Глупый гений

–Вот, гляди и запоминай, куда нажимать, – сказал мой коллега, прервав мою минутку радости, и протянул мне фотоаппарат, – Вот папка «путешествия», вот меню… тут. Нажимай тут! Верно. Верно… Правильно, сюда жми… Куда!?.. Да, сюда. Вот тебе твои фотографии. Фотографии редкие, так что не догадается он. Смотри, не сотри по дороге!

–Спасибо, ты не представляешь, как я тебе благодарен… Может быть, отметим сегодня после работы мой отъезд?

–У меня дел по самое не могу. Как-нибудь потом обязательно. Ну… отдыхай там, как следует! Это ж надо четыре года совсем без отпуска!

К обеду небо заволокло серой дымкой. Меня отпустили пораньше, и я отправился навестить маму. В десяти минутах ходьбы от её дома находится высотка, где я когда-то работал. Иногда я приходил туда с Валей. Боже! Ей, такой крошке, тогда казалось, что в этом большущем здании ворочается весь мир, а я – тот, кто крутит в нём шестерёнки. Я обошел здание офисов бывшей редакции с легких вздохом и запрыгнул в крутящуюся дверь, ведущую в супермаркет. Купил необходимое – жесткая экономия уже давно стала моей привычкой.

Передо мной стояли юноша и женщина. Юноша шутил и смешил кассиршу, кассирша с удовольствием хихикала, а потом, после слов «Не надо сдачи!», приняла от покупателя десять рублей на чай. Следующая покупательница, женщина лет семидесяти, улыбок не получила, зато встретила упрекающий взгляд из-за кассы. «Ой, я не додала десять рублей, да?» – прошептала покупательница, и я сразу полез в карман (у меня была там кое-какая мелочь), но тут, она положила на прилавок скомканную купюру в пятьдесят рублей. Причмокнув, кассирша дала ей сдачу. В свою очередь, я нашел в списке товаров в чеке пакет за 8 рублей, который не покупал. «Извините, но я не брал…». Кассирша снова причмокнула, было заметно, как сильно два покупателя, следующие после юноши, подпортили ей настроение.

Как иногда тяжело разрисовывать будничную раскраску! Пытаюсь вообразить вместо смога у восточного горизонта – горы, а у западного, там, где пробивается застенчивое сияние заходящего солнца – море. Всё четно. Как будто бы в отместку за мои не к месту оптимистические фантазии, реальность вознаграждает меня отменным зрением и обонянием, чтобы я в формате 4D видел и чувствовал всю грязь и мерзость действительности. Будто у меня не глаза, а микроскопы, не уши, а шумомеры.

Потом я зашел в книжный магазин. Я так долго стоял в отделе путеводителей, что ко мне подошла консультант. В тот момент я рассматривал книгу о Петергофе, вспоминая, как ездил туда с дочкой в начале лета, двенадцать лет назад.

–Вам чем-нибудь помочь? – спросила девушка и посмотрела на картинки фонтанов в моих руках.

–Да, у вас есть путеводители по Австралии?

Австралия оказалась на полке под самым потолком, ее заслоняла Австрия, и сам бы я не заметил. Книга была толстая и тяжелая, на обложке кенгуру и какое-то непонятно сконструированное белое здание в море.

–Единственная и последняя. Австралию не так часто покупают… Не слишком популярный маршрут.

Я согласился с девушкой, а она, наверное, подумала: ещё один полистать пришел. Но именно по этому маршруту мне предстояло лететь в эти выходные. С пересадкой мой путь займет почти сутки.

–Сколько стоит? – спросил я.

–Сейчас посмотрю… две тысячи пятьсот пятьдесят девять рублей… восемьдесят копеек.

Я смахнул пыль с корешка, пролистал с интересом, поблагодарил за внимание и вернул книгу на полку.

Перейдя дорогу ведущую к дому моей мамы, я увидел, что с гигантского баннера сняли рекламу фильтров для воды, и сильно расстроился. Эта была моя отдушина. Каждый раз, когда я проходил мимо трех ярко-синих дельфинов, зависших над жужжащей дорогой, я считал, что счастье неминуемо. Впрочем, в том, что их сняли именно сегодня, присутствует какой-то чарующий смысл. Одно замещает другое и это, должно быть, правильно.

–Сыночек, я тут подумала, посчитала, а что, если ты ко мне переедешь?

–Мама, мы же с тобой это уже обговаривали. Куда денется моя самостоятельность? Но… может быть, тебе одиноко одной?

–Ты не подумай, я сама справляюсь, но на сэкономленные деньги, может, и Валечка бы смогла к нам прилететь хоть на недельку?

–Мама, если бы Валя смогла прилететь, поверь, деньги бы нашлись.

–Впрочем, я догадывалась, что там все не так просто… На самом деле, я бы хотела, чтобы ты себя не так сильно ограничивал, ты в последние годы ходишь очень худым.

–Я ничем себя не ограничиваю, а если что-то нужно тебе, ты только скажи…

–Мне ничего уже не нужно. Зачем? У меня все есть, главное, чтобы у вас, у детей, все было. И было лучше, чем было у нас.

Пассажир самолета, приземлившегося в Сиднее, в разговоре с встретившей его женой:

–Неплохо долетел, если учитывать, что полет вместе с пересадкой составил двадцать три часа. Почти сутки, милая. И я потерял день из-за смены полюсов! Подожди-ка… Эй, Валентин! Эй-эй! Ну, как нашелся чемодан? Нашелся, вот и отлично. Ну, успехов!.. Этот тип делил со мной компанию последние десять часов. Видно, что кучу сил и средств вложил в эту поездку. С дочкой должен встретится. Всю дорогу только о ней говорил. Весь в сомнениях, в нервах и в долгах, как я считаю… О! Глянь-ка, это не к нему ли только что белый лимузин подъехал?.. И не он ли в него только что влез…?

Валентина Валентиновна, 20 лет, студентка, русская австралийка:

Я ждала этот день невероятно долго. Полжизни, подумать только! Я общалась с отцом по телефону и почти каждые два месяца получала от него письма. Чудесные, тонкие, ироничные, теплые. Но я не знала его, как земного человека, а он видел во мне лишь ребенка, которого он проводил в аэропорт десять лет назад. Единственным посторонним источником информации: каков мой второй родитель сам из себя – это моя мама. Проблема в том, что в своих рассказах она создавала не образ взрослого мужчины, каким он должен быть сейчас, а юношу, в которого была влюблена едва ей исполнилось столько же лет сколько мне сейчас. Воздушно романтические оболочки и только. Уверена, что у неё остались и другие воспоминания, но из уважения к нему и к моему о нём представлению, с которым потом девочки сравнивают всех остальных мужчин своей жизни, мама решила не делиться ими со мной. Итак, кого я ожидала увидеть в зале ожидания международного аэропорта Сиднея? Им должен был быть мужчина, выросший из целеустремленного юноши с оценивающим взглядом, прямой осанкой и гордо поднятым чисто выбритым подбородком. Скорее всего, на нем будет одет светлый деловой костюм, а на руке будут дорогие часы. Он будет идти быстрым уверенным шагом, оставляя за собой сильный энергетический след, по которому, как по течению, словно рыбы будут следовать толпы с менее сильной аурой и харизмой.

Я вглядывалась в посторонних людей, пока не узнала в одном из них своего отца. Светловолосый мужчина среднего роста с уставшим печальным лицом, заметив меня, улыбнулся искренней улыбкой неулыбчивого человека. Кожа на его лице упруго натянулась, будто сопротивляясь этой мимической ненужности, а глаза светились. Светло-светло голубые глаза! Немножко смущенные… Лицо у него было не круглое, как могло сперва показаться, но припухшее – видимо из-за длительного перелета.

Брюки на нем были светлые, но только брюки; компанию им составляла бесформенная гавайская рубашка пестрых цветов. Когда он подошел ко мне поближе, я разглядела на ней десятки нарисованных дельфинов. На его правой руке я заметила пластмассовые часы с циферблатом и поняла, что он такой же любитель причудливых ретро вещей, как и я. Несомненно оригинал мне понравился куда больше, чем нарисованный персонаж из фантазии мамы.

Нежные солнечные лучи ласкали наши руки через приспущенное стекло в окне лимузина. Я рассматривала и сравнивала их, прислонившись к папиному плечу щекой: наши руки похожи, только его крупнее, волосатее и старше. Все эти десять лет я гадала почему мы с мамой так сильно отличаемся друг от друга? Теперь понимаю: чтобы вышел новый человек необходимо, словно из конструктора, собрать его из двоих. Ведь, не бывает такого, чтобы черты одного проявлялись в другом, не оставляя места другим, совсем чужим.

– Bonzer! – воскликнул папа популярное австралийское словечко, выученное у меня пару часов назад, когда мы встали между двумя толстыми пальмами на набережной у Харбор-Бридж. Папа сказал, что у нас удивительно красиво и так ярко, что даже ослепительно. Он наслаждался полуденным солнцем, глубоко вдыхал морской воздух и щурил глаза, глядя на мост. Я с грустью думала, что должно быть уже давно ослепла, что ничего такого не замечаю и не чувствую. Зато я вижу, какой он тактичный, чувствительный и нежный. В целом папа мне показался таким же эрудированным, как в письмах, хотя, он здорово насмешил меня, не поверив, что Австралию нельзя объехать за пару дней его отпуска ни на лимузине, ни на машине побыстрее. Мне кажется, он так и не осознал, что я живу на материке, а не на острове. Когда, отпустив лимузин за ненадобностью, мы, прогуливаясь по центральным улицам Сиднея, его, как мне показалось, немного смутил внешний вид австралийцев, они показались ему непривычно раскрепощенными по сравнению с русскими. Как оказалось позже, смущение происходило не из-за отвращения или предубеждения, а от удивления, что такое возможно, и что он сам, даже нарядившись в костюм банана, останется для всех окружающих нормальным человеком.

–Валя, попугай! Смотри-смотри!

–Ну, пап, и вправду попугай. Они у нас толпами по городу гуляют.

–Серьезно? А что это у него на шее? Вроде, бирка с номером. Как в заповеднике. Их у вас, как у нас голубей! Жалко хлебушка с собой нет… Удивительно… Здесь люди ходят легко. Легкой походкой. Видно, что раз тут все вверх ногами, на них притяжение меньше работает…

Заметив мой смех, папа, возможно решив, что я смеюсь над ним, а не с ним. Он быстро сменил тему и стал показывать мне фотографии своих путешествий с карты памяти старого фотоаппарата. Вот огненная трава под буро–синим небом африканской саваны. Вот водопад Анхель в Южной Америке: шумная струя, будто разочаровавшись в небесах, кидается вниз с вершины скалы, окруженной облаками прямо в беспросветный туман. Вот труднодоступное плато в Венесуэле, вдохновившее Артура Конан Дойля на написание «Затерянного мира».

–Ты видел там динозавров, пап?

Вот джунгли в Южной Америке; вот пустыня в Сахаре; а вот с китами, чтобы посмотреть на которых папе пришлось прерывать совещание во время командировки в Канаде.

–Классные фотки, но почему тебя нет ни на одной из них?

–Но, я же один ездил. Да и просить посторонних и коллег сфоткать тебя на каждом углу как-то… я стеснялся.

–Но можно же было сделать селфи, папа!

Папа не слишком силен в технике. Я видела его телефончик, когда он звонил бабушке, чтобы сообщить о том, что он в Австралии. Кнопки и малюсенький черно-белый экран. Такие, кажется, перестали выпускать больше десяти лет назад. Возможно, что этот экстравагантный вкус – необходимость, ведь, как он говорит, целый час у него уходит на то, чтобы включить компьютер и написать мне e-mail, а видеосвязью он вообще пользоваться не умеет. Жалко, мы могли бы видеться каждый день. Теперь бы я обязательно находила свободных полчаса в день. Не может быть, чтобы у такого человека, как он, не было друзей, которые могли бы ему объяснить и помочь. От моей помощи он отмахивается, говорит, не стоит тратить время, но ведь, сколько времени можно потом!

Алина, 41 год, эмигрантка, работает в IT, мать Валентины:

Дэд сэт! Уже сейчас придет… Зеркало! Тааак… Всё в прядке. Всё на месте. Почти, как десять лет назад. Он увидит тот же хищный взгляд и, надеюсь, не заметит морщин. Как там он писал в своем рассказике, когда его называли многообещающим автором? «Взгляд хватает, словно когти орлицы. Отпустит: останутся глубокие царапины – не такая большая проблема для того, кто летит вниз с высоты три тысячи метров». Хорошо, что я подстриглась на прошлой неделе – сейчас самое-то! Такой он меня ещё не видел! И чего дочка критикует за то, что я ее копирую? Если мне идет так же, как и ей, если она такая же красивая, как я, то куда от этого убежишь? О! Юбка помялась… Дурацкие складки! Он, ведь, наверное, все ещё оценивает людей по внешности, как это принято в отсталых обществах, а я так неряшливо выгляжу… Отчего я хочу понравиться ему? С возвращение людей из прошлого ко мне возвращаются комплексы… дурацкое старое мышление!

–У тебя фантастический дом! – произнес он.

–Ну, с твоим, наверное, не сравнить.

–Да, но в вашем… заметны ваши с Валей талантливые руки.

–Ты, кажется, забыл, Валя уже пару лет здесь не живет, снимает квартиру с подругами, поближе к университету. Знаешь, когда я только переехала, я была в полном отчаяние…

«Отчего?» – читаю я в его встревоженном взгляде, и безмятежно продолжаю:

–Оттого, что не всё так, как я мечтала. Что не всё получается. Мне приходилось ездить на работу в Сидней из небольшого городка, до тех пор, пока я не решила снять тут комнату. Валя продолжала ходить в школу там, куда была принята с самого начала, и мы виделись только по выходным. Каждую пятницу я преодолевала двести километров, чтобы быть ближе к дочке. А иногда моя подруга, которая с ней жила, привозила Вику ко мне… Ну, ты всё это знаешь, хоть и не понимаешь, наверное. Когда ребенок совсем далеко, это не то же самое, что за двести километров до тебя.

–Нет, на самом деле я…