Отражениe

Нет, это не хорошенькая cara[15 - ит. любимая], а настоящая небесная кара. Она еще принесет мне кучу неприятностей, отвечаю. С трудом отодвинулся и наконец осушил бокал.

Евгения

– Мама, а ты боишься темноты?

– Нет, конечно. Вот ослепнуть и все время пялиться в темноту или вообще инвалидкой стать боюсь, потому что тебя поставить на ноги надо. А если вдруг выключится свет – это ерунда вообще.

Разговор на кухне, 1989 год

Во рту сухо, глаза пощипывает от туши, а еще сильно хочется в туалет. Вспомнила, где я и с кем. Повернула голову: безмятежно спит. Расслабленные губы не кривятся в ухмылке, пушистые ресницы слегка подрагивают. Сон стер неокрепший мачизм. Быть настоящим, даже беззащитным ему действительно идет.

Скинула плед и потянулась. Вот это высший класс обслуживания: безо всякой просьбы укрывают замерзающих пассажиров. Неужели ледяная стюардесса оттаяла?

Срочно в туалет. Ноги моего соседа, как шлагбаумы, поделили пространство для маневра. Пробиралась аккуратней, чем ниндзя и все же задела сначала одну ногу – ругнулась, и тут же споткнулась о другую. Замерла в неприличной позе, будто намереваюсь оседлать его бедро. Вгляделась в лицо: не проснулся ли. Вроде, все тихо. Чудом выбралась из лабиринта длинных спортивных ног и проскользнула за пластиковую дверь.

Сделав все необходимое, посмотрела на себя в зеркало. Растрепанная, кофта помялась, тушь осыпалась, помада стерлась. Так выглядит человек, который долго бежал от враждебных обстоятельств и вляпался в собственные страхи и пороки. Пороки тем временем обрели плоть, кровь, примерно 85 килограммов наглости и превратились в парня, который развалился в кресле по соседству.

С юности мой постоянный горизонт планирования – пять лет. И еще пару месяцев назад все было более–менее ясно: постепенный карьерный рост в любимой студии и стабильная семейная жизнь с Тёмой, которая обязательно наладится. Это скучное, но разумное знание поддерживало и двигало меня вперед примерно с совершеннолетия. Жить правильно, устойчиво и красиво – вот чего я желала.

А с недавнего времени в мыслях сверкает неоном один из вечных неразрешимых русских вопросов: что делать? У меня впереди нулевая видимость. Итальянская передышка не дала ответов, и теперь, кажется, впервые в жизни нет четкого плана. Может быть, и правда проектировать табуретки, как завещала одна недовольная клиентка? Хорошо бы просто добраться до дома, чтобы атмосфера наконец прояснилась.

Подняла глаза – из зеркала на меня снова взглянула потасканная женщина. Терпеть не могу внешнюю неаккуратность, ведь она отражает тот хаос, который прячется внутри. Не хочу, чтобы хоть кто-то знал о моих сомнениях, для внешнего мира у меня внутри полный порядок, все чисто, отсортировано и распределено по секциям. Как хорошо, что я прихватила с собой в косметичку! Поправила макияж, расчесалась, вновь стянула волосы в аккуратный хвост, разгладила кофту. Сносно. Открыла дверь и врезалась в стену, слишком теплую, чтобы быть безразличным пластиком.

– Наконец–то, – сказал мой преследователь и втолкнул меня обратно.

С щелчком замка, который закрыли изнутри, перехватило дыхание. Моя сексуальная фантазия последних дней пугающе реальна, у нее тренированные мышцы, дикие от желания глаза и разрушающая энергетика. Попыталась отодвинуться, но зад впечатался в умывальник. В самолетах очень маленькие туалеты.

Он уперся руками справа и слева от меня – заключил в клетку. Глядя в глаза, дышит так тяжело, будто только что покорил Этну. Мне самой не хватает кислорода: я рядом с ним там, где воздух разрежен и кружит голову. Именно этот дьявольски горячий парень столкнет меня в жерло вулкана.

Поднял руку к моему лицу и погладил по щеке. Большим пальцем стер помаду с губ, размазывая ее по подбородку и щекам. Это грязно и неправильно. Мне такие вещи совсем не нравятся, но тело отозвалось как последний предатель. Бедра подались вперед. Рот приоткрылся, ожидая, что палец протолкнется внутрь, чтобы я могла облизывать и сосать. Внизу живота начал пульсировать напряженный комок. Парень хрипло рассмеялся, считав сигналы моего глупого тела, и покачал головой. Провел рукой по скулам, подбородку, спустился вниз и остановился на шее, слегка ее сжимая. Мои бедра сжались в ответ.

– Распусти волосы.

И это не просьба: слишком жесткий и напряженный у него голос. Будто говорит не мальчик–подросток, а зрелый мужчина, чьи действия направляет опыт и порок. Почувствовала, будто это я младше на полтора десятка лет и покачала головой, мысленно топнув ногой, как ребенок: ни за что. Всегда ношу тугие прически, даже дома, даже во время секса и даже на ночь мои волосы убраны. Они так привыкли к собранному положению, что теперь их тянет, а кожа головы саднит, когда оказываются на свободе. Это мой способ самоконтроля, напоминание о том, что жизнь – свод ясных правил, многие из которых я сама же и установила. Происходящее сейчас – антитеза безопасной нормальности, хаос в чистом виде. А я участница этого безумия.

– Сними. Чертову. Резинку, – сжал шею сильнее.

Моя кожа покрылась мурашками, изо рта вырвался стон. Его властная интонация проникла сквозь мои поры и заставила клетки, ткани, органы переродиться и жить по новым правилам. Кажется, я покраснела: так позорно и просто сломлено сопротивление. Будто во сне, сделала, как он велел. Волосы рассыпались по спине и рукам.

– Русалка.., – пробормотал, одной рукой пропуская мои пряди сквозь пальцы, другой поглаживая шею. – соблазнишь, а потом утянешь на дно.

Тело мое сошло с ума от того, как резко бархат сменил сталь. Его бедра качнулись вперед, и я через ткань ощутила силу его желания. Глядя в мои глаза, он терся своей выпуклостью на штанах о мой живот, а я мечтала, чтобы твердый, горячий член заполнил ноющую пустоту.

Утягивая в темноту своего взгляда, он втиснул свое мускулистое бедро между моих ног – заставил их расставить шире. Взял мою руку в свою и поцеловал ладонь – я дернулась от острого удовольствия. Языком очертил круг и двинулся по внутренней стороне предплечья к локтевому сгибу. Сгорая от желания и стыда, я попыталась потереться о его ногу. Он не позволил: обхватил мои бедра, обездвижев.

– А теперь представь, что мои губы втянули твой клитор.

– Что? – выдохнула, испугавшись своих ощущений: между ног заныло, я стала неприлично мокрой. – Что ты делаешь?

Считывать и озвучивать мои собственные фантазии – запрещенный прием. Тело так сильно жаждало разрядки, что я совсем перестала себя контролировать. Уперлась в его грудь руками и, постанывая, снова попыталась потереться о его бедро. Он покачал головой, сжал мои бедра сильнее, продолжая говорить.

– Я его посасываю, а затем провожу языком между твоими губками вниз, к отверстию.

Слова были медленными, мучительно дразнящими. Я как будто телепортировала обратно в раскаленный европейский город: мне невозможно жарко, во рту пересохло. Горячая волна начала подниматься от пальцев ног к месту ноющего напряжения.

– Языком проникаю внутрь и трахаю так глубоко, что твоя влага стекает по моему подбородку. Пальцами массирую набухший клитор. Ты извиваешься и стонешь.

Я взорвалась, выгнувшись навстречу его грязным словам. Мои глаза закатилась, дыхание сбилось. Стало так легко и невесомо, как будто я ящерица и скинула старую узкую кожу. Так вот как это: дышать полной грудью.

– Кончив, сжимаешь мой язык настолько сильно, что я думаю: он, нахрен, отвалился. Когда наконец отпустишь, шепчу твоей киске, какая она сладкая.

С довольной ухмылкой он убрал свое бедро, поцеловал тыльную сторону моей ладони и отпустил руку.

– Готов поспорить на эти памятные шорты, ты впервые кончила вот так. И это был лучший оргазм в твоей жизни, – протянул он, с интересом разглядывая большое влажное пятно на своих бежевых бермудах. Моя влага, просочившаяся сквозь кружевные трусики, останется с ним до конца полета – черт.

Если бы мои щеки и так уже не пылали, я бы густо покраснела. Он прав: самый сильный оргазм в моей жизни получила без стимуляции клитора. Без проникновения. Полностью одетая.

– Не льсти себе, мальчик. Просто у меня очень давно не было секса. Я бы сейчас кончила, даже если бы на твоем месте оказался манекен без гениталий.

Он оперся спиной на дверь, сложив руки на груди, лениво улыбнулся и окинул меня темным взглядом. Мои нетвердые ноги подкосились, я ухватилась за раковину.

– Насколько давно? Неделю? Две? Месяц? – парень погладил свой член через шорты.

Что он со мной делает? Я дышала часто и неровно, захлебываясь собственной похотью. Покачала головой. Гораздо дольше.

Парень удрученно поцокал, расстегнул ширинку, взял в правую руку свой член и придвинулся ко мне. Я опустила взгляд. Слишком большой даже для моего воображения, с выступающими венами. Головка блестела от выступившей жидкости. Рот наполнился слюной – я сглотнула. Очень красиво, такому инструменту обрадовались бы в порностудии. Эта мысль меня завела почти так же сильно, как тяжелый мускусный аромат его возбуждения, который заполнил маленькое пространство.

Он начал двигать рукой. Сначала медленно, постепенно ускоряясь. Раз, два, три – я считала движения, чувствуя, как все мучительнее тянет низ моего живота. На пятом десятке сбилась, он тоже.

– Смотри, как я кончу.

Как будто хоть что–то, даже ядерный взрыв, могло меня сейчас от этого отвлечь. Я подняла юбку.

– Сделай это на мои трусики.

Он застонал и поступил, как я просила. Горячая сперма потекла по моему белому кружевному белью и ногам.

– В следующий раз возьмешь его в рот и заглотишь все до последней капли, – пообещал, вытирая свой (потрясающий, прекрасный) член бумагой, прежде чем спрятать в шорты.

Слова такие же горячие, как его руки. Невозможная пытка – мне снова мучительно хотелось освободиться. Я раздвинула ноги, поместила два пальца на трусики, пропитавшиеся его спермой и моей влагой, и прямо через белье стала приближать себя к оргазму. Женя горящими глазами наблюдал за моей рукой, вбирая мои стоны и втягивая носом запах нашего желания. Он сжал кулаки, а его член снова набух, было видно даже через одежду. В этот миг удовольствие накрыло меня туманной волной.

Я достала бумажные полотенца и стерла сперму со своих ног. Сняла трусики и вложила в его руку.

– Следующего раза не будет, – ответила твердо, поправила юбку и вышла из туалета.

В тот момент я правда была в этом уверена. Как и в том, что Женя, застыв с моими трусиками в руках, смотрит мне вслед.

Евгений