Люби меня навсегда

Если вдруг Вайсберги решат, что им подсовывают товар с гнильцой. Не чистую голубую кровь, а кровь с раком, и тут мне опять становится безумно страшно и одиноко, и я начинаю реветь уже в голос, на что сердобольный дядя Ваня, не удержавшись, зовёт в кабинет медсестру и мне делают лёгкий укол.

Я не знаю, что это за препарат, который мне вкололи, но теперь я сижу, словно обложенная со всех сторон мягкой ваткой, и словно издалека до меня доносится спокойный монотонный голос доктора Тарасова, который объясняет мне план действий:

– Поленька, пойми, сейчас всё лечится, особенно с вашими возможностями. Это раньше люди с таким диагнозом жили два месяца, ну, максимум, три, – и я отмечаю для себя, что в принципе, мне осталось жить при плохом раскладе всего три месяца, но я смотрю в окно, на ещё юную тёплую и ласковую осень, тронувшую медовыми красками верхушки деревьев, и жизнь кажется мне прекрасной. В моей голове легко и пусто, словно её накачали гелием, и мне хочется улыбаться и просто сидеть и слушать доброго доктора.

Дядя Ваня, видимо, немного обеспокоенный моим слишком безмятежным видом, уточняет:

– Ты всё поняла, Полина? – и я радостно киваю в ответ, делая глоток холодной воды, и колючие пузырьки сразу весело бьют мне в нос, отчего мне становится ещё легче и веселее на душе. – Сейчас ты поедешь домой и отдохнёшь, договорились? – объясняет мне, как идиотке, доктор Тарасов. – Потом мы должны будем встретиться все вместе с твоей семьёй и семьёй Вайсбергов, чтобы обсудить план действий и возможные последствия. Так что всё будет хорошо, не переживай. Тебе надо будет сдать ещё один анализ, биопсию, и тогда мы уже сможем точно определить диагноз.

– А если он подтвердится, дядя Ваня? – с блаженной улыбкой смотрю я на доктора.

– Если подтвердится, тогда и будем думать. Всё будет хорошо. В любом случае, химиотерапия, лучевая терапия, всё это помогает.

– А если не поможет, а, дядя Ваня? – шепчу я.

– Есть много способов лечения. Мы живём не в средние века, слава Богу, – подбадривает меня Тарасов. – В конце концов, есть ещё пересадка костного мозга. С весьма неплохими результатами: три-четыре пациента из десяти излечиваются.

– Тридцать-сорок процентов, – задумчиво бормочу я.

– Ну, в общем, до этого не дойдёт, я думаю, – снова успокаивает меня мой добрый доктор, и, всю накачанную мощным успокоительным, меня отправляют домой, чтобы завтра уже провести целый семейный совет с участием клана Вайсбергов. Я задумчиво смотрю из окна авто на проносящийся мимо солнечный день, и вдруг понимаю, что это может быть последний сентябрь в моей жизни…

Я словно проваливаюсь в мягкий сон, добравшись до дома, пока не просыпаюсь от громкого стука в мою спальню и бешеного гудения за окном. Я выкатываюсь из небытия, пытаясь припомнить, кто я и где нахожусь, а за дверью я слышу громкие крики своих девчонок:

– Поля, вставай! Ты что, забыла!?

А я действительно ничего не помню. Что я должна была забыть? Еле-еле подняв себя по кусочкам с кровати, я добредаю до двери и открываю замок, и сразу же в комнату вваливается вихрь из смеха, цветов и ароматов. И моих девчонок. Они такие яркие и красивые, словно принеслись ко мне на разноцветных крыльях бабочек с другой стороны радуги.

– Как ты можешь спать?! – возмущается всегда такая деловая Саша, а в это раз одетая в более чем легкомысленный наряд: чёрный бархатный корсет и туфли на высоченных шпильках. И больше ничего. Если не считать чёрных чулок в крупную сетку.

– Ау, просыпайся, сегодня твой предпоследний день свободной жизни! – кричит мне в ухо Соня, бахает у меня под носом двухлитровой бутылкой французского шампанского и разливает это всё по бокалам, которые держит Маша.

– Пей, пей, пей! – громко кричат мои лучшие подруги, пока я не выпиваю до конца первый фужер-флейту, и, как ни странно, мне становится значительно лучше: в голове проясняется, я начинаю припоминать, что у меня действительно сегодня девичник, и еще на подкорке вертится какая-то назойливая мысль-воспоминание про неприятную беседу накануне, но я её решительно отгоняю, как надоевшую муху, и выпиваю залпом второй бокал ледяного шипящего напитка, который мне протягивает Соня.

– А теперь быстренько переодевайся, и в лимузин! – командует Саша, швыряя в меня пакет. Я достаю из него алый шёлковый корсет с бантом, а моя подруга продолжает: – Agent Provocateur, самая последняя коллекция, нам в редакцию на фотосессию прислали. Надевай скорее, будешь как самая модная экскортница столицы!

Я оглядываю своих подруг, и теперь ясно вижу, что они все разодеты в превесёлое бельё, подхожу к окну, за которым кто-то всё продолжает и продолжает яростно гудеть, и вижу самый длинный, самый лоснящийся и самый розовый лимузин, из всех, какие я когда-либо видела в своей жизни. Еще и с гроздью воздушных лиловых шариков на крыше.

– Теперь видишь? Мы подготовились! – гордо заявляет Маша в тёмно-синем боди с длинными рукавами, но тоненькими стрингами на попке.

– О, да, теперь я точно вижу, – смеюсь я в ответ во весь голос, и бегу в ванную, чтобы натянуть на себя корсет-мечту любой девочки по вызову.

Я мельком смотрю на себя в зеркало: бледное лицо, заострившиеся скулы, спутанные волосы, в общем, не очень-то я похожа на вылизанный образ светской львицы из своего блога. Я быстро достаю из шкафчика свою любимую алую помаду, крашу губы, растираю пару мазков по скулам, и обвожу глаза чёрно-дымчатым карандашом. Ну вот, теперь образ окончательно завершён. Хотя, нет, не совсем: ещё раз обвожу взглядом полку, набитую пузатыми стеклянными флаконами с духами, и останавливаю свой выбор на Opium от Ив Сен-Лорана: его тяжёлый пряный запах давит на меня, словно прижимая мои ноги крепко к земле, не давая упасть или взлететь в небеса. Оставляя по всей комнате за собой густой шлейф из бергамота, мандарина и ландыша, я достаю из шкафа ботфорты на длиннющей шпильке, и теперь я окончательно готова!

– Ну что, по коням, сучки! – весело орёт уже наполовину пьяная Соня, и мы толпой вываливаемся из комнаты, напугав до полусмерти нашу добрую безмолвную домработницу Дашу.

Заплетаясь в своих высоченных ботфортах, я иду к гигантскому лимузину, и с водительского сидения вскакивает и спешит открыть мне дверь мускулистый водитель-мулат в белоснежной манишке, обтягивающей его упругие кубики, и в чёрной форменной фуражке с козырьком. Я плюхаюсь с девчонками на кожаное сидение, и наш шофёр улыбается белозубой улыбкой со словами:

– Добро пожаловать на борт! Вы готовы отправиться в путешествие? – задаёт он больше риторический вопрос, и Соня, сосредоточенно разливая нам по бокалам новую порцию шампанского, командует:

– Трогай! – и наш розовый длинный корабль, словно глянцевый металлический фаллос на колёсах трогается с места, медленно покачивая своими сияющими боками, пока мы бултыхаемся в нём, как стайка говорливых неутомимых попугайчиков.

Мы снова чокаемся, шофёр врубает нам мою любимую Pink и опускает непроницаемое черное окошко между водительским сиденьем и пассажирским салоном.

– Чтобы твоя жизнь изменилась навсегда! – провозглашает Соня, размахивая фужером, и проливая часть содержимого на свой белоснежный корсет, весь в узорах пайеток на сосках и лобке, чтобы прикрыть, видимо, самое дорогое от нескромных взглядов.

– Пей, пей, пей! – снова орут во весь голос мои девчонки, и я, смутно вспоминая, что моя жизнь, действительно изменилась, послушно выпиваю свою долю добрых напутствий.

Крыша лимузина плавно разъезжается в стороны, и мы вчетвером высовываемся из неё, ловя разгорячённой кожей ночной сентябрьский воздух и махая проезжающим мимо авто. Вслед нам раздаётся возбуждённое гудение, а я с наслаждением дышу полной грудью, а вокруг меня колышутся гроздья воздушных шаров, готовые унести нас вместе с авто в звёздную высь.

В моей голове легко и совершенно пусто, и я вдруг отчётливо понимаю, что наконец-то чувствую себя абсолютно свободной, пожалуй, впервые за последние лет пять.

Мы снова плюхаемся на мягкие пружинистые сиденья, и Маша спрашивает нас:

– А помните, как мы собирались все вместе поехать после первого курса в путешествие по Европе? На машине?

– Ну да, помню, а как же не помнить, – поддакивает Саша.

– И что же, почему не поехали? – вопрошает Маша.

– Ну лично я уже устроилась тогда работать в журнал на лето, извините, не смогла, – раздражённо отвечает Саша. – А ты сама, почему не поехала?! Могли же ведь втроём собраться и без меня!

– Потому что Сонечка, кажется, встретила своего второго папочку, или даже дедушку? – язвительно замечает Маша.

– Ну да, встретила, – сокрушённо соглашается с обвинениями Соня. – Прекрасный замок в Горках-3, как сейчас помню… В английском стиле, – уже мечтательно проваливается она в свои воспоминания, – новый перспективный проект… – Ну а что, вы так и не собрались, а Виталий позвал меня на озеро Комо в Италию. Что мне, нужно было с вами всё лето в Москве сидеть, что ли?! И ждать, когда вы там наконец-то разродитесь?

– Действительно, зачем отказываться от такого искусного куни, – смеюсь уже я во весь голос, – помним, помним увлекательные рассказы о твоих множественных оргазмах! Такое точно нельзя было пропускать: утренний куннилингус в Италии, это же просто мечта! Кажется, по-другому у него не очень хорошо вставал, – припоминаю я с невинным видом, делая очередной глоток уже немного нагревшегося шампанского.

– Ну знаешь ли, у меня хотя бы была веская причина! – возмущается первый раз за всё время Сонечка. – А тебе же что помешало отправиться в путешествие нашей мечты? Ты у нас ни разу в жизни не работала, насколько я помню, отношений у тебя тоже до твоего Стасика ни с кем не было! Что, сидела дома под яблоньками? – такой раздражённой Соню я, пожалуй, никогда не видела.

Я начинаю вспоминать: действительно, я-то почему никуда не поехала со своими подругами? Сидела с родителями в нашем домике в Испании? Ходила на какие-то вечеринки и тусовки в столице? И не могу припомнить, чем же таким важным я сама занималась тем летом.

– Девочки, не ругайтесь, – пытается успокоить всех Маша. – Тем более сегодня у Полины праздник. Что было, то было, я тоже в то лето никуда не поехала с вами, потому что проходила практику в реабилитационном центре, – оправдывается она, и для меня её слова звучат как издёвка: все были в то лето заняты действительно чем-то важным, кроме меня! Соня – своим шустрым престарелым фавном с липким язычком, Саша – карьерой, а Маша, о, святая Маша, занималась благотворительностью и добрыми делами. Одна я просто шаталась по музеям и рассматривала старинные выцветшие фрески. Глупо и бесцельно…

Но резкий толчок встряхивает меня от моих очередных грустных мыслей, окно между водителем и нами плавно опускается, и, растянув пухлые губы в ироничной улыбке, он произносит:

– Приехали.

– Куда приехали? – недоумеваю я.

– Куда надо, туда и приехали, – деловито отвечает Саша. – Ну что ты как маленькая, Поля, что с тобой сегодня? Соберись! Неужели ты думала, что мы тебя вывезли просто прокатиться в машинке в твой предпоследний день свободы?

– Да! – поддакивает Маша. – Подумай над этим! Предпоследний день. Это тебе не цэцки-пэцки! – замечает она, хотя уж она то, как мне кажется, как раз должна бы себя вести более профессионально, учитывая, что она дипломированный психолог с собственной практикой. – Выкатываемся! – бодро орёт психоаналитик, и дверь нашего розового авто распахивается настежь.

– Подождите! – кричит пьяная Саша, – чуть не забыла! – и раздаёт нам всем чёрные латексные маски зайчиков. – Быстро надевайте! – распоряжается она, и мы, весело хихикая, пытаемся застегнуть их у себя на затылках.

– Это вам тоже в редакцию принесли? – интересуюсь я, и Саша – теперь кролик с длинными острыми ушками отвечает:

– Не говори глупостей! У каждой современной девушки должна быть хотя бы одна маска. Для разнообразия. Между прочим, мы целую статью в журнале об этом писали.