Одержимый запретным желанием

– И у тебя, полагаю, все хорошо. Слышала, ты пытаешься продать Николе и Эдди очень дорогую квартиру, – не без ехидства проговорила Мими.

– Я показала им очень красивую квартиру, – поправила ее Дана, взяла канапе с яйцом и попыталась растянуть его на целых два укуса. – В пределах той суммы, что она и ее жених озвучили, да и квартира им пришлась по вкусу.

– Как это странно, наверное, что именно ты показываешь им квартиру.

– Счастливая случайность, – кивнула Дана, умолчав про пару манипуляций, к которым ей пришлось прибегнуть, чтобы гарантировать, что именно она будет заниматься их квартирой. – Где Никола, кстати?

– Повезла Эдди и его родителей осматривать деревенскую церковь. – Мисс Латимер недовольно скривила губы. – Она решила, что хочет венчаться именно там. Довольно забавно, учитывая, что Лондон был бы более удобен для всех. Но ей удалось убедить Эдди и всех остальных, что лучше устроить тихую загородную свадьбу в кругу семьи и друзей, – добавила она многозначительно.

Дана пропустила ее намек мимо ушей.

– Только небо знает, что подумают Марчвуды, – капризно продолжала тетушка. – Я пыталась вразумить девочку, но почему-то итальянский племянник Серафины принял ее сторону. – Мими недовольно фыркнула. – Конечно, он всегда портил Николу, поощряя ее действовать по-своему. Я только удивлена, что он сам не женился на ней.

Дана почувствовала, что ее сердце замерло в груди, а горло будто сжали. Она сделала глоток чаю.

– Зак Белисандро едва ли вообще когда-нибудь женится.

«Итак, я скоро его увижу», – подумала она.

Перед ее мысленным взором предстал мужчина с развевающимися на ветру светлыми волосами и с почти мальчишеской внешностью. Добрые синие глаза, и губы, всегда готовые растянуться в улыбке. Любая женщина хотела бы оказаться рядом с Адамом, и Дана это знала.

И она держалась за этот образ. Во многом для того, чтобы ее мысли не занимал другой образ – другого мужчины, чье лицо было смуглое и угрюмое, и глаза – темные и непроницаемые, как беззвездная зимняя ночь.

Девушка аккуратно поставила чашку с недопитым чаем на стол.

– Было приятно с вами поговорить, но я хотела бы прогуляться после долгой поездки.

Дана вышла через двери на террасу. В голове все время крутилось имя – Зак Белисандро.

Единственный наследник огромной международной империи Белисандро. В настоящее время он весьма успешно работал в Австралии и на Дальнем Востоке.

Именно он вынудил ее покинуть Мэннион на семь лет. Ее враг, который и сейчас поставил бы преграды, если бы смог.

«Не думай о нем, – сказала она себе. – Сконцентрируйся на Адаме. Он единственный, кто по-настоящему важен для тебя».

Но разум не повиновался. Она все еще думала о Заке, он заслонял все вокруг, словно тень, набежавшая на солнце.

Несмотря на жару, Дана содрогнулась.

«Надо просто держаться от него подальше. Избегать встреч. По крайней мере, пока я не получу того, что хочу, чтобы он не смог помешать мне во второй раз. Пока я не стану женой Адама Латимера, и Мэннион не будет принадлежать мне. Как это и должно быть».

«Капитан Джек Латимер, – подумала она, – сын Серафины, солдат и мой отец. Если бы он не был убит в той засаде в Северной Ирландии, жизнь моей матери и моя были бы совсем другими. Они поженились бы, и Серафине пришлось бы смириться с этим».

Спустившись с террасы, она направилась через лужайку к аллее, обсаженной кустами. С тех пор как она поселилась в Мэннионе, это было ее любимое место, где можно было укрыться, особенно когда она скучала по матери и хотела поплакать. Тетя Джосс была очень добра, но всегда ужасно занята, чтобы уделять племяннице достаточно внимания. Тем более что присматривать за племянницей была навязанная ответственность – мать Даны часто попадала в больницу, а бродить вокруг без присмотра маленькой девочке тетя не позволила бы.

Да, она часто оставалась одна. Она ощущала себя не просто одинокой, а покинутой. Особенно остро она испытывала это чувство, когда, сидя под дверью комнаты, слушала, как надрывно и горько плачет ее мать.

Это тоскливое чувство было с ней все время, даже тогда, когда они с матерью возвращались в их убогую квартирку. После выписки из больницы ее хрупкой и раньше времени увядшей матери приходилось отбивать атаки службы опеки – обещать бойким женщинам, приходившим к ним по вечерам с проверками, что теперь-то она соберется с силами, найдет работу и будет бороться, хотя бы ради Даны.

Девушка остановилась, сжав руки в кулаки. Будучи ребенком, она видела, что это невыполнимо. К тому времени все, о чем мать могла думать, – был Мэннион.

– Наш дом, – снова и снова шептала ей на ухо мать перед сном. – Наша крепость. Наше будущее. У нас все отняли, потому что я всего лишь сестра экономки. Я думала, твоя бабушка обрадуется, когда я пришла к ней. Будет рада увидеть ребенка Джека. Я думала, что мы могли бы оплакивать его вместе. Вместо этого, она прогнала нас обеих прочь. Мое сердце разбилось, когда не стало твоего отца, и Серафина добила его осколки. Мэннион был наследием твоего отца, дорогая, так что теперь он принадлежит нам. И однажды он будет наш. Скажи это. Скажи сейчас.

И, послушно закрыв затуманенные сном глаза, Дана шептала:

– Однажды он будет наш.

Но и это не помогало. И вскоре Дана снова слышала всхлипывания или видела, как мать смотрит в одну точку невидящим взглядом и никак не реагирует на происходящее.

Тогда Дана быстро убегала в Мэннион, к тете Джосс, чувствуя себя в большей безопасности, поскольку она воспринимала этот дом как свою собственность. Такие всходы дали семена, посаженные матерью…

Миссис Браунлоу, одна из тех дам, что навещали мать, теперь регулярно наведывалась в Мэннион, для консультаций с тетей Джосс.

Иногда до девочки доносились обрывки их разговоров: «такая сложная ситуация…», «не вина ребенка…», «очень способная, но страдает от этих перебоев…»

И снова и снова она слышала от тети Джосс: «Такая нездоровая одержимость…»

Однажды миссис Браунлоу сказала:

– Линда выглядит гораздо более жизнерадостной, это хорошая перемена. Мы надеемся, что отъезд подействует на нее благотворно. Кажется, она с нетерпением ждет этого.

– Две недели в Испании? – В голосе тети Джосс звучало сомнение. – Без Даны?

– На первый раз – да. Чтобы увидеть, как она справляется. Возможно, позже мы сможем организовать совместную поездку.

Дана была рада отъезду матери. И не только потому, что теперь ей не придется пропускать школу, – из-за ее частых отсутствий дети относились к ней как к аутсайдеру. Тогда она даже не вполне понимала, где находится эта Испания. Наверняка далеко от Мэнниона, единственного места, где ей хотелось быть. И она была готова бороться, чтобы остаться тут.

Но мать Даны, похоже, отказалась от борьбы. Потому что по истечении двух недель тетя Джосс получила письмо, в котором Линда сообщала, что нашла работу в местном кафе и останется в Испании еще на какое-то время.

Ее решение вызвало возмущение среди социальных работников, которые занимались ее делом. Но тетя Джосс заверила их, что для Даны так будет даже лучше, а ее воспитание она берет на себя.

Девочка скучала по матери, но также была рада, что ей не придется быть свидетельницей ее нервных срывов и затяжных депрессий. Так Дана поселилась в доме, которым жаждала обладать ее мать. Оставалось надеяться, что со временем отношение Серафины к ней изменится и она примет ее как внучку.

В жизни Даны произошли изменения к лучшему, когда на все лето приехала Никола. Родители Николы развелись, ее и брата суд определил жить с отцом, тогда как мать отправилась в дебри Колумбии со своим любовником-миллионером.

– А меня даже не спросили, хочу ли я поехать в Колумбию, – поведала Никола, когда Дана довольно неуверенно показывала ей окрестности по указанию Серафины.

Никола тяжело переживала развод родителей.

– Папа сказал, что на выходных мы можем пройтись под парусом, но я не умею плавать и потом, меня обязательно укачает, так что с ним поехал только Адам, а меня отправили к тете Серафине.

– Здесь чудесно, – заверила Дана, – тебе понравится.

И они обменялись осторожными улыбками.

В огороде мистер Годстоу специально для девочек посадил зеленый горошек, в саду поспевали малина и крыжовник. Все это они собирали и уносили в свое убежище, устроенное в кустах. Это была странная дружба, но она была, пока Зак Белисандро все не испортил.

«Я отомщу, – подумала девушка, – когда Мэннион станет моим, то тебе будет запрещено приезжать сюда».