Колдун с Неглинки

Тут подошел какой-то мужик, тоже нажал на кнопку – и лифт приехал. Мирон поставил сумку внутрь, пропустил бабку, а когда двери начали закрываться, неожиданно для себя протиснулся между ними.

– Зачем?

Мирон пожал плечами.

– Допустим. – Алиса вскочила с дивана и метнулась на кухню. Крикнула: – Чай есть, имбирный! Будешь? – Она принесла две кружки и устроилась напротив Мирона прямо на полу, сложив ноги по-турецки. – Я только одного не понимаю – ножом-то за что? Ты ведь ей помог.

– Помог, – кивнул он. – Прикинь, мне стало любопытно, что это за «наш». Мы поднялись на девятый, и я спросил, чей я, по ее мнению. «Шорный. Что принес-то, глянь». Открываю сумку, а там пусто. Только на дне камни, как с пляжа – маленькие. Я их в руки взял – вообще ничего не весят. Но я же помню, что еле тащил, до сих пор спина болит. Если бы, говорит, был не наш, вообще бы с места не сдвинул…

В светлой комнате с плетеным ковром на полу вся эта история с бабкой казалась дикой даже самому Мирону. Но порез был настоящим. Алиса тряхнула волосами, собранными в высокий хвост, и потерла плечи.

– Жуть какая, просто мороз по коже.

– Ты мне веришь?

– Пока не знаю. Может, тебе просто…

– Что мне «просто»? Показалось?..

Мирон знал Алису с первого класса. Познакомились забавно: первого сентября мама забрала его из школы и зачем-то прихватила с собой незнакомую девочку с тонкими черными косичками. Оказалось – новая соседка, только переехали. За ней опаздывали, а мама выручила. Тогда еще был жив их мопс Мистер Пиквик, и Алиса попросила дать ей подержать поводок. Мирон великодушно поделился: он давно привык к Мистеру Пиквику и не понимал Алисиного счастья. Сначала Алиса посидела у них, потом он погостил у Алисы, в школу и из школы – вместе, все праздники – тоже. За это время Мирон всерьез обиделся на нее, кажется, однажды – когда в его девятый день рождения она сидела на качелях среди подружек и только хихикала, поглядывая в его сторону, а он чувствовал себя на собственном празднике лишним. Тогда Мирон ушел к себе и гамал в «Варкрафт» один, а потом еще дня три демонстративно с ней не разговаривал. Правда, когда на выходных родители повезли их в зоопарк, обижаться дальше не получилось. Как-то глупо было смотреть на жирафа и молчать.

Вот и сейчас кольнуло похожим. Впрочем, зря. Если бы ему самому кто-нибудь рассказал про неподъемные камни-голыши, он бы не только на фантазию подумал.

Видимо, ощутив вину, Алиса придвинулась ближе и посмотрела снизу вверх, сочувственно сложив брови домиком.

– Что было дальше?

– Ну, она опять мне по ладони пальцем поводила и ушла на кухню, хлопнула холодильником, а вернулась уже с ножом. И без предупреждения по ладони – фигак! Про экзамены что-то говорила. И тебе будет от себя польза, только скажи, пожелай… Вот так, пока не зажило, потрогаешь, загадаешь – все сдашь, даже если не учил. Чего хочешь желай пока. А как поверишь – ко мне вернешься… И про капусту. Капуста ей вроде была нужна.

– Ха! – сказала Алиса. – Ха-ха! Так значит, твоя рука желания исполняет?

Мирон изобразил здоровой ладонью фейспалм. Пока кривлялся, понял, что нужно делать, – и размотал бинт.

Порез был на месте – бледный, чуть влажный, с приоткрытыми краями.

– Валяй, проверяй, – произнес он с деланым безразличием.

– Подожди. – Алиса выхватила из-под тетрадки смартфон и забегала пальцами по экрану. – Шорный – это… Хм. «Относящийся к ременной упряжи и другим техническим изделиям из кожи». Прости, но… Серьезно?

Первым не выдержал и расхохотался сам Мирон. Смех был истерическим, нехорошим, зато Алиса веселилась от души.

– Ременная упряжь! – всхлипывала она. – Изделия из кожи! Хочу, – и кончик ногтя очертил вокруг пореза кривой овал, – чтобы появился пони! Здесь только пони не хватает!

Оба внезапно смолкли, будто у них разом пропал голос. Осторожно осмотрелись, но пони из шкафа не выскочил.

В комнате потемнело – снова собирался дождь, казалось, лета в этом году вообще не будет. Над крышей громыхнуло и покатилось, затихая.

– Слава богу, – серьезно сказала Алиса. – Просто спятившая бабка.

– Вообще чокнутая, – согласился Мирон. – Ну, я пойду.

– Ага. – Алиса подобрала с пола книгу. – Надо учить.

– Мне тоже, я еще не…

Он бы признался, что по-хорошему даже не начинал готовиться, но в палисаднике захрустело.

– Наверное, с-собака, – сказала Алиса, которая вдруг начала заикаться. – Соб-бачка с улицы зашла.

– Какая-то слишком большая собака, – возразил Мирон. – К тому же собаки не…

Он прислушался. Сквозь треск кустов смородины, высаженных вдоль ограды соседкой, отчетливо доносилось пофыркивание.

Раскосые глаза Алисы округлились, Мирону показалось, что он отразился в них в полный рост.

– Я посмотрю, – прошептала она и выглянула в окно. Через мгновение Алиса уже шуршала в прихожей одеваясь и приговаривала: – Милый! Он такой милый!

Пока она бежала на задний двор, Мирон посмотрел тоже. В смородине топтался – нет, точно не пони, а совсем крошечный рыжий бычок. Или похожее на него существо – и выглядело оно беспомощно.

– Иди ко мне! – Это появилась Алиса. В ее протянутой руке была морковь. – Иди сюда! Не бойся!

Тот покачнулся, лизнул язычком черный глянцевый нос и зашагал к еде. Когда он захрустел морковью, Алиса обернулась к Мирону с широченной улыбкой:

– Это зубренок! Маленький зубр в нашем саду! – Она осторожно погладила жесткую шерсть между ушами.

– Мне не послышалось? Ты сказала «зубр»?

Хлопнула рама: из соседней квартиры высунулась Катя, ее окна тоже выходили в сад. Катя жила одна и работала из дома, кем – никто точно не знал, но застать ее можно было в любое время, не считая продолжительных поездок. Судя по загару, с которым она возвращалась, – удачных.

– Точно, зубр, – сказала она невозмутимо. – Офигеть. Как он сюда попал?

– Чудеса! – отозвалась все еще сияющая Алиса.

Только тогда Мирон наконец-то отмер, накинул куртку и выскочил наружу. На бегу до боли выкручивал кожу на запястье, но ничего не исчезло.

Зубренок сложил тонкие ноги и улегся на траву. Мирон осторожно потрогал его пальцем. Обернулся – соседки в окне уже не было. Скорее всего, сейчас выйдет.

– Давай убирай, – прошипел он и поднес рассеченную ладонь к Алисиному лицу. – Убирай его, пока никто не заметил!

– Не буду. – И снова хвостом на затылке затрясла. Как же она его сейчас бесила! – Он живой. И маленький. Я хочу, чтобы он жил.

В глазах Алисы мгновенно вскипели слезы. Мирон вскочил и зашагал туда-сюда по участку, ероша волосы. Даже не представил, а увидел, как если бы смотрел старый фильм: вот он сидит в железном кресле, похожем на пыточное, с вытянутой левой рукой, закрепленной ржавыми скобами на подлокотнике так, что не пошевелиться. А перед ним (камера поднимается выше, чтобы охватить картинку целиком) нескончаемая людская очередь. Люди как нетерпеливая вода, затопившая улицы. Он умирает, но им все равно – сначала они будут прикасаться к трупу, а после понесут его высохшую руку по городам, и везде к ней будет выстраиваться толпа, и она не иссякнет, как не заканчиваются желания, – никогда…

– Мирочка, ну пожалуйста… – заныла вдалеке Алиса. – Оставь его, а?

– Тебя, узкоглазую, забыл спросить! – хрипло рубанул Мирон и провел пальцем по ладони. «Пусть не будет никакого зубра. И все забудут про зубра. Насовсем!»

– Нашла! – крикнула Катя из своего окна. – Приокско-Террасный заповедник. Готовы забрать!