Мужчина в доме. Ленинградская повесть

Максим заметил, что в городе появилось много патрулей – обычно сержант и двое рядовых. Выражение лиц патрульных не позволяло усомниться в серьёзности их намерений, могли любого остановить:

– Открой сумочку!

Горожанка открывала сумочку.

– Что тут? Документы, хлебная карточка, паспорт… Пропуск, разрешающий ходить по городу. Хорошо, закрывай. Это что?

– Два пирожка.

– Откуда несёшь? Где покупала, где брала, где работаешь?

Патрулям вменялось досконально проверять прохожих, чтобы сурово пресекать воровство и хищения. В тёмное время суток на улицах нельзя было появляться без разрешительных документов.

Жизнь города стремительно менялась. Осенью родителям Максима стало понятно, что оставаться в Ленинграде смертельно опасно.

Первая волна эвакуации прошла в августе-сентябре, пока Ладога не замёрзла.

В конце сентября бабушка с двумя дочерьми, тётками Максима, уже добралась до Свердловска. Туда же постепенно вывозили и завод отца – он сокрушался, что пропустил удачный момент: ещё в августе можно было отправить семью на Большую Землю.

Пошёл к руководству и получил эвакуационный билет для беременной жены с сыном – им выделили транспорт, чтобы покинуть блокадный Ленинград. Отцу же следовало оставаться в городе до полного вывоза оборудования завода.

А братик Сашка не мог и не хотел ждать. Маме до родов – около двенадцати недель. Семья собралась на совет: отправляться ли Максиму с матерью в дорогу прямо сейчас?

Отец рассказал об ужасной трагедии, случившейся на Ладоге 16 сентября: баржа с полутора тысячами курсантов военных училищ затонула во время шторма. Большинство курсантов погибло в студёной ладожской воде, удалось спасти только около двухсот человек.

Он вопросительно посмотрел на мать: «Ну, как?» – и сам же ответил:

– Ещё есть время. Зима ожидается ранней и суровой, подождём, пока замёрзнет Ладога.