– Закончишь школу с медалью, тогда и возьмем щенка;
– У тебя есть Марлон Брандо, гуляй с ним на даче;
– Закончишь университет и делай что хочешь.
Вот так я и живу без собаки столько лет. Как Малыш из «Карлсона». И родители совершенно не правы – на собаку я точно находила бы время. Да и Али мне всегда готова помочь.
– Волнуешься? – Мама прервала ход моих мыслей. – Сидишь с таким лицом, словно пытаешься решить пример из высшей математики.
– Если честно, то немного волнуюсь. Вдруг она окажется…
– Тая! – мама прервала меня.
– Мам, я хотела сказать странной!
– Я уверена, что она будет очень милой девушкой, с которой вы быстро подружитесь. А если нет, то спихнешь ее на остальных французов, – засмеялась мама, чрезвычайно довольная своей шуткой. – Это же им нужно будет писать отчеты по организации встреч.
Спихнешь, как же! Не хочется, чтобы меня потом ненавидела вся группа.
– Ну, правда, солнце, не переживай! Ты у меня умная и общительная, и я нисколько не сомневаюсь – все получится. Ты потом эти каникулы еще вспоминать будешь. – Мама легонько потрепала меня по щеке.
Мама надела красивый белый сарафан с кружевными вставками, а сверху накинула джинсовую рубашку – тоже переживает перед встречей с француженкой, хочет выглядеть стильно. А я решила не менять свой выбор, поеду в том, что понравилось вчера. Вот только немного помучилась с выбором прически: закрутить или выпрямить? Когда мое каре уложено волнами, то я сама похожа на француженку. А это может нас сблизить. И уже почти выйдя из комнаты, я схватила тушь и пару раз махнула по ресницам. Так-то лучше!
За рулем мама всегда нервничала, барабанила пальцами, но сегодня фокус ее внимания, кажется, изменился – мама вела машину аккуратно, плавно обгоняя другие автомобили. Такое бывает редко – в стрессовой ситуации, например, когда на работе случается что-то странное, или когда Ба сказала, что переезжает к нам на месяц из-за ремонта, который она затеяла на кухне. Чаще всего с мамой ездить очень волнительно: она мечется из ряда в ряд, изредка под нос ругаясь на других водителей. Но сейчас мы доехали без приключений, ругательств и потраченных нервов. Аэропорт «Шереметьево» встретил нас шумом от колесиков чемоданов, разговорами людей и жужжанием работающих кондиционеров. В аэропортах у меня всегда немного перехватывает дыхание от ощущения радости и легкого волнения от полета. Но сейчас меня беспокоил не шум вокруг – мне не хотелось пропустить Патрис. Найдя на табло нужный выход, мы с мамой подошли, и я растянула плакат, чтобы она сразу его увидела. С каждой секундой сердце начинало биться чаще и громче. Казалось, что еще чуть-чуть, и оно сможет перебить гул летящих самолетов.
Только не испорти мне каникулы! Только не испорти мне каникулы! Только не испорти мне эти «французские» каникулы!
Эта фраза стучала у меня в висках в такт сердцу. Тук! Тук! Тук-тук! Тук!
В горле пересохло. Тук! Тук! Тук-тук! Тук!
Перед глазами стало все расплываться. Тук! Тук! Тук-тук! Тук!
Чтобы успокоить себя, я начала считать от десяти до нуля, а потом обратно. Семь, шесть, пять… Не дав мне досчитать, двери разъехались, и люди стали медленно выходить. Большая толпа совершенно разных людей. Почему-то среди них я выискивала девушку в красной беретке (какой глупый стереотип, который поселился во мне из-за шуток папы). Я была уверена, что Патрис будет именно в ней, а на губах будет красная помада. Но беретка все никак не появлялась. Мимо прошла милая пожилая пара, девушка с коляской, многодетная семья с детьми в салатовых кепках (видимо, чтобы не потерять эту подвижную компанию из пяти малышей), серьезный бизнесмен в костюме (бедный, ему точно будет очень жарко), влюбленная пара, компания студентов. Кажется, прошли все виды путешественников, кроме нужного мне.
– Может быть, она не прилетела… – с надеждой пробурчала я.
– И не надейся, вон она! – мама кивнула в сторону растерянной невысокой девушки, которая, судя по движениям, пыталась включить севший телефон.
Мама помахала девушке, а я потрясла плакатом. В ответ она посмотрела на нас с нескрываемым удивлением, развернулась и пошла в другую сторону. Первый промах.
– Bonjour, Mesdames! – прозвучало над ухом.
Я повернула голову и обомлела. Передо мной стоял высокий парень, который, как и я, был одет в растянутую тельняшку с длинными рукавами, с кудрявыми темными волосами и очках в черной оправе. «Шаламе для бедных», – сказала бы Алина. Он и правда был похож на высокого дублера Тимоте Шаламе, и если бы не ситуация, то я точно на него запала бы. Какой ужас! У нас не только кофты похожи, но и прически (только волосы у него темнее)! Надо было выпрямлять…
– Что это за?.. – проговорила мама, сделав глубокий вдох.
– Мама! – воскликнула я, опуская плакат.
– Mon nom est Patrice Cotillard! – продолжил парень.
– Это точно полная жомапель… – растерянно прошептала мама. – Что мы скажем отцу?
– Мама! – я все еще не могла найти других слов.
– Что «мама»?! Я уже много лет мама! – она старалась не шевелить губами, пока это произносила, изобразив на лице нечто, что должно было напоминать улыбку.
– А вообще, я немного могу говорить по-русски! – сказал Патрис с невероятно приятным акцентом, смешно коверкая букву «р», и улыбнулся. – Наверное, даже много.
– Привет! – на секунду я пришла в себя. – Я Таяна. А это моя мама – Вероника Львовна. Кажется, у нас в университете произошла небольшая путаница.
– Небольшая? – мама кашлянула. – Пойдемте в машину, по дороге все обсудим.
– Большое спасибо за плакат. Мне очень приятно! А мы сегодня будем есть борщ?
Борщ? Меня накрыло волной возмущения, но я с большим трудом смогла себя сдержать, хоть и немного грубо впихнула ему в руки плакат. От шока, его наглости, переживаний о папе, месяце жизни с НЕЗНАКОМЫМ ПАРНЕМ и его внешности… я не могла сказать ни слова. Вот тебе и «французские» каникулы! Кажется, он самовлюбленный наглец. И почему мы ему сразу должны готовить борщ?
Патрис аккуратно положил свой желтый чемодан и большой рюкзак в багажник и, не прекращая улыбаться, сел на заднее сиденье. В машине воцарилось молчание, иногда нарушаемое постукиванием маминых пальцев по рулю. Это будут долгие два часа…
– Патрис, – первой заговорила мама, быстро кинув взгляд на меня. – Насколько хорошо ты знаешь русский язык?
– О! Очень хорошо, здорово! Мои дедушка и бабушка еще в детстве эмигрировали со своими родителями во Францию. А еще они были большими поклонниками русской литературы. Они зачитывались Достоевским, Тургеневым, Толстым, Пушкиным, Ахматовой. Очень много классики. И привили мне любовь к русскому языку. Наверное, поэтому я в университете выбрал русский язык первым как иностранный.
– Очень здорово! Да, Тая? – повернувшись ко мне и зло сведя брови, спросила мама.
– Да, очень! – я огрызнулась и отвернулась к окну, мысленно ругая университет. Ну надо же устроить такую подлость! Как можно было перепутать парня и девушку? Они что, запрашивали только имена? И мне, конечно же, достался высокомерный выскочка. И в подтверждение моих мыслей Патрис решил поюморить:
– Я думал, что вы меня встретите с медведем и балалайкой.
– А я думала, что ты приедешь в красной беретке.
– Она у меня в чемодане.
Придурок! Завтра поедем в университет, и пусть его первым рейсом отправляют обратно.
– Тая, напиши, пожалуйста, папе, что мы едем. Только все не пиши…
Остаток дороги мы опять ехали молча. Изредка я поглядывала на него в зеркало заднего вида. Патрис с большим воодушевлением смотрел в окна, иногда охая от восхищения. Чем-то он напоминал собаку, которая с радостью высовывается в открытое окно машины. Только слюни не пускает. Точно – придурок. Хоть и красивый. Быстрее бы уже от него избавиться. Не знаю, почему он так меня бесит, но мне физически сложно находиться с ним в одной машине. А как же будет дома? Я даже никогда не мечтала о старшем брате, как большинство девчонок. Я вообще не представляю, как можно с кем-то делить квартиру.
– А почему вы пришли в такое большое удивление, когда меня увидели, Вероник Львовн? – коверкая мамино имя, спросил Патрис.
– Хм… Если честно, то нам сказали, что приедет девушка, – мама опять попыталась изобразить улыбку. – Извини, если тебе показалось, что мы тебя как-то сухо встретили.
– Сухо? – переспросил он.
– Безэмоционально…
– А, понял! Но эмоции как раз у вас были, – Патрис заулыбался. Чертовски милой улыбкой.