Двести второй

БТРы открыли огонь прктически одновременно. Мы, кто был на броне в тот момент, даже не сделали попытки спрыгнуть вовнутрь под броню или соскочить с БТРа на землю. Смотрели как завороженные. Вот только что грохотали крупнокалиберные КПВТ, и вдруг разом все смолкло. Тишина такая, как будто выключили звук. Впереди оседает пыль, словно падающий занавес, и мы видим лежащие на земле бесформенные туши коней вперемешку с разорванными тела всадников, изуродованными пулями. Все эти окровавленные груды кровавыми мазками раскрасили желто-зеленое полотно бахчи растелившейся перед нами.

–. Картина этого смертельного хаоса абсолютно статична, никакого движения, и только откуда-то взявшийся круглый как мяч «перекати-поле» катится, через этот смертельный пейзаж, легко преодолевая на своем пути окровавленные тела и изуродованные туши коней, невесомо перелетая через них. Мы, минуты три молча смотрели на эту картину смерти.

Вывел нас всех из оцепенения звук включившейся рации. И только в эти минуты я осознал, что такое война.

Нам до нашей войны оставалось еще четыре месяца. А пока каждый новый день в учебке был похож на предыдущий.

Подъем в 6:00. Форма одежды №2 – это голый торс, сапоги, штаны. (Есть еще Форма №1 – это в трусы, майка (никогда так не бегали); Форма №3 – сапоги, штаны, Х/Б или П/Ша без ремня и головного убора; Форма №4 – тоже, что и 3, но с ремнем и в головном уборе). Звучит команда: «Выходи строиться!»

А так как на улице температура всего +10С градусов начинается толкотня перед выходом из казармы, мы как пингвины на льдине топчемся в тамбуре в полусонном состоянии. Никто не хочет выходить на улицу первым, а потом мерзнуть, и ждать остальных. Но вот сержанты пинками и тумаками выталкивают толпу на улицу.

Строимся, побежали. Зарядка начиналась с бега: бег, ходьба гусиным шагом, бег с выпрыгиванием. Общая дистанция составляла 3 км.

После бега спортивный городок: Проходка брусьев в длину на прямых и согнутых руках, нескольку раз туда-обратно; подъемы ног на брусьях; «Братский пресс» сидя на брусьях – 20 повторений (Братский пресс – это когда все бойцы кладут руки на плечи сидящих рядом на брусьях бойцов и в таком положении сгибают и разгибают туловище).

Далее подтягивания и отжимания на брусьях – 20 повторений, под счет старшины и в конце бег с «тачкой» до казармы (Тачка – это когда напарник держит твои ноги, а ты бежишь на руках).

В зарядку включались приседания, подпрыгивания на корточках по 100 раз, подтягивания и отжимания с фиксированием в статичном положении.

По несколько раз в день нам приходилось «спасать землю» от падения на нее огромного метеорита. Происходило это так, Старшина становился необычайно серьезным, и подражая голосу Левитана произносил:

–Внимание! Внимание!

–Поступила вводная!

–К земле на большой скорости приближается неопознанный космический объект, возможно метеорит. Нашему взводу поставлена задача, оттолкнуть землю, с траектории движения метеорита.

–Упор лежа принять!

–На счет – Раз-Два! Дружно толкаем землю от себя.

– И Раз!

– И Два!

– Пошла-а родимая!

Глава 6

Бежит по полю – Афанасий, Семь на восемь, восемь на семь…

С большим спидометром в руках, и измеряет скорость хода угловую в радианах… (Песни Советских улиц – автор неизвестен)

Когда приняли присягу, и выдали автоматы два раз в неделю бегали марш-бросок в полной боевой выкладке.

Испытание тяжелое, несмотря на лыжную секцию за спиной. В Забайкалье летом температура до +40С градусов. Жара, ударяющий в спину АК-74, подсумок, саперная лопатка, каска, вещмешок с ОЗК и прочие прелести полной выкладки. Бежишь и видишь, как Х/Б на спинах впереди бегущих бойцов начинает темнеть от пота. Сначала появляется темная полоса под ремнем автомата, к концу маршрута Х/Б мокрое от пропитавшего его пота насквозь – можно выжимать. Соленый пот заливает глаза, но вытирать его, уже нет сил. Рядом бежит лейтенант с «макаром» (ПМ пистолет Макарова, 9-мм Принят на вооружение в 1951 году) в поясной кобуре. Его громкие выкрики:

– Подтянись! Вы Пограничники, а не «сраные десантники», поэтому вы должны бегать как «Лоси Пржевальского»!

Давно уже не вдохновляют этих самых «Лосей Пржевальского» бегущих строем по пыльной дороге очередной марш-бросок.

Почему десантники сраные и кто такие «Лоси Пржевальского», нет сил, не только спросить у Летехи, но и даже размышлять над этим.

Плевать мне на десантников и всех лосей в мире. Не вру, не смогу плюнуть, в глотке все пересохло, губы потрескались.

Впереди бежит Леха Хохол, от него воняет, как будто он сука неделю назад сдох. Думаю, что и от нас фонит не лучше. Взгляд влево. Летехи уже рядом нет, убежал вперед. Хорошо ему «Лосяре» без автомата и подсумков налегке бегать и орать всякую хрень. В голове гул от дружного топота кирзачей по высохшему до бетонной твердости грунту и стрекотания цикад.

– Да мля, что за херня в голову лезет. Какие мля цикады в Забайкалье?

– Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша

– Шифер едет с крыши вон, ну, а мне пора в Дурдом!

Видимо в голове «жидкость» закипела как в радиаторе. Взгляд через плечо через силу, сфокусироваться не удалось. Периферийным зрением отмечаю, что бежим кучно, отстающих бойцов нет.

Это – хорошо, потому, что сзади бегут сержанты, они как и офицер бегут налегке. Будешь отставать, получишь кирзачом «волшебного пендаля». Хорошо, что в нашем взводе дохляков нет и не приходится тащить на себе «раненых».

Во втором взводе одного «раненого» дотаскали на себе до того, что чуть в «двухсотые» не перевели. Теперь сзади всегда бегут сержанты и контролируют ситуацию. Сзади раздается то ли хрип то ли крик: «Чья лопатка!»

Хлопаю себя по ремню, и по спине стекает холодная струйка пота. В мозгах зажигается красная лампочка, в висках начинает пульсировать кровь. Перед глазами загорается бегущая строка: «Сука! П_р_о_е_б_а_л!»

Что говорил прапорщик Жуков: «В армии нет слова – потерял или украли, есть только слово – Проебал!»

Останавливаюсь, и оборачиваюсь через левое плечо. Мимо пробегают бойцы, открытыми ртами хватая горячий пыльный воздух. И вдруг навстречу мне бежит Шурик Григорьев свой вятский пацан откуда-то с района. В руках у него моя лопатка.

Хриплю пересохшими губами: «Спасибо, Братка!». Хватаю лопатку, разворачиваюсь и догоняю свою шеренгу. Занимаю свое место, пытаюсь отдышаться и войти в общий ритм. Столько лет прошло после армии, а я до сих пор помню этот случай и до сих пор испытываю благодарность Шурику Григорьеву, за то, что он тогда поднял мою лопатку. Во взводе его звали Гриша сокращение от фамилии Григорьев. Внешне он был очень похож на старшину из советского фильма «А зори здесь тихие», но только моложе. А говор – так один в один.

Был он немногословным, по-деревенски простым и добродушным парнем. Не высокого роста и потому бежал всегда в последней шеренге, которой очень часто доставалось от сержантов бегущих сзади. Когда добегаем до стрельбища (стрелкового полигона) хочется только одного – «упасть и умереть!». Впереди стрельбы и обратный марш-бросок. Через какое-то время, придя в себя и отдышавшись, осматриваю саперную лопатку, ну так и есть, шлевки на брезентовом чехле болтаются, видимо за зиму нитки сгнили, а значит, обратно мне бежать с малой саперной лопаткой в руках. Бегали на учебке не просто много, а очень много. Как в песне поется «По диким степям Забайкалья», про которую говорят, что известно больше пяти вариантов стихов к этой песне. Самыми выматывающими были марш-броски по пересеченной местности, в «Долине смерти» со штурмом, встречающихся на пути сопок и курганов.

Бежим строем, жара за сорок, горячий воздух колеблется на горизонте, звучит команда Старшины:

– Сопка справа! Рассредоточиться! Цепью! В атаку, Марш!

Взвод набегу из двух колонн рассыпается в цепь, мы, перехватив автоматы на изготовку с криком «УРА!» штурмуем очередную сопку.

Сзади крики Старшины:

– Рассредоточиться! Шире цепь! Шире! Что мля за колхозное стадо!

– Вы в атаку бежите или на водопой?

– Дистанция 6-8 метров!

Впереди еще десяток таких сопок.

Штурмуя эти сопки, мы иногда находили старые гильзы, времен гражданской войны.

Глава 7