МАМА

Ну читай.

Я посмотрел на слово. Буквы были немного странные, слитные, но легко угадывалась первая Л, она плавно перетекала в перевернутый Ь и сливалась с палкой за которой точно стояла С и мягкий знак, далее 8 или В, а точно В, откуда в слове может взяться цифра и прописная А, ее я уже запомнил.

Мам, а что это за буква после Л- спросил я у Мамы.

Это Ы, не узнаешь- а точно, она просто написана странно.

Я сложил в уме слово, получилась какая то Лысьва. Слово мне сразу показалось, странным, и не реальным, нет не может такого быть. Может это не В, а 8, подумал, я. Вот на моем постере, внизу маленькими буквами было написано ТПИ7 издат.

Моя задержка, стала раздражать Маму, она уже завелась, и громко спрашивала, ну говори, что прочитал.

Повышенный тон меня напугал, и я понял, что если скажу что это Лысьва, то мне не сдобровать.

Лучше буду молчать.

Мама не сдаваясь, давай читать по слогам. Назови первые буквы

Л- Ы, что получилось ЛЫ.– хорошо

Дальше, С-Ь-ВА- Сьва. – Молодец, ну соединяй.

Я не мог соединить Лы и сьва. Это несовместимые слоги. За все время, что я учусь читать я не встречал таких слов, и что может обозначать это слово Лысьва, нет тут подвох.

Мама уже разъярилась, моему молчанию, и пыталась криком выбить из меня признание.

Я молчал, как пленный партизан.

В какой то момент меня схватили за волосу и изрядно потрепали, от чего часть волос осталась в руке Мамы.

Вот он, меня осенило, Лысьва, – это что связанное с лысым, лысеть. Я испуганно прохлюпал, Лысьва. Мама облегченно вздохнула, посмотрела на меня. И крепко обняла. Прости меня – Сашуль, я тебя очень люблю.

За что мне было прощать Маму я не очень понимал, но любил ее по прежнему сильно.

Она у меня самая лучшая.

Пистолет

Приятно иногда погрузиться в воспоминания. Они как лакмусовая бумажка твоего состояния сейчас, и каждый раз ты смотришь на них глазами другого человека, с разной жизненной позицией и отягощенную дополнительным опытом. Не всегда полезным и нужным. Но есть такие воспоминания которые показывают твою сущность и твой стержень и когда в них проваливаешься ничего не меняется, ты переживаешь их ровно так же без малейшего изменения эмоционального фона.

Например, со мной живёт непроходящее воспоминание о том, как я потерял чужую игрушку в детском саду.

Детский сад. Группа со светлыми стенами покрашенная никакой краской, словно безучастные глаза детей затерли ее ластиком, шкафчики, как тогда казалось большие, в них можно было целиком залезть. Игрушки, пластиковые куклы, деревянные кубики на полках и в ящиках. Я и еще один ребенок, не помню как он выглядел, и часто даже пол в воспоминаниях этого ребенка меняется Иногда это мальчик, иногда девочка. С нами моя Мама, она была воспитателем и ждала когда заберут последнего ребенка. За окном мела метель, и уже стемнело. Я играл с пистолетом. Вот он передо мной всегда один тот же. Черный, железный, тяжелый револьвер, с тугим курком, и деревянными накладками на рукоятке, от пистолета пахло порохом почти как от настоящего, но стрелял пистонами. Я такой иногда встречаю в настоящих магазинах с оружием. Собираясь домой мама одела меня завернула в теплый, колючий шарф, когда вспоминаю отчетливо чувствую как он кололся. В руках у меня остался пистолет. Мама заметила его и сказала чтобы я оставил. Эту игрушку забыл какой то мальчик. Я выпросил взять пистолет на вечер домой, а завтра принесем обратно. Мама согласилась.

Сибирская зима, морозная, снежная и сухая с радостью приняла нас в свои объятия, кусаясь за открытые части тела, сейчас шарф уже не так кололся и спасал от студёного воздуха. Мы зашли в магазин с большими стеклянными витринами, мама купила продукты, мне доверили нести хлеб. Он был теплым и пахучим. Нести его одной рукой мне было не удобно рука не растопыривалась на его ширину. А в другой у меня был пистолет. Тогда я прижал хлеб к груди вместе с пистолетом, и обхватил их двумя руками. Я шел домой счастливый и это счастье было с запахом хлеба, со скрипом белого искрящегося от света фонарей снега, с прокатанными до зеркального состояния замершим лужами, которые я тоже не пропускал и весело скользил по ним с разбегу. С Маминым задорным смехом. Уже дома раздеваясь и открепляя от себя буханку хлеба, я с ужасом понял что потерял пистолет. Это чувство, что тогда, что сейчас вспоминается одинаково четко, но еще ярче вспоминается мамина реакция. Я готовился заплакать, губы дрожали, глаза наполнялись слезами, от состояния счастья до полного разочарования прошел ровно миг Мама обняла меня. Я сопел носом втягивая слезы, обиду и разочарование. Вместе с тем и мамин запах, это был наипрекраснейший аромат, от него пахло уверенностью, любовью и цветами. Я тогда подумал откуда зимой цветы. И для меня это было чудо. Равно как и сейчас, каждый раз обнимая Маму чувствую уверенность любовь и по настоящему летнее тепло в любую погоду.

Мама мне в тот миг стала жизненно необходима, мне до смерти стало нужно её видеть, обнять, быть с нею… Вот что я помню… Но помню я это не как покинутость и неразрывную связь ребёнка с родителями в её отсутствие, а как непостижимую любовь ко всему, что мне дорого сейчас… К родителям, семье, дому, Родине, жизни… В моём этом воспоминании я тот человек, который пишет эти строки, а не маленький мальчик.

Необъяснимая живая ясность таких воспоминаний сшивает время, делает прожитые годы и десятилетия не то что короткими или быстротечными, а попросту несуществующими. Эти воспоминания, дающие непостижимое ощущение неразрывности с детством, юностью, с тем, что случилось недавно или буквально вчера. В них я – один и тот же человек, с неизменной душой и чувством жизни…

А ещё, именно из-за таких воспоминаний мы так часто видим и осознаём прожитую жизнь как необычайно короткую, а время стремительно летящим.

Додумать

Вечером в курортном городке Широкая балка, на берегу черного моря делать не чего. Эх зачем мы с Мамой сюда приехали. Думал, я, чем нам море здесь, лучше чем в Новороссийске, но там у меня полный двор друзей, мы играем днями напролет. А здесь, каждый день одно и то же, завтрак, море, обед, море, ужин, спать. Уже море не в радость, а самое главное, как закончится отпуск, мы уедем сразу домой в Сибирь. И я так и не повидаюсь со своими друзьями со двора в Новороссийске, Кареном-, Андрюхой, Ваней, Крысой- не знаю его имени, все зовут его крысой и он откликается. С ними всегда весело и задорно, мы играем в московские прятки по всему двору. Двор вообще был целым миром с центром газовой будкой. Она вся исписана, оставить на ней надпись священная обязанность каждого мальчишки во дворе, есть там и моя подпись. Когда я царапал гвоздем штукатурку, предполагал зачиниться на этом месте надписью-здесь был Саша, но меня прогнали бабушки с соседнего подъезда уже на слове Здесь, оно так и осталось одиноко висеть между других посланий будки. И стало мне нравится больше чем законченное предложение. В нем была загадка и таинственность, очень хотелось узнать, что здесь. И всегда можно было додумать. Особенно хорошо надпись было видно с раскидистого тутового дерева. Когда заберешься на верхние ветки, и тогда казалось, что это как указатель секретного места, вот оно именно здесь центр мира, и начало начал. Об эту будку мы чеканили мяч, отсчитывали считалки перед прятками, бежали дотрагиваясь вперед ведущего, и громко кричали туки туки за себя. Незаметно для всех стали тукаться и вводить именно у моего слова здесь. Вокруг будки была асфальтированная площадка, в 3 метрах стояло тутовое дерево, ягоды редко успевали созреть, детвора обрывала их заранее. Но с верхних веток доставать было сложно и они все таки вызревали и падали на вытоптанную землю под деревьями, оставляя темно фиолетовые пятна. С краю двора рос раскидистый дуб, под ним стоял стол, где взрослые играли в домино или карты, там часто сидел и мой дедушка, мне всегда было интересно посмотреть за игрой, но малышню всегда прогнали, как я догадывался, из за того что взрослые ругались матом и курили во время игры., за дубом, был резкий спуск, и палисадники перед домом, в палисадниках жители первых этажей, выпрашивали цветы. За домом была запретная территория, бабушка и мама не разрешали выходить со двора, но именно из за этого туда тянуло гораздо сильнее, а еще там росли абрикосовые деревья, и какое то дерево с шипами, из этих шипов можно было делать, очень крутые наконечники для стрел. А еще шла наземная теплотрасса, в ней была очень ценная, металлическая оббивка, из которой получалась, отличная броня или щиты, под оббивкой шла стекловата, она была колючая и от нее чесались руки, но если ее запалить она горела ярко, дымилась густым черным дымом и звонко трещала. Можно было устроить хорошую дымовую завесу.

По всему периметру двора были кустарники, колючие и непролазные. А в торце стояла мусорка, это был настоящий клондайк для мальчишек, во дворе объявляли сбор как только кто выкидывал коробки или доски, из которых мы сооружали рыцарские доспехи, шлемы, щиты, мечи, пистолеты, луки, и носились друг за другом сражаясь, перемещаясь во времени в эпоху средних веков, или во времена освоения дикого запада, или легко превращались в роботов из далекого будущего. Эх и вот от всего этого разнообразия меня оторвали, ради отдыха в Широкой балке. Я горевал. Правда меня успокоила Мама, что мы все таки несколько дней проведем в Новороссийске. Я с нетерпением ждал окончание нашего отдыха, и возвращения во двор.

Давай сходим на видеофильм вечером, предложила Мама. О давай – радостно согласился я. Это ведь безумно интересно, в видеофильмах всегда показывают, крутые фильмы, в кинотеатрах таких не увидишь. А что там показывают

Ну увидим как придем.

Да и то верно, вариантов вечернего досуга 2 лечь спать, или пойти в кино, какой выбрать 9 летнему пацану, конечно в кино.

Фантазия подробно дорисовала картину которую мне хотелось увидеть, вот бы показали про рембо, друзья во дворе расказывали, это крутейший фильм, с Сильвестром Сталоне, или Что нибудь с брюсом Ли. Я уже не мог дождаться, когда мы пойдем в кино.

Наконец мы собрались, меня нарядили в парадные джинсовые шорты, и клетчатую рубашку. Мама пыталсь уложить вихр на моей макушке, но упрямо не слушался и встававал перпендикулярно голове.

Последние попытку уложить его она предпринимала уже по дороге в кино. Вихр, не сдавался, прилипая на несколько секунд, все равно выбивался из строино причесанных, выгоревших на солнце, волос.

Зал для просмотра видеофильма, был переоборудован из столовой, столы за которыми мы принимали пищу расставили, так чтобы всем было видно центральный стол возле стены, на котором гордо стоял цветной телевизор, с пузатым экраном, цветными глазами кнопками каналов, и круглым крупным, как картошка носом регулировки громкости, завершала образ шляпа- видемагнитофон, из которого как козырек торчала приготовленная кассета.

Люди неспеша заполняли импровизированный зал кинотеатра. На улице уже темнело. И солнце устало погрузилось в морскую пучину, немного остыть, чтобы завтра продолжить, запекать ленивых отдыхающих на пляжах.

На столах от ужина остались солонки и перечницы. От безделья я сыпал себе соль на палец и облизывал его, соль мне показалась очень вкусной. Мама заметив мою страсть к соли, отставила от меня солонку подальше.

Человек, как 2 капли похожий на телевизор в шляпе, подошел к своему брату близнецу и радостно оповесил зал, что сегодня нам покажут фильм ужасов-Извне.

Саш, ты не испугаешься? – спросила Мама.

Нет мам не бойся.

Я никогда до этого не смотрел ужастики. И мне было жутко интересно восполнить этот пробел.

Магнитофон радостно проглатил кассету, и шляпа лишившись своего козырька, стала похожа на тюбитейку.

– Ты чего смеешся, -спросила Мама.

– Телевизор смешной, -ответил я.

– Да уж -сказала мама, я почувствовал, что это «да уж «несет какой то еще смысл кроме согласия, но выяснять не стал. Фильм уже начался.

Как на зло, изрядная порция соли которую я сьел только что дала осебе знать и я захотел пить. Кроме всего прочего дискомфорт доставляло щипание в уголках губ, тоже от соли. Зачем я ее ел?

Я отпросился на минутку попить, и умытся. Пулей сбегал в умывальник, этажом ниже, и через минутку уже сидел, довольный, расспрашивая, что я пропустил.

Фильм, был и вправду страшый, ученый изобрел машину, с которой открывал паралельные вселенные откуда к нам проникали разные монстры. Эти монстры были отвратительные, и я часто закрывал глаза и смотрел на них, через пальцы. Иногда мне глаза закрыаала мама, и тогда я уже не мог смотреть даже сквозь пальцы. В какой то момент наступила кульминация страхов, и мама сказала, что этот фильм мне смотреть нельзя. Я не сопротивлялся, потому как последние минут 10 и сам сидел и боялся даже одного звука фильма, не прмышляя открыть глаза.

Мы вернулсиь в номер, где жили, я долго не мог уснуть, и боялся теней на потолке. И еще представлял чем же этот фильм закончился, а еще мне очень хотелось рассказать о нем своим друзьям, но вот только, что рассказывать, если я даже не знаю чем он закончился. Ну ничего, я решил додумать концовку.