюся логике, и я знала, что каждый момент с ним – предел моих ощущений.

– Ты знаешь, что блонд стал символом силы? – продолжал он, будто читая мои мысли.

Я сморщила губы. Конечно, силы. Я лежала на его груди, еще не осознавая, какое темное, и в то же время, шокирующее будущее мне предстояло. Но именно его слова придавали мне сил. В этот миг, в этой комнате, где каждое слово обретало вес, я поняла, что не хочу оставаться одной.

На мгновение я замерла, впитывая все эти эмоции. Я подняла голову, и наши глаза встретились. В них отражалось нечто большее, чем просто любовь. Это была связь, о которой мечтаешь каждую ночь – объединение двух душ, постигнутых потерей и болью, но нашедших друг друга среди окутывающей тьмы.

– И еще, – произнес Кристиан, его голос стал низким и таинственным, – скажи, ты не жалеешь о том, что стала такой?

– Я не знаю, – призналась я, подбирая слова. – Но я знаю одно: я не позволю, чтобы моя жизнь вновь стала пустотой.

Его усмешка озарила комнату. Я знала, что воспоминания о прежней жизни отделяются от меня, как перо, оставленное в старой книге. Чувство отречённости растаяло в его улыбке, и я, кажется, впервые ощутила себя свободной.

Мы лежали так, не зная, сколько прошло времени. Я знала, что Джек, сосед по комнате, наверняка снова куролесит с кем-то. Это означало, что комната была только нашей, и тишина вокруг нас только усиливала ощущение покоя. Но это спокойствие было обманчивым. В отличие от Кристиана я не могла заснуть. Вампирский сон явно был не для меня. Я осталась в этом новом, неожиданном состоянии вечного недосыпа.

Поднявшись на локте, я посмотрела на Кристиана. Его черные волосы слегка падали на лоб, а скулы были четко очерчены и расслаблены в глубоком сне. Он был совершенен, как картина мастера – магическая и недоступная. Глядя на него, я улыбнулась. Он снова был моим.

Я осторожно села на кровати и потянулась к кроссовкам, стараясь не издавать ни звука. Комнату охватил полумрак, я знала, что мне нужно немного побыть одной, чтобы разобраться с новыми ощущениями. Я оставила комнату, тихо закрыв за собой дверь. Коридор общежития был темным и безмолвным. Все остальные уже спали, и в этом уединении я почувствовала себя немного одинокой и немного свободной.

Выйдя на улицу, я вдохнула свежий воздух. Ночь была окутана завесой звезд, которые действительно были ярче, чем когда-либо, когда я была человеком. Каждый звук был отчетливым, а запахи острее. Каждая деталь этого мира напоминала мне о том, что я теперь живу в другом измерении.

Я направилась к саду, где проводила вечера на старой скамейке. Тень от густых деревьев накрывала эту укромную территорию, создавая атмосферу уединения, в которой я могла даже на мгновение забыть о том, что моя жизнь кардинально изменилась. Я чувствовала себя потерянной, словно путник в безбрежном море. За квадратными кустами прятался мой маленький мир, заполненный воспоминаниями, как будто природа сама пыталась укрыть меня от суровой реальности.

Сад был полон ароматов свежих цветов, но сейчас вся эта красота казалась мне лишь фоном для моей внутренней борьбы. Я села на скамейку, и холодная древесина, словно предатель, пронзила меня своей ледяной преградой. Протянув ладонь вперед, я попыталась вызвать огонь, как если бы он был частью моей сущности, как будто мое новое «я» должно было стать тем, что я когда-то любила – красивым и опасным. Я представила, как пламя распускается на моей ладони, подобно темной, сумеречной розе, стебель которой обвивают шипы.

Но огонь не появился.

Я повторила попытку. Ничего. Разочарование охватило меня, как ледяная волна, заливающая берега моей надежды.

– Черт, неужели у меня теперь нет магии? – фыркнула я, всматриваясь в свои ладони, словно боясь, что они могут меня предать. Эти руки, которые когда-то были полны силы, теперь казались пустыми и бесполезными.

Несмотря на мою решимость, магия оставалась молчаливой, как листья, колеблющиеся на ветру. Непонимание и страх закрадывались в мою душу, создавая взрывоопасное смешение эмоций. Каждая неудачная попытка вызывала вопросы. Кто же я теперь? Возможно, я не просто полу-вампир? Возможно, я застряла в этом новом, неопределенном существовании, еще не нашла свою личность?

С этими мыслями я осталась одна в темноте, ощущая, как кусочек меня продолжает искать ответ, как если бы он был блуждающей звездой на небосводе, мечущейся среди космической бездны. Я устала от этого процесса поиска и оставила попытки вызвать свою магию. Медленно поднявшись с лавки, я направилась обратно в общежитие, где меня ждала не менее загадочная жизнь.

Подойдя к двери, я тихо ее открыла, стараясь не разбудить Бэт. Но, как оказалось, она не спала. На кровати, сшитой из ярких тканей, сидела моя лучшая подруга, напряжённо ожидая моего возвращения, словно часовой на посту.

– Ты где была? – спросила она, резко соскочив с кровати. В её голосе чувствовались волнение и тревога. – Я волновалась.

Я улыбнулась, но в этом жесте не было веселья. Бэт была моей опорой, и я так хотела рассказать ей обо всем, но страх сковывал меня. Вместо этого я подошла к шкафу, достала из него пижаму и переоделась, словно эта рутинная задача могла отвлечь меня от потока мыслей.

– Я была у Кристиана, а потом решила прогуляться по саду, – произнесла я, усевшись на её кровать.

– Ты в порядке? – Бэт присела рядом и посмотрела мне в глаза с той искренней заботой, за которую я её любила.

Я вздохнула. Ответа не было. Быть полу-вампиром – это значит жить на грани, и сейчас я испытывала весь этот баланс и противоречие. Мысль о том, что даже моя магия, ставшая частью меня, теперь оставалась в тени, угнетала.

– Не знаю, нет, – наконец, выдавила я из себя. – Я пыталась вызвать свою магию, но все попытки тщетны. Её кажется нет.

Бэт положила голову мне на плечо и тихо вздохнула. Я чувствовала тепло её тела, но это тепло только усугубляло холод в моей душе.

– Вальдо поможет, он разберется, – сказала она, но я почувствовала, как напряжение охватило меня.

– Хватит. Опять этот Вальдо! – мрачно буркнула я, сбрасывая её голову с плеча. – Я не хочу, чтобы он разбирался и вообще лез в мою жизнь. Пусть он оставит меня в покое. Он уже достаточно всё разрушил.

Это имя – Вальдо – наводило на меня настоящий ужас, переплетённый с презрением. Отец, которого я даже не успела толком узнать, а уже возненавидела. Он был как ядовитый плющ, окутывающий меня, лишая воздуха. Даже если это он даровал мне жизнь, она была скована цепями его решений, а не моих.

Бэт глубоко вздохнула. Она не спорила, и это расстраивало меня ещё сильнее. Она знала, что я права, чёрт возьми. Но в её голосе всегда проскальзывали эти тонкие, почти неуловимые нотки защиты, упрямый огонёк веры в то, что, вопреки всякой логике, Вальдо был способен на что-то доброе. Это выводило меня из себя.

– Когда будет суд над Эдвардом? – мой голос был плоским, лишённым обычной теплоты, которую я берегла для Бэт. Это был щит, и одновременно оружие.

Бэт нахмурилась, глубокая складка появилась между её выразительными бровями. Её взгляд, обычно такой открытый и нежный, метнулся в сторону, упёршись в истёртый ковёр под ногами. Она теребила распустившуюся нитку на рукаве, явный признак её колебаний. Тишина натянулась, тугая и неловкая, прерываемая лишь далёким карканьем ворона за окном. Я смотрела на неё ещё интенсивнее, впиваясь взглядом, отказываясь позволить ей ускользнуть от моего невысказанного требования. Сердце колотилось тяжёлым, обвиняющим ритмом в груди.

– Завтра, – сдалась она. Её голос был едва слышным шёпотом, вырванным признанием.

– Во сколько? – спросила я, слова вырвались резко и бескомпромиссно.

– Ты не пойдёшь туда, там будет ОБМ, – возразила Бэт, её голос стал строже, в нём появилась внезапная сталь, сменившая прежнюю нерешительность. Её глаза наконец встретились с моими, полные смеси беспокойства и отчаянной попытки защитить меня.

– Я что-нибудь придумаю, – фыркнула я, горький, язвительный смешок вырвался из моих губ, пропитанный вызовом, который я даже не пыталась скрыть. Придумаю что-нибудь? Я бы горы свернула, если бы пришлось. Мой голос надломился на имени Эдварда, сырая боль расцвела в моей груди. Чувство вины, тяжёлое и удушающее, обвилось вокруг меня. Каждый вдох ощущался как предательство. Он там, в заключении, из-за меня. Из-за моей глупости, моей наивности, моей медлительности.

– Суд будет в девять утра, – призналась Бэт, но тут же добавила: – Но тебя туда всё равно не пустят. Никого из студентов не пустят, кроме… – она замолчала, её голос стих.

– Вальдо, – закончила я мрачно, имя, ядовитый свист на моём языке, повисло в воздухе, словно проклятие. Это была искра, поджёгшая пороховую бочку внутри меня. Хрупкая плотина, которую я построила, чтобы сдержать свою ярость, мгновенно рухнула. Вся тщательно подавляемая злость, тлеющее негодование, глубокое чувство несправедливости – всё это вырвалось наружу.

Я поднялась с кровати, матрас едва слышно застонал под резким движением. Каждая клеточка моего существа покалывала обжигающим жаром, вулканическим извержением прямо под кожей. Моя кровь ощущалась как расплавленный свинец, бурлящий от невыносимого негодования.

– Как этот ублюдок может оставаться на свободе, когда он, по сути, олицетворяет магию теней?! – мой голос разорвал тишину комнаты, хриплый и дрожащий. Кулаки сжались так крепко, что костяшки побелели, ногти вонзились в ладони полумесяцами. Грудь тяжело вздымалась, каждый вдох был болезненным глотком воздуха. – И почему невиновный Эдвард должен страдать за всё это?!

Несправедливость всего этого была физическим ударом, отнимающим дыхание, застилающим зрение горячими, злыми слезами. Бэт лишь огорчённо покачала головой, медленное, скорбное движение, которое говорило о многом. Это был не упрёк, а жест, полный скорби и усталой покорности, как будто она пыталась в очередной раз передать какую-то древнюю, болезненную мудрость о суровых истинах мира, которую я была слишком молода или слишком упряма, чтобы понять. Её глаза, всё ещё устремлённые в окно, имели далёкий, почти призрачный вид.

– Этот мир не так уж прост, – мягко сказала она, почти болезненно тихо, шёпот против бури, бушующей во мне. Она смотрела в окно, её силуэт вырисовывался на фоне темнеющего неба, словно в поисках ответов в угасающем свете. – Иногда приходится приносить страшные жертвы, чтобы спасти тех, кто нам дорог.

Её слова резанули меня как лезвие, холодные и точные. Они не просто резали; они выворачивались, находя самые сырые, самые уязвимые части моей души. Я опустила глаза, пытаясь понять, говорит ли она сейчас о себе, об Эдварде… или обо мне? Что они сделали ради того, чтобы вернуть меня из мёртвых? Что это значило для них? В её словах я чувствовала тягость выбора и утраты, которые настигли её и Кристиана, когда я исчезла. Я не знала, каково было им, как глубоко они страдали, и какие мольбы иссушили их голос. В то время как события шли на лад, я осталась в противоречии своего нового положения, не зная, как мне себя вести.

В этот момент я поймала себя на мысли: винить их за то, что я осталась жива и теперь на половину вампир, было бессмысленно. Я жила, но цена, которую я заплатила, оставила глубокие шрамы, и каждый шрам отдавал сигнал к тревоге. Я чувствовала, как новая жизнь во мне стремится вырваться на свободу, но оставалась связанной с теми, кто остался в тени.

– Ладно, я спать, – сказала я, глядя на Бэт, пыталась скрыть свою озабоченность и неуверенность.

В её глазах я искала немое понимание, но она лишь тихо кивнула, потянувшись к своей подушке, словно готовясь погрузиться в мир снов, где не существует ни страха, ни сомнений.

Я легла на свою постель, стараясь расслабиться. Однако потолок, который прежде казался мне знакомым, теперь стал бескрайним. Я смотрела на него, прислушиваясь к звукам комнаты: лёгкое сопение Бэт, шорох ночных теней, которые привиделись мне между светом и тьмой. Сон не шел. Я чувствовала, как напряжение внутри меня нарастает. Каждый миг напоминал мне о моем новом существовании, о том, что я теперь стала частью чего-то более глобального, чем простая человеческая жизнь.

Я подняла руку и провела ею по шее, где кусок кожи уже давно был, как мне казалось, необратимо исписан новым знаком – знаком вампирской судьбы. Воспоминания о том, как всё произошло, привидевшись в сознании, вновь и вновь терзали меня: ночь, когда всё изменилось, когда я впервые взглянула в бездонные глаза Бэт и поняла, что мой мир уже никогда не будет прежним.

Бэт тихо посапывала рядом, полностью погруженная в сон. Я завидовала ей – этому миру снов, который ей был доступен, когда для меня ночь превратилась в лабиринт страхов и жажды. Я прижала колени к груди, пытаясь найти комфорт в этой новой реальности, но страх питал моё беспокойство, связывал меня с темными аспектами моей новой сущности.

С каждым мгновением ночь становилась всё более гнетущей, и единственным моим спутником оставались мысли – они вились вокруг, нашёптывали мне о том, что происходит. Я старалась не думать о голоде, который звал меня, но он становился всё настойчивее. В такие моменты я чувствовала себя как будто на краю обрыва, готовая упасть, и это было пугающе.

Тишина в комнате стала почти осязаемой, и, пожалуй, единственным звуком, способным расслабить меня, стал тихий щебет, руками проводящий по стенам. Я пыталась сосредоточиться на таких простых вещах, пыталась найти утешение в чем-то многовековом, но ни одна мысль, ни одно воспоминание не могли отвлечь меня от реальности, которая всё больше поглощала меня.

Я вновь и вновь возвращалась к мысли о суде Эдварда. Зачем мне это нужно? Это был риск, который мог стоить мне жизни. Но в ту же минуту я знала, что это было важно. Эдвард, с его загадочной и темной личностью, всегда притягивал меня. С ним была связана моя судьба, как бы я этого ни хотела. Я погрузилась в воспоминания о нем – его саркастическая улыбка и проницательные глаза, которые будто читали мои самые глубокие страхи.

Вальдо… Идея того, что он мой истинный отец, меня истощала. Я ненавидела его за всю боль, которую он мне причинил, и за то, что ставил под угрозу не только свое существование, но и жизни окружающих меня. Запрещать мне идти на суд – его попытка защитить меня или же еще одна хитрая манипуляция? Я сомневалась, но желание узнать правду брало вверх над разумом.

Я перевернулась на бок, укрылась потеплее и попыталась успокоить себя. Бэт, даже без слов, чувствовала мою борьбу, и хотя у нее не было тех знаний о мире, в который я оказалась втянутой, ее поддержка значила для меня больше, чем я могла выразить словами.

– Ладно, – тихо произнесла я, как будто пытаясь убедить не только ее, но и саму себя. – Завтра будет другой день. Я всё еще могу на всё повлиять, как бы ни сложилась ситуация.

Как только я произнесла эти слова, на мгновение мне показалось, что мир вокруг меня наполнился надеждой. Но скоро это ощущение развеяло дыхание страха. Я снова взглянула на свет, пробивавшийся сквозь щели, и зажмурилась, отгоняя мысли о завтрашнем дне. Я знала, что не смогу спать. Снова.

Тишина комнаты лишь подчеркивала мои внутренние противоречия. Я не могла позволить себе больше оставаться в неведении, и, когда солнце медленно начинало подниматься над горизонтом, мне стало ясно: несмотря на все риски, в этом мире я должна быть сильной и решительной. Мягкий свет предрассветного неба пробивался сквозь старые шторы нашей комнаты, обнимая тусклыми, размытыми тенями стены. Я тихонько лежала на своей постели, чувствуя, как с каждым часом мрак расплывается, уступая место раннему утру. Казалось, весь мир затаил дыхание. А я, в свою очередь, думала. Об Эдварде, о суде, о своем плане. Мысли вихрем кружились в голове, и, несмотря на мою решимость, холодный металлический привкус страха тяжело оседал где-то в глубине.

Я повернула голову к окну, разглядывая, как слабый свет прорывается сквозь полупрозрачные занавески. Мои дампирские чувства обострились: я чувствовала шепот ветра за окном, улавливала запах ночи, ещё не до конца уступившей место дню. Вместе с новообретёнными способностями пришла ответственность, и я понимала, что сегодня, на суде Эдварда, я должна быть.

Я ещё раз перебрала в голове план. Всё было тщательно продумано. Нужно пробраться на заседание тайно. Белые маги, известные своей стражей и хитростью, будут дежурить на каждом углу, их чары станет трудно обойти. Но легко не будет – я знала это с самого начала. Я знала и о наказании, которое может последовать. Но ради Эдварда… ради всего, что между нами было и остается, я готова пойти на риск.

Светлеющий потолок над моей кроватью не отвлекал. В голове рисовались детали: как я выскользну из академии, когда Бэт ещё будет спать; как увернусь от магических ловушек и незаметно проникну в зал, где решается судьба Эдварда. Исхода суда я не знала, но одно было ясно – его исход должен был быть справедливым. А я должна была быть там. Моё сердце, которое начало менять ритм из-за его смешения с кровью вампира, давало лишь один ответ: без борьбы этот день нельзя оставлять.

Едва начинавшийся рассвет всё-таки притупил мои мысли. Быть может, я задремала на несколько минут – в своём полусне я еле различала тени за окном, слышала, как Бэт резко перевернула подушку, бросила что-то невнятное во сне. Но едва я улавливала моменты абсолютной тишины в комнате, изнутри разгоралась твёрдая уверенность: пути назад нет.

Когда первые лучи утреннего солнца коснулись комнаты, я наконец поднялась с кровати. Осторожно, чтобы не разбудить Бэт, я заправила одеяло и натянула свою куртку. Её рукава слегка щекотали запястья – всё казалось таким обыденным, даже когда внутри всё горело.

Бросив последний взгляд на подругу, я выскользнула в общий коридор и шагнула к двери. Холодный воздух встретил меня, будто напоминая, что с этим утром приходит испытание. Моя миссия началась.

Мои ботинки тяжело ступали по гравийной дорожке, ведущей к внешнему периметру. Внушительные ворота Академии, кованые из черного железа, мрачно возвышались надо мной—символ всего, что я ненавидела, и одновременно того, что меня сформировало. Я не позволяла себе оглядываться. Мое внимание было сосредоточено, как лезвие бритвы: суд, приговор, Эдвард.

Прохладный осенний ветер был жесток, он трепал пряди моих волос, бросая их мне в лицо, словно насмехаясь над моей решимостью. Птицы пели где-то в кронах, но их мелодия звучала как издевка над моей безнадежной ситуацией.

Вдруг мир вокруг меня не просто замедлился – он замер. Я почувствовала, как невидимая, леденящая сила схватила мои конечности. Это было не онемение, а полное и мгновенное отсутствие движения, словно меня погрузили в смолу, затвердевшую за долю секунды. Мои мышцы кричали в безмолвной агонии, запертые в собственной коже. Я стала марионеткой, подвешенной на невидимых, алмазно-жестких нитях.

– Куда ты собралась? – Голос. Низкий, жесткий, вибрирующий от присущего ему презрения. Мне не нужно было оборачиваться. Кровь, которая сейчас с трудом циркулировала в моих жилах, знала этот звук наизусть. Это был он. Вальдо. Сукин ты сын.

Невидимые нити ослабли, не разрушились, а лишь отпустили контроль, и я рухнула на землю. Камни впились в ладони. Яростно моргая, чтобы прогнать накатившее головокружение, я с трудом поднялась на колени и прищурилась, пытаясь рассмотреть его в ярком, пронзительном свете утреннего солнца.

Он стоял надо мной, величественный силуэт смертоносной, аристократической грации. Его лицо, обычно скрытое за маской скуки, было искажено темной яростью. Эти глаза – пронзительный, нечеловеческий, изумрудно-зеленый цвет, который я, к своему несчастью, унаследовала – были лишены всякой теплоты, наполненные лишь хладнокровным, расчетливым голодом хищника.

– Я спрашиваю, куда ты собралась? – бросил он, склонившись так, что его тень полностью поглотила меня.

Страх был резким электрическим разрядом, но гнев оказался пожаром, поглощающим все остальное. Воспоминание о его роли в этой истории, о том, что он позволил, уничтожило мой инстинкт самосохранения. Мой голос пробился через гнев и страх.

– В суд, – фыркнула я, ощущая, как желчь поднимается к горлу.

– Ты не пойдешь, – решительно сказал он. Это не было предупреждением. Это был приговор.

Я резко поднялась на ноги, отряхивая гравий с колен, собирая силу внутри себя. Это было всё, что у меня осталось.

– Я хочу увидеть Эдварда, – произнесла я, чувствуя, как ярость нарастает в груди, угрожая прорваться сквозь тонкую оболочку самообладания.

– Исключено, – отрезал он, его лицо стало ещё более мрачным. – Там ОБМ. Я не позволю тебе быть там. Что скажет Миранда, когда увидит, что ты жива? Или что сделает? Она убьёт тебя на месте.

Миранда. Имя прозвучало в моих ушах, как похоронный колокол, оповещая о надвигающейся опасности. Но Эдвард… Он стоил этого риска. Я потеряла уже слишком много, чтобы потерять его тоже. На этот раз не было пути назад.

– Плевать, – фыркнула я несмотря на то, что почувствовала микроскопическую дрожь в пальцах. Мелкая, досадная человеческая реакция.