Молодые люди поднялись по лестнице. Длинный коридор устилал узкий багровый ковер с темно-зелеными краями. Тихо, лишь изредка выходят из кабинетов сотрудники. Они подошли к кабинету 421. Ольга осторожно приоткрыла дверь, заглянула внутрь и позвала кого-то.
Вышла девушка с длинными русыми волосами и в очках с тонкой дужкой, совсем еще юная, видимо, только после института.
– Маша, привет, как дела?
– Хорошо, сама как?
– Тут парень один с физтеха, хотел с Женей Бирюковым поговорить. Он где сейчас?
Маша презрительно, как показалось Нахимову, мотнула головой.
– Да где ему еще быть, пьянствует где-то и в карты, наверное, рубится. Сюда уже третью неделю не заглядывает.
– Понятненько, слушай, Маша, хочешь я тебе абонент на одну книжку продам, я слышала, ты хотела ее купить.
– На «Спартака»?
– Да.
– А сама ты что?
– Представляешь, мне Гришка где-то откопал ее, то ли выменял у знакомых, то ли купил за сумасшедшие деньги, не колется. Так что я занесу тебе как-нибудь.
– Отлично, завтра давай, если что.
– Договорились!
Девушки попрощались, и Ольга многозначительно посмотрела на Нахимова, видал, какой тип этот Бирюков, третью неделю в загуле!
Молча спустились на первый этаж, вниз идти было гораздо проще.
Ольга озабоченно взглянула на его грамоты и вымпелы, которые он так и держал в руке.
– Знаешь, как наши сотрудники друг друга иногда называют?
– Нет, – ответил Нахимов.
– Животными, – усмехнулась Ольга.
– Животными? – удивился тот.
– А что, Семен не рассказывал?
– Никогда такого не слышал.
– Догадайся с одного раза, – развеселилась девушка. – Да ладно, не парься, у нас же на проходной охранники, так вот, они следят, чтоб чего лишнего за территорию не вынесли, а мы бумаги иногда домой берем, почитать на досуге или на субботу, воскресенье поработать, такие уж мы трудоголики. Ну и, чтоб у товарища офицера не возникло ненужных и лишних вопросов, пихаем все это хозяйство себе под блузку или рубашку. Ты тоже так сделай, а то объяснять долго придется. А оно тебе надо?
Нахимову это, конечно же, было не надо, и, несколько напуганный словами энергичной девушки, не выходя из здания, тут же последовал ее совету. Хорошо, что был в костюме, просто стал несколько упитаннее, и все. Впрочем, Нахимов чувствовал, что в последнее время на пару килограммов похудел, потому что ремень пришлось затягивать на одну дырочку правее, чем обычно.
Они подошли к проходной. Нахимов посмотрел в небо, там кружили то ли ласточки, то ли стрижи, для них не существовало ни границ, ни запретов, ни секретных документов, проносимых на животе сотрудниками «Гранита». Он еще раз взглянул на красивое грустное лицо девушки, и ему стало жаль ее. Наверняка и ей нравился Семен, а тот, возможно, ничего об этом не знал. Вполне вероятно, занятый наукой Весник даже не догадывался о том, что является предметом чьих-то невысказанных грез и ожиданий, и теперь уже никогда об этом и не узнает…
Стараясь не привлечь внимание охранника, пристально рассматривающего людей, выходящих из «Гранита», Нахимов быстро сдал временный пропуск и выскользнул на улицу.
Затем он двинулся обратным путем к метро «Сокол», но заходить внутрь не стал, а подошел к будке телефона-автомата, достал из кармана пиджака маленькую записную книжку и отыскал номер соседа по комнате Егора Рыбина.
– Здорово, Егор! Узнал?
– Привет, Саша, как дела, куда пропал?
– Пока не пропал, вопрос на сто рублей, где сейчас можно найти Женю Бирюкова?
В трубке Нахимов услышал сопение. Егор вообще не слыл коммуникабельным парнем, но был типичным физтехом-москвичом. За его плечами кружки шахмат, секция плавания и немного фехтования, физматшкола, да еще занятия с репетиторами, на которых родители, сами кандидаты наук, не скупились, понимая, что рано или поздно все денежные вложения себя окупят. Рыбин поступил на физтех во всеоружии, если что недопонимал, ему тут же объясняли родители. Нахимов помнил, как на первом задании по матану доцент Ветров вызвал его к доске. В задаче нужно было разделить многочлен на одночлен.
– Вы раньше это проделывали? – деликатно поинтересовался чрезвычайно тактичный преподаватель, не желая на самом старте травмировать душу юного первокурсника.
– Нет, – флегматично ответил Рыбин, и ни один мускул не дрогнул на его скуластом, словно выточенном лице спортсмена. Затем взял в руку кусочек мела и лизнул, вызвав смех в аудитории.
Доцент опешил, с таким редким человеческим экземпляром встретился в первый раз. Вместо уверенного шорканья мелом по доске или робкой заминки провинциала – невозмутимость спартанского воина.
При всем этом Рыбин проводил упомянутую алгебраическую операцию сотни раз, но вот такой уж человек. Выслушивал совет доцента и как бы бездумно воплощал его на доске.
Если ко всему прочему добавить квадратный, вздернутый высоко подбородок, маленькие, глубоко посаженные глаза бандитского авторитета, то можно представить, с каким чувством отпустил на место Егора ошеломленный доцент. Экзамены Рыбин сдавал на «отлично». На зимней сессии первого семестра профессор Уткин поставил пятерку Егору по аналитической геометрии, но тот настолько взбесил непредсказуемостью и независимостью поведения, что, глядя в спину отличника, завернувшего шею длинным шарфом, воскликнул: «Ну и фрукт!»
С шарфом вышла такая история. В ту зиму Рыбин решил закаляться и ездил на физтех даже в самые морозные дни, завернувшись тем самым шарфом, но без шапки. Кончилась бравада банальной простудой. Родители заставили Егора облачиться в теплую одежду, и тот вынужденно приезжал уже в светло-желтой дубленке. Между тем Рыбин несмотря на всю экстравагантность, был очень хорошим парнем. Нахимов убеждался в этом немало раз.
Так что и теперь рассчитывал на помощь москвича, имевшего величайшую ценность – городской телефон.
Нахимов знал, что Рыбин будет бурчать, но трубку не бросит, пока не дослушает просьбу.
– Ладно, через полчаса звякни, но не гарантирую ничего, я не сберегательный банк.
– Хорошо, – коротко ответил Нахимов, потому что Рыбин не любил рассусоливать и не признавал излишних разглагольствований.
Александр засек время, на часах ровно четыре. Значит, полпятого надо перезвонить. Рыбин такой, позвонишь минутой раньше или минутой позже, из себя не выйдет, но даст тебе понять, какой ты необязательный и непунктуальный.
Под рубашкой все еще топорщились вымпелы да грамоты. Так и помять все можно.
К счастью, совсем недалеко от метро располагался газетный киоск. Однако возле него подозрительно толпились люди, и Нахимов почувствовал: что-то случилось в размеренной жизни продавца газет. Так и вышло.
Несколько людей стояли перед закрытым окошком. К счастью Нахимова, продавец, молодой парень, пришел через пару минут и заявил:
– Спокойно, товарищи, всех обслужим. Без газеты никто не уйдет! Я провожал инкассатора.
Тут взъярился старичок с хрипящим голосом:
– Когда вы будете честно и благородно работать?! Распустились. И это уже не в первый раз, как я замечаю! Я напишу жалобу.
– Могу показать бюллетень, я болен, – жизнерадостно воскликнул парень и подмигнул Нахимову.