Репутация

Я с недоумением смотрю на него.

– Простите?

– Мы в гостинице. Не знаем друг друга. Можно, конечно, затеять скучную беседу, а можно поговорить о том, что нам по-настоящему интересно. – Он откидывается назад, скрестив на груди руки. Красивые руки, отмечаю я. Мускулистые. На руке, которую я не пожала, нет обручального кольца.

– А что в вашем понимании интересный разговор? – спрашиваю я. – О политике? О глобальном потеплении? О системе здравоохранения?

– Предлагаю поговорить о том, кем мы на самом деле хотим быть. – В его глазах вспыхивает огонек. – Я играю в эту игру в поездках. Не так уж часто нам представляется шанс побыть не собой, а кем-то другим, правда? Я скажу вам не откуда я на самом деле, а откуда хотел бы приехать. А вы не говорите, кем работаете, а признайтесь, кем хотите быть в самых смелых мечтах.

От лампы Тиффани (возможно, это даже не подделка) по мраморной стойке разбегаются разноцветные зайчики. Сквозь панорамные – от пола до потолка – окна видны крыши города, но снаружи слишком холодно, чтобы хотелось выйти. Мне на ум приходит строчка из «Элинор Ригби», любимой песни моей матери. Там героиня на людях надевает лицо, которое в остальное время хранит в банке. А кем становится Элинор, когда она не обязана быть собой? И кем становлюсь я, когда мне не нужно быть Кит Мэннинг-Страссер?

– Интересно. – Я слегка отодвигаюсь. – Вот только сегодня, боюсь, я не блещу фантазией.

– А речь не о фантазии. А о том, чтобы заглянуть в себя. Знать себя. Хотите сказать, что вы себя не знаете?

Тихая, ненавязчивая электронная мелодия, звучавшая фоном, заканчивается, и начинается новая. Хочется сказать ему: Кит Мэннинг-Страссер не ведет подобных разговоров. Но вот вопрос: действительно ли я себя знаю? Знаю ли, чего хочу?

Мысленно перебираю свои достижения. Тут же в памяти всплывают и все ошибки, и неверные шаги, которые я делала. Оказывается, я нередко притворяюсь, постоянно о чем-то умалчиваю. В голове мелькают мысли обо всем, чего я хотела, достигла и лишилась.

– Отлично, – говорю я медленно, еще даже не осознав всего этого. Поудобнее устраиваюсь на табурете и задаю вопрос: – Так откуда вы приехали, Патрик?

– Из городка на юге Франции, – отвечает он, блеснув глазами. – Он славится своими лимонами. А вы?

– Из Марракеша, – отвечаю я, потому что действительно была там однажды с родителями. У отца был творческий отпуск… За несколько лет до того, как меня вызвали в морг, чтобы я опознала изувеченное тело матери. Пьяный водитель врезался в ее машину на скорости девяносто миль в час. Я вспоминала Марракеш как самое волшебное место, какое когда-либо видела. Всегда мечтала вернуться туда, но, хотя у моего нового мужа достаточно денег на такую поездку, он считает этот маршрут слишком экзотичным. – А вы чем занимаетесь?

– Я летчик-метеоролог. Летаю в эпицентр ураганов, – ответ следует быстро, как будто он так уже отвечал. – По выходным участвую в профессиональных гонках на ретроавтомобилях. В основном в старых городах, где много извилистых улиц с крутыми поворотами.

– Значит, вам нравится опасность. – Я гоняю кусок льда по дну стакана. – Встряски.

Его бровь снова поднимается.

– Можно сказать и так. А чем вы занимаетесь, Кит?

Вспоминаю «Криминальное чтиво», которое мы с сестрой Уиллой до одури смотрели в старших классах, особенно в течение нескольких месяцев после гибели мамы.

– Я – хранительница смысла жизни. Сейчас, вот прямо сейчас он у меня в номере, в коробке, и я должна защищать его ценой жизни. За это мне, кстати, очень хорошо платят.

– А вас-то посвятили в то, в чем он состоит, этот смысл жизни? – спрашивает Патрик.

Я киваю с загадочным видом.

– Но если я вам раскрою эту тайну, вас придется убить.

– То есть вам нравится самой всем распоряжаться.

Пожимаю плечами.

– Мне нравится определенность.

Наши глаза встречаются. Даже с помощью выдумок мы рассказали друг другу кое-что реальное.

У меня в зубах застрял кусочек кожицы лайма. Бармен стоит к нам спиной. Может, потерял к нам интерес, решил, что мы просто флиртуем. А потом Патрик – впрочем, может и имя не настоящее? – бросает взгляд на мою левую руку.

– А что собой представляет ваш муж?

Я поворачиваю широкое бриллиантовое кольцо камнем внутрь.

– Вообще-то, я вдова. – И это не ложь. – А у вас есть муж? Жена?

Что-то в его ответном взгляде заставляет меня поежиться – он будто видит меня насквозь.

– Ни того, ни другого.

Серьезно он говорит или только хочет, чтобы это было правдой? Даже не знаю, какой ответ мне больше понравился бы.

Мы пропускаем еще по паре стаканов и плетем небылицы о себе. Его родители – завсегдатаи модных курортов. Я состою в дальнем родстве с особами королевской крови. Рассказываю, что в юности совершила несколько убийств, которые до сих пор не раскрыты. Патрик говорит, что выходил из корабля в открытый космос и провел несколько дней на орбите, пока в НАСА не обнаружили его отсутствие. В какой-то момент – кажется, на подходе к третьему коктейлю – нами обоими овладевает меланхолия. Патрик сообщает, что никогда не влюблялся и даже не верит, что любовь существует. Я отвечаю, что влюблялась в юности, но со временем поняла, что это было заблуждением. Вообще-то, так и было, и я знаю, что играю не по правилам, но я сейчас навеселе, и Патрик с каждым словом придвигается все ближе, и что-то происходит – только я не понимаю, что именно.

Ты хулиганка, свербит в той части мозга, которая еще что-то соображает. Я замужем за красивым и успешным мужчиной. У меня две удачные дочки, подростки. Все так и есть, если смотреть со стороны. Но здесь, в полумраке этого странного бара, все кажется таким далеким. И когда я оглядываюсь на свою жизнь, ту, в которую была с головой погружена всего двенадцать часов назад, то думаю, что насквозь фальшивой выглядит та Кит, а не эта.

Горячее дыхание Патрика, пропитанное перцем чили, могло бы вызвать лесной пожар. Он смотрит так, будто всегда меня знал. Я как в тумане и спрашиваю себя – а может, и правда знал?

– И чем же ты, царственная убийца и хранительница истины, хочешь заняться сейчас? – спрашивает он.

Весь мир у моих ног. Могу сказать что угодно: хочу прыгать со скал на Луне, купить бутик «Шанель», совершить путешествие во времени – в эпоху Бенджамина Франклина, – окуклиться и превратиться в бабочку. Но в его глазах цвета старого золота я читаю, о чем он на самом деле спрашивает, и мне тоже этого хочется.

Я позволяю ему взять меня за руку и вывести из бара. Как только двери лифта закрываются, наши губы соприкасаются, и поцелуй из осторожного стремительно переходит в страстный, безумно страстный. Его пальцы нащупывают мелкие пуговки на вороте моей блузки. Мои руки на его талии.

– Боже, – стонет Патрик мне в ухо.

Но, внезапно придя в себя, я отстраняюсь.

– Подожди, – шепчу я. – Нет, не могу.

Его глаза до краев полны печалью.

– Как скажешь…

Задыхаясь, я опускаю взгляд. Поправляю блузку. Одергиваю юбку. Дрожащей рукой тереблю ключ от номера. Не приглашая его к себе. Мне этого хочется, уж поверьте. До смерти хочется.

– Прости, – я встряхиваю головой и улыбаюсь, грустно, с сожалением. – Просто я так не могу.

2

Линн

Вторник, 25 апреля 2017

Удачно выступив в школе перед одноклассниками сына, выложившись затем во время тренировки на велотренажере, соорудив прическу и заново нанеся макияж, я гордо выплываю из фитнес-центра. Ловя на себе восхищенные взгляды мужчин (я привыкла), забегаю в кондитерскую возле работы, где и получаю милый комплимент. Я подхожу к кассе с бутылкой вина, которую купила для сегодняшнего ужина, и девушка-кассирша просит меня предъявить какой-нибудь документ. – Это вы мне? – весело удивляюсь я. – Господи, да мне почти сорок! У меня двое детей! – Ой. – Девушка (ей не больше двадцати двух лет), щурясь, всматривается в мое лицо, сверяется с фотографией в правах и снова смотрит на меня. – Не знаю, как вы этого добились, но это потрясающе.