Лабиринты благочестия

– Из Типикона.

– А что такое Типикон? Вы его читали?

– Только первые главы. Но там так странно: выходит, что это устав какого-то мужского монастыря.

– Вы монах?

– Что вы! Я вообще женщина средних лет, и вот – трое детей и муж голодный из кухни выглядывает. Я лучше пойду, ладно?

Старушка, покаявшаяся в свадебных танцах, осталась мне благодарна. Но благодарна по-православному, то есть я абсолютно уверен, что в следующий раз она будет танцевать на свадьбе, а потом снова придет каяться, и скорее всего – ко мне, потому что все говорят: «Иди к Савве, он всем всё прощает! А если хочешь к настоящему батюшке, к строгому, то… (место для вашей рекламы)».

Внутри православной традиции вы можете найти взаимоисключающие правила и советы, и от этой неразберихи просто кружится голова; а человеку, особенно молодому, очень важно знать: как правильно? Как на самом деле? Чего от меня хочет Бог? Ведь надо жить по воле Божией, а не вопреки ей! Но подумаем:

– Сухоядения и вкушения рыбной икры в субботу Лазаря – это именно то, чего от меня ждет Бог?

– Что вы! Этого не требует даже Церковь. Ведь Типикон – устав жизни типового мужского монастыря, составленный как образец по стандартам жизни семнадцатого века.

– А если я не монах и довольно редко бываю в семнадцатом веке, почему я должен выполнять эти требования?

– Чтобы показать единство Церкви!

– Но в чем же это единство, когда подавляющее большинство просто не в силах выполнить эти предписания? И, как оказалось, никто эти требования мирянам и не предъявлял. Да и сами посмотрите: этот стиль благочестия не эффективен, он не делает людей добрее, не приближает их к Богу! Это не малое стадо Христово, это кучка испуганных и издерганных ягнят с такими же перепуганными пастырями!

– Но ведь надо почтить старину и традицию! Не нами положено, не нам и отменять!

Сколько за эти годы было написано на тему поста, богослужебного устава и православного благочестия! Но все реплики и призывы упираются в один суровый факт: необходимо творческое усилие Церкви и политическая воля церковного руководства, чтобы навести здесь порядок, сделать нашу религиозную жизнь более понятной, честной и логичной, иначе все эти статьи и книги будут иметь тот же эффект, что и поклейка обоев в горящем доме.

Однажды меня отправили получать водительские права, и я был потрясен открытием нового мира знаков и значений. Водитель машины находится в ином семантическом поле, нежели пешеход. Оказывается, сорок лет я жил в параллельном мире! Конечно, мне было известно, что улицу переходят на зеленый свет, но что такое разделительная полоса, двойная сплошная и знак «Движение без остановки запрещено» – я не знал.

Я беспечно бродил по тротуарам, а в это время дорога жила своей насыщенной знаками жизнью. Здесь нельзя поворачивать налево, тут запрещена стоянка. Если желаете идти на разворот, придется проехать до кольца, только не забудьте, что приоритет у того, кто уже на кольце.

Религиозная жизнь – это тоже система знаков. Ведь религия только об этом – об обнаружении в знаке, означивании значительного, самого значительного, что только есть на свете. То есть о Боге и о человеке.

Религия – словно дорога со своей разметкой, знаками и светофорами. Согласен, не самая удачная метафора, потому что сразу думаешь: какую же службу несут батюшки и епископы в этой объемной метафоре, «священники с большой дороги»? Но только представьте себе, что из глубокого уважения к трассе, которая помнит образцы героизма и доблести, из чуткой памяти к священному прошлому мы не меняем на этой дороге ни знаки, ни разметку!

Конечно, появились скоростные автомобили, дорожное полотно благодаря новым технологиям стало более прочным, люди лучше осведомлены и образованны, улучшились средства связи, и, совершенно естественно, появились новые знаки, нанесена свежая разметка. Вот только рука не подымается убрать старое, проверенное и уважаемое, с которым так много связано. И рядом с новым знаком по-прежнему стоит старый, и, рисуя новую разметку на асфальте, мы с чувством глубокого уважения обновляем и старую, которая, правда, противоречит новой, даже требует противоположного, – но ведь это настоящая старина, проверенная временем!

И автомобилист несется на свой страх и риск, потому что не может не ехать, – но и не в силах понять, где старый знак, где новый, и почему его штрафуют, и как случилась эта авария, и как так происходит, что на такой уважаемой трассе столько катастроф и столкновений и, главное, совершенно дезориентированы и водители, и пешеходы, и инспектор.

– Ты что, не видишь, что тут поворота нет?

– Так вот же знак – можно было поворачивать!

– А рядом какой стоит? Нет поворота!

– Так по какому знаку ехать, по старому или по новому? Хотя бы старый уберите!

– Как же мы его уберем? Он тут, знаешь, сколько стоит? С этим знаком столько всего связано! Не тобой поставлено, не тебе и трогать!

– Так ведь люди разбиваются!

– Потому что народ темный, учиться не хотят!

– А как учиться, если у вас и разметка на полдороги – и две сплошных, и прерывистая, и снова сплошная!

– Люди помудрее нас с тобой были, когда разметку ставили. К тому же народу очень нравится, когда старину чтят. Я бы вообще запретил по дорогам ездить. От ваших машин только суета. Копоть на древних знаках оседает да разметки священной из-за машин не видно. А ведь недавно отреставрировали! Если бы не такие, как ты, знаешь, какая бы у нас дорога была? Загляденье! Все бы хорошо, только люди мешают!

Мне этот выдуманный диалог напоминает воздыхания одного знакомого батюшки, который тосковал по «бесчеловечной службе», когда в храме был только он и регентша, которая все вычитывала, «не щадя живота своего».

И «маливались» они часов по пять, а потом чай пили у матушки Синклитикии из самовара.

Вот только дорога – чтобы ехать, ее строили не ради знаков и разметки. И если мы хотим, чтобы она была живой и служила своей цели, рано или поздно придется навести на ней порядок. Ведь Церковь – несущееся сквозь века ликование о Господе Воскресшем, и детям Божиим не нужно специальное разрешение на радость, если Христос посреде нас!

Многогрешные коты

Когда я начал ходить в церковь, то долго искал, как называется то, что так мешает мне жить, и, наконец, выдохнул с облегчением, потому что слово было найдено – «благочестие»! Вот оно какое! Всего одиннадцать букв, но какой объем, какая тотальная всеохватность! Самое неприятное, что только есть в религиозной жизни, – все сошлось в одном термине!

В это трудно поверить, но именно такие сложные отношения у меня были с благочестием в те далекие времена. Церковным человеком я сделался в 1990 году, и за тридцать лет из врага и критика благочестия превратился в его горячего защитника – и в это поверить еще труднее!

Однако наша первая встреча не была дружеской.

Мне было четырнадцать. Я зашел в единственный православный храм в нашем городе, и меня захватил и навсегда увел в плен этот мир, сотканный из необычных запахов, мерцания лампад и свечей, потемневших икон. Все было так таинственно, значительно и чудесно, что я почти на цыпочках переходил от иконы к иконе, не понимая, чьи эти святые лица с огромными глазами и почему они так прекрасны. Я просто таращился вокруг, как любопытный школьник, заложив руки за спину. И тут я встретил его – Благочестие! Оно подкралось незаметно, когда я вглядывался в один потемневший лик, и сочно врезало мне по рукам.

– Ты чего это? Как в церкви ходишь? Разве можно, чтобы руки за спиной?

Маленькая старушка выговорилась и тут же погрузилась в чистку подсвечника. А я стоял слегка оглушенный, потому что в тот момент вместе с обычной и естественной обидой родилась законная мысль: а почему, собственно? Какой смысл спрятан в запрете складывать руки за спину? Ведь это все неспроста? Может быть, это даже опасно и грешно, а я хожу тут в беспечности?

Со старушкой мы позже подружились. Она оказалась бабушкой редкой доброты, но мои недоумения она совершенно искренне не понимала:

– Почему нельзя? Ну понятно почему – грэх тяжки, неотпущоны!

Этого объяснения ей было достаточно. Но только не мне. И так не знаешь, куда эти руки во время службы пристроить, а тут по ним еще и бьют!

Затем случилось новое открытие: оказывается, сидеть нога на ногу – не по-православному!

И моя словоохотливая бабушка тут же рассказала целую историю, как один старец обличил монаха, который себе позволял такую кощунственную вольность.

– А отчего же так сидеть нельзя?

– Ну, тебе же сказано: грэх тяжки, неотпущоны!

Осталось только вздохнуть и взяться за решительное перевоспитание ног. И я бы с этим справился и вошел в счастливый список благочестивых юношей, если бы не кошки. Между мной и категорическим спасением оказались коты, причем довольно симпатичные. Оказалось, что, если ты погладил кота, тебе нельзя три дня есть антидор.

– А просфорку можно?

– Можно.

– А причаститься?