Химия любви

– Да, – сказала я. – Но скажи, почему распадаются семьи? Какие ошибки совершают муж и жена? Чего надо бояться?.. (Тогда я думала о Коля.)

…Было тепло, окно открыто, солнце через цветные шторы причудливо сплело орнамент на нашей постели, на наших телах. Я лежала у него на груди, гладила волосы, а он с серьезным видом долго, умно и подробно отвечал на мой вопрос. До того долго, умно и подробно, что я заснула.

Когда проснулась – встретила его вопросительный взгляд.

– Да, – сказал я. – Пора.

Он был честен и не предложил мне связь без будущего.

И он уехал.

Навсегда.

Так он думал.

И я так думала.

* * *

«… Если б ты знала хотя бы десятую часть того, что я преодолеваю на пути к тебе, нам, ты бы зауважала меня сильно-сильно. Мои силы на исходе, но, надеюсь, и испытания вот-вот закончатся. Хотя… Вот анекдот-притча: мужик падает в колодец, боится погибнуть. Упал. Не разбился. Вздохнул: слава Богу, на твердом стою. И тут снизу постучали…

До сих пор мы не сделали крупных ошибок и дальше не седлаем, потому что нам небеса помогают – потому что у нас есть то, что делает нас сильными: любовь.

Я старше тебя, опытнее, знаю, что любовный угар со временем уменьшается. Но у нас есть другие преимущества: твоя искренность, моя искренность, мой опыт жизни. И это – залог нашего счастья.

…Я мог бы написать тебе сто и больше хулиганских писем, но что-то меня тормозит. Хотя то, что у нас происходило, и то, как и что ты пишешь про Нее и Его, – это все то, о чем я мечтал всю жизнь и чего у меня не было никогда.

…А залог нашего семейного благополучия в том, что я буду тебе мужем, любовником, братом, отцом… Буду тебе всегда ноги мыть и эту воду пить…»

* * *

«Сегодня отправил письмо, потом пытался с тобой поговорить по телефону (помехи были), потом ты позвонила – я не мог говорить, полный кабинет народу, Елена здесь же… Я, наверное, скоро сдохну от всего этого. А если серьезно: сколько веревочке не виться – конец скоро будет. Только каким он будет?.. Но в любом случае: двойная жизнь не для меня. И не для тебя. То есть не для нас.

…Вчера получил от тебя два письма. Сегодня пойду их перечитывать. А сейчас наберусь духу и напишу хулиганское письмо – ты ж мне вчера разрешила (кстати, лишний раз это докажет, что я – неправильный, ненормальный человек). С такими молодыми, юными женщинами (как ты, например) водиться совсем не стоит. Тем более – любить. И тем более писать нежные любовные письма.

And so (итак): во-первых, моя ладонь, моя рука до сих пор помнит твою растаявшую от удовольствия грудь, когда мы в такси ехали с Аи (Лариса тогда сидела впереди) – это было неописуемое блаженство.

Во-вторых, (или во-первых – по хронологии) я не могу забыть последних минут прощания на вокзале во время нашего первого свидания в Бийске, когда ты в машине на заднем сиденье сделала то, что сделала.

В-третьих, когда захожу в ванную, смотрю на Него и говорю: «Поди соскучился по миленькой наезднице, по Ней?» Он тут же делает стойку и ведет себя как дубина-дубиной, то есть торчит тупо и несгибаемо, как бы говоря: «Не то слово, как я по Ней соскучился! И по рукам миленькой наездницы. И по ее губам. Как же мне хочется, чтобы и меня, и все остальное мое хозяйство приласкала миленькая наездница. Чтобы потом, в разлуке, помнить ее так, как ее ладонь, помнить ее грудь…» Я сжимаю Его крепко ладонью, обнажаю (до боли) головку и строго так спрашиваю: «И что же Ты предлагаешь?» А он мне: «А помнишь последние минуты в гостинице, когда ты вместе с милой наездницей сглупили, решив расстаться навсегда – в Горном дело было: вы с ней лежали рядом, и ты терзал меня, а она – ее?.. И тогда я вместе с ней – в смысле одновременно – испытал блаженство».

«И что? – продолжаю я допрос. – Ведь миленькой наездницы и ее клитора нет рядом. Что ты предлагаешь?» А Он: «А ты ж помнишь все-все. Если это так, – а я знаю, что точно так, – то закрой глаза, вспомни, представь наездницу, Ее и все остальное. И сделай мне хорошо. Понеслись?..»

…Как бы я хотел, чтобы ты, моя дорогая Карина, вела бы такой же диалог с Ней.

Полагаю, что ты меня не осудишь за эти строчки, так как за ними ничего, кроме любви, нежности и уважения (трепетного), ничего не кроется.

Про домашние и рабочие дела не буду писать, все – при встрече, так как все сложно и отвратительно. Честно сказать, не знаю, как и чем это все закончится…»

Глава шестая

Я просто ощупываю пальцами, шевелюсь,

и сжимаю – и счастлив,

Прикоснуться своим телом к другому —

Такая безмерная радость,

Какую еле может вместить мое сердце.

    У. Уитмен.

Но я зачем-то написала ему письмо.

А он почему-то зашел на почту и спросил, нет ли на его имя письма? Письмо было. Он позвонил и сказал: