– А бывшие выпускники? Кристен, Джошуа, Рокси?.. Они наверняка продолжали заниматься тут после моего отъезда?
– Да, но одни получают стипендию в колледжах США, другие завершили карьеру из-за травм.
Я поняла. Как Морган… Лучше о ней не упоминать.
– А ты, как я понимаю, только в гостях у родителей? Где сейчас учишься? В Торонто?
Я замерла:
– Нет. Уже нет. Я перевелась в UBC.
Хелен внимательно посмотрела на меня:
– Правда?
– Всего несколько недель назад, – сказала я и опустила глаза.
– Может, ты в поисках работы?
– Я не каталась много лет, Хелен.
– Это не имеет значения. Я только что видела тебя на льду. Тот, кто встал на коньки в пятилетнем возрасте, уже не забудет технику никогда.
– И я не в форме.
Хелен улыбнулась:
– Она вернется быстрее, чем ты думаешь.
– Ты действительно доверила бы мне это?
– Ты была одной из моих лучших учениц, Эмбер. Мне до сих пор очень жаль, что твоя карьера тогда так резко оборвалась. Ты дошла до подготовки к Олимпиаде, все это знают.
У меня ком подступил к горлу. В течение многих лет я запрещала себе думать об этом. Не потому, что я не согласна с Хелен. Злость закипала во мне от мысли, что родители отобрали у меня и это. Отправив на другой континент, в чужую страну, языка которой я совсем не знала. Вместо того чтобы выслушать меня и отнестись с пониманием к моим чувствам. И дело не в Олимпийских играх. Было бы здорово, если бы я прошла отбор, но я никогда не тренировалась ради этого так упорно, как Морган. А, наверное, стоило, чтобы родители поняли, что фигурное катание важно для меня. Хотя спорт в их полностью распланированной жизни играл второстепенную роль. Какая польза от чемпионского титула, говорили они, если спортивная карьера могла враз закончиться из-за одного неверного шага, неудачного прыжка или травмы?
Я ненавидела родителей за это. Но еще больше я ненавидела то, во что они меня превратили. В остервенелую особу, которая из оскорбленной гордости отклонила «щедрое» предложение отца оплачивать тренировки в Торонто после того, как «взялась за ум» и пошла на архитектурный. Наконец занялась чем-то толковым. А не только бесполезной тратой времени на глупые пируэты на льду.
Мой ответ на предложение Хелен становился все более однозначным.
– Хорошо, но работать по полной я не смогу.
Хелен засияла:
– Ставка помощников тренера составляет максимум шестьдесят процентов от полной. Это две тренировки за вечер, два раза в неделю. Если для тебя слишком много, мы что-нибудь придумаем.
Два вечера… Я все равно провожу их, обреченно сидя в своей комнате. Мое прозябание в Ванкувере выглядит слишком жалким, чтобы отказываться от такого предложения. Пора уже зарабатывать самой. Независимо от родителей. Не в их дурацкой фирме, и не присматривая за избалованными чадами их богатых друзей, как я это иногда делала в старших классах школы. Они придут в бешенство, когда узнают, что я выбрала спорт и тренировку детей. Несерьезный и далекий от науки род деятельности, который можно будет указать разве что как «навыки общения» в тех пунктах моего резюме, на которые никто не обращает внимания. Тем более если твоя фамилия Гиллз.
– Два раза в неделю, отлично! – сказала я. Хелен все еще недоверчиво смотрела на меня. – Мне как раз нужна небольшая подработка. И по фигурному катанию я соскучилась. Сделать перерыв в несколько лет не так уж и плохо. Сейчас мне даже интересно передать свои навыки младшим.
– Это здорово, Эмбер!
Я довольно улыбалась.
– Давай проведем пробное занятие на следующей неделе. Потом сможешь окончательно определиться, по душе ли тебе это.
– Договорились!
– Я рада, что ты вернулась. – Хелен улыбалась, и мне подумалось, что вот еще один человек в этом городе, за исключением Лори, который мне рад.
* * *
Солнце давно село, когда я после катка добралась до дома. Вилла ярко светилась огнями. Вряд ли мне повезет и родители еще не вернулись с работы. Можно было бы приготовить себе что-нибудь поесть и запереться в своей комнате. Я морально приготовилась к бою, выходя из прихожей в гостиную. Мама стояла за плитой на кухне, помешивая луковый суп в своей дорогущей кастрюле «Ле Крузет».
– Эмбер! – Она удивленно подняла глаза. – Я думала, ты давным-давно дома.
– А я думала, что ты еще нет, – проворчала я не так громко, чтобы она не смогла меня расслышать из-за гудения вытяжного шкафа.
– Где ты была?
– Гуляла, – отрезала я и пожалела, что оставила коньки сушиться на полотенце в гараже. Обнаружив их, она, конечно же, сразу догадается, где я была.
– Мы ведь можем нормально разговаривать, как взрослые, да? – Мама вздохнула. Это было ее обычное настроение «почемутытаксомнойразговариваешь». Раздражение и усталость в голосе. Хорошо знакомый тон.
– Я была на катке.
Пару секунд она пребывала в замешательстве, но потом, кажется, поняла.
– Ты снова тренируешься?
– Не совсем. – Я расправила плечи. – Хелен Симианер предложила мне тренерскую позицию, и я согласилась.
Выражение лица у мамы оставалось непроницаемым.
– Тренер? А это возможно без предварительного обучения?
Я слегка напряглась:
– Меня берут пока помощником тренера.
Мама издала неопределенный звук.
– Что ж, неплохо… Уверена, у нас в бюро ты могла бы больше зарабатывать. Но это твое решение.
– Неужели ты не понимаешь? Я ни за что не пойду к вам работать, потому что это снова будут ваши деньги, которыми вы потом будете меня попрекать.
– Мы бы никогда не стали…
– А «вернись в Ванкувер или заплати нам за обучение»?! – перебила я ее, мама замолчала и опустила глаза. По крайней мере на несколько секунд ей стало неловко, когда я поймала ее на откровенной лжи.