Духовные упражнения

Подчеркну: никто не смеет требовать от христианина «бросать горсть ладана на алтарь чужого бога». Уважение надо проявлять не к чужим богам, а к чувствам людей, к человеческому опыту значительного – такова максима универсальной духовности. Это очень спорное утверждение, и в ответ мне могут представить почтенный перечень свидетельств того, как бесцеремонно поступали святые с чужими богами.

Спор между религиями – отдельная тема, требующая особого подхода, но я сейчас говорю о духовности универсальной, а не о религии. Нас интересуют духовные упражнения, в связи с чем и ставится вопрос: можно ли развить способность видеть вещи, как их видят поэты, не оторвавшись при этом от реальности, но и не скатившись к близорукому «всего лишь».

– Царскосельская статуя и Вечный огонь – это, простите, две абсолютно разные истории. Тут – прихоть эстета, а там – народная скорбь.

– Никто не станет спорить! Мне интересно другое: как рождается взгляд?

Могилы героев, у которых горит Вечный огонь, – святыня в измерении универсальной духовности. Священники иногда возлагают цветы к Вечному огню, но это не религиозный жест, а жест уважения, выросший на поле универсальной духовности. Вечный огонь – знак, указывающий на значительное. Значительным его делает опыт страдания, выпавшего на долю наших предков. Сколько горя и боли вынесли люди в Великую Отечественную войну, нашему поколению даже сложно представить. Вечный огонь – это людская боль, воплощенная в знаке, и если кто-то не способен ее разглядеть, у него дефект духовного зрения.

У нас в монастыре жил старенький монах, отец Иоанникий. Он прошел всю войну, но никогда не рассказывал о том, что пережил. Однажды мы хотели сделать ему приятное и на 9 Мая включили ему телевизор с каким-то военным фильмом. Батюшка был в приподнятом настроении, шутил и с удовольствием смотрел концерт, но когда начался фильм, он неожиданно замолчал, резко поднялся и вышел. Никогда он не смотрел кино про войну. В этом суровом молчании было гораздо больше боли, чем во всех рассказах свидетелей.

Ослепший мир

У Чингиза Айтматова есть гениальная повесть «Белый пароход». Это история о том, как по-разному люди видят мир. На самом краю леса стоит домик лесника, человека циничного и злого. Он не любит зверей и деревья, он вообще никого не способен любить, а потому постоянно пьян и избивает свою жену, издевается над ее стареньким отцом и племянником, маленьким мальчиком, который растет здесь в лесу, восхищаясь своим невероятным дедом. Деда зовут Расторопный Момун. Он неисправимый добряк и труженик. Именно дед рассказывает мальчику историю их рода и легенду о белой матери-оленихе, которая когда-то спасла их народ, но теперь покинула эти места, потому что люди стали жадными и злыми. А малыш – мечтатель и поэт, он дает имена камням и деревьям, а сам мечтает однажды стать рыбкой, чтобы уплыть к своему отцу, который где-то плавает на белом пароходе.

Мальчик любит лес и смотрит на него своим взглядом, переживая за деревья и зверье, мерзнущее в суровые зимы. Он мечтает, чтобы мать-олениха вернулась и принесла счастье в их семью, чтобы дедушка отдохнул, чтобы вернулись мама и отец, а у тети родился ребеночек, которого она так долго ждет. И вот однажды мальчик увидел у лесной речки белую олениху с изящными тонкими рогами и олененка. Он так обрадовался, что даже заболел, слег в бреду и пропустил то, что случилось потом. Потому что взрослые тоже увидели красивых зверей, но если эта встреча родила в сердце малыша молитву, которая продолжалась даже в бреду, то восторг охотников вырвался фразой:

– Это же сколько центнеров мяса по лесу гуляет!

Молитва и – мясо! Малыш увидел образ легендарной спасительницы их древних предков, взрослые – просто мясо.

История заканчивается трагически. Мальчик идет на поправку и совсем слабеньким выходит во двор, где идет странная многолюдная пирушка. Все пьяные, даже его любимый дедушка. Взрослые ему дико рады, каждый старается его чем-то покормить, а посреди двора стоит нетрезвый дядя, который пытается вырубить рога из головы какого-то зверя. И паренек наконец видит голову белой матери-оленихи.

Он убегает из дома. Идет к реке. Чтобы стать рыбкой. Потому что в этом ослепшем мире ему нет места.

Человек не может без святыни. Чаще всего он и не задумывается, что живет только ею и ради нее. Не всегда природа этой святыни религиозна, но опыт святыни – это опыт значительного, опыт подлинно человеческого, тот самый опыт, который делает нас людьми. Здесь каждый, даже самый сильный, предельно уязвим, здесь самое хрупкое место человека, поэтому люди скорее предпочтут прикинуться циниками, чем открыть перед другими свои святыни. Иногда только в большом горе человек находит ту сердцевину, которой жил многие годы. Но стоит утратить ее, и жизнь теряет всякий смысл. Этот опыт, какова бы ни была его природа, достоин уважения и трепетного отношения, а значит, каждый из нас нуждается в воспитании взгляда, в духовно развитом искусстве видеть невидимое, но самое главное, в искусстве с трепетом и восторгом созерцать таинство святыни.

Можно ли простить Гитлера?

Педагогическая конференция – самое скучное занятие, которому мне доводилось предаваться. А что делать? Надо ходить. А иногда и читать доклады, потому что и Церковь, и школа озадачены проблемами духовно-нравственного воспитания. Долгое время я не мог понять смысла этой фразы. Духовное воспитание подразумевает нравственное развитие, не так ли? Тогда зачем эта тавтология – духовно-нравственное воспитание, – ведь духовное уже по определению нравственно?

– Может ли духовность быть безнравственной? Духовность со знаком минус?

– Конечно! Духовность – это в том числе и мир идей и их творческого воплощения.

Чем вдохновлялся Гитлер? Это был человек по-своему бескорыстный, и если вам нужно найти образец всепоглощающей идейности – это отличный экземпляр. Если кто и жил идеями, так это приснопамятный фюрер. Всякий идейный человек, какую бы систему взглядов он ни проповедовал, в конечном счете вдохновляется идеей всеобщего блага, другими словами, хочет всем добра.

– Почему же тогда некоторые товарищи говорят, что Гитлер есть абсолютное зло?

– Потому что ради воплощения своего идеального мира он убивал людей и преуспел в этом настолько, что мало кто в истории может с ним сравниться.

Безобидное греческое слово «идея» обрело философский вес благодаря Платону. Мы его любим всем сердцем. Платончик нам друг, и мы его никому не отдадим, а один английский дядечка даже как-то сказал, что вся история западной философии есть не более чем записки на полях платоновских рукописей. Но, читая «Государство», ловишь себя на мысли, что это описание идеального концлагеря с вполне нацистскими приемами генетического отбора, уничтожения семьи, тотального контроля и прочих безобразий, которые вызывают читательское умиление и порождают бесчисленное число восторженных диссертаций только потому, что никогда не были реализованы.

Не только воплощение, но и сами идеи могут быть глубоко безнравственны, однако, даже осуждая Гитлера, христианин никогда не позволит себе назвать его абсолютным злом. Почему?

Духовность универсальная отличается от духовности религиозной главным образом тем, что для религиозного человека мир духовного – это не столько сфера идей, концепций и культурных продуктов, сколько обитаемое царство, область, населенная духами. Можно даже сказать, что это область, перенаселенная духами, поскольку к миру бесплотных духов – ангелов и демонов – мы присоединяем и души умерших людей, а это, при самых скромных подсчетах, гораздо больше нынешнего населения земного шара, которое тоже через несколько десятков лет разнообразит собой мир предков. Как пел Александр Дольский:

И расстается тело с духом,
Когда земля нам станет пухом.

Мир духов для нас родной, при всей его пугающей загадочности. И дело не только в том, что нам предстоит там провести большую часть своего существования. Хотя мы и привыкли называть область духов миром сверхъестественного, по-христиански вернее было бы и эту сферу называть естественным, потому что вместе с миром духов мы все – и живые, и усопшие, и бесплотные духи – представляем семью сотворенных существ. Мы вместе с таинственными духами разделяем единую область тварного бытия.

– Придумаете тоже – ангелы, демоны, покойники… Выдумки все это!

– И каждый христианин с вами согласится. Ангелы – это чистой воды выдумка! Собственно, как и люди!

И ангелов, и людей, и весь этот мир придумал Бог. Бог – Творец этого мира, а мы – его создания, произведения, сотворенные существа. Ангелы такие же тварные сущности, как и люди, а значит, они не абсолютны. Даже демоны по своей природе, по своей nature, если угодно, тварному субстрату – не зло. Злой природы не существует. Есть злая воля свободных тварных существ, изначально сотворенных и задуманных добрыми. И самый нерв этой злой воли – человекоубийство.

Христос называет сатану человекоубийцей от начала и отцом лжи (Ин. 8: 44). Самое ненавистное слово для злых духов – это не «добро», а скромный глагол «быть». Вся воля злых духов направлена против живого, им ненавистно все, что есть, существует, бытийствует, и в особенности живой человек – самое большое оскорбление для демонов – пророков и блюстителей идейной и бытийной стерильности.

Любое убийство есть зло. Но настоящий демонический оттенок оно приобретает, когда это убийство становится идейно бескорыстным. Любая русская женщина, встретив Гитлера, скорее всего, пожалела бы беднягу, а может быть, и усыновила. Но простить Гитлера нельзя. И дело не в нем самом, не в его судьбе в вечности, о которой нам ничего не известно, а в том, что некоторые имена и образы так глубоко врастают в события и поступки, что отделить личное от исторического уже совсем невозможно, и если мы никогда не оправдаем нацизм, то и Гитлеру нет прощения. Хотя человек религиозный смотрит чуть дальше, чем светский политолог и философ, видя за спиной диктатора багровую тень прародителя зла.

Но нам интересен не Гитлер и не Платон, а тот факт, что наши «минусы» не совпадают. Знак «минус» универсальной духовности не тождественен «минусу» духовности религиозной. Это два разных языка, описывающие два разных мира. Путаница тут недопустима. Фраза «абсолютное зло» на языке универсальной духовности возможна, но христианин, оценивая область духовного, не может себе позволить такого выражения.

Гораздо важнее для нас пойти дальше. Ведь тут мы впервые заговорили о разделении духовной сферы на сотворенную и нетварную. Эта тема требует подробного разговора, потому что касается самой сердцевины христианской духовности.

Нездешний Бог

– И что же старец тебе сказал?

– Всю правду, всю жизнь – от и до! И книгу подарил. Про Бога. С картинками.

Этому разговору четверть века, но каждый раз, вспоминая, я не могу сдержать улыбки: «книга про Бога с картинками». Интересно, как должна выглядеть «книга про Бога», да еще и с картинками? А если убрать улыбку:

Как возможна книга о Боге?

В моем детстве единственными доступными «книгами про Бога» были антирелигиозные издания, например, Лео Таксиль и его «Забавная библия» и «Забавное евангелие». Смешные книжки со смешными рисунками. Я собирал любые упоминания о Боге и Церкви, поэтому не ограничивался только текстами, у меня также хранились сборники атеистических карикатур, на которых Бог изображался старичком на облачке среди умилительных ангелов в белых ризах. Это странно, но вся эта литература никак не задевала моих зарождающихся религиозных чувств. Уже школьником я скорее предчувствовал, чем понимал, что все это к Богу не относится, потому что никакой Он не старичок в длинных ризах и мир ангелов – это не его мир.

Обычному человеку совершенно естественно умозрительно разделять мир на духовный и физический, потусторонний и наш уютный догробный мир, как его называл покойный Терри Пратчетт. Бога, ангелов, святых и демонов мы помещаем в мир духовный, а этот видимый мир – для нас, живых и зримых. Однако Евангелие говорит другое: Бог равноудален и от загробного, и от догробного мира, как и равноблизок каждому из миров, потому что настоящая бытийная пропасть пролегает не между миром духов и миром материальным, а между тварным и нетварным, созданным и несотворенным, и «Родина» Бога – нетварный мир.

Бог без Родины

Слово «тварь» в обыденной речи воспринимается или как ругательство, или как литературное клише. Мой приятель завел себе микрособаку чихуахуа, окружил ее заботой и любовью и от избытка нежности назвал «тварь дрожащая», поминая Достоевского всуе.

В богословском лексиконе «тварь» – один из важнейших терминов, без правильного усвоения которого невозможно понять христианское богословие. Тварь – это бытие сотворенное, сочиненное, сделанное, выдуманное Богом. Между нами и Богом принципиальная разница или, как говорят у нас в Гомеле, «онтологическая пропасть»: Бог – несотворенное бытие, наш мир, ангелы, демоны, люди и их призраки – сотворенное, тварное бытие. Это не игра в слова, а вывод, сделанный богословами, тщательно изучавшими Священное Писание.

Не одно поколение христианских мыслителей задавало вопрос: Христос – кто Он? Бог или человек? Ведь Писание называет Его и Богом, и человеком. Хороших и святых людей было немало, а некоторые из них обладали такой духовной силой и творили такие чудеса, что все истории о Христе смотрятся не так ярко, как хотелось бы нашим учителям. Но тексты Нового Завета настаивают на том, что Христос не просто святой пророк и праведник, Он – Бог.

Если мы кого-то называем Богом, что мы имеем в виду? Однажды я шел со своим приятелем по прекрасному гомельскому парку, рассуждая о противоречиях концепции истории у блаженного Августина. Малыш в зимнем пальтишке отважно ковырял лопаткой упругий сугроб, перебрасывая снег в соседнюю ямку. Тяжелый взмах, малыш резко повернулся и неожиданно узрел «светоносное видение»: два представительных батюшки в зимних рясах и меховых скуфьях проплыли мимо, увлеченные разговором о высоком. Мальчик выдохнул с восторгом:

– А-а-а!.. Бо-о-оги!

Нам удалось поразить воображение малыша, хоть и не собирались. Восторг и восхищение всегда вызывает сила и необычные эффекты, поэтому люди любят комиксы и супергероев – это современная версия языческих саг о людях «сильных и издревле славных». И нет ничего странного в том, что в современном кино плечом к плечу с супергероями весело резвятся греческие и скандинавские боги – они здешние, они необычные, милые, временами невыносимые, но мы их хорошо понимаем, тем более что порой они готовы прийти людям на помощь.

Бог в представлении христиан – это не один из бесплотных помощников. Даже имя «Бог» Ему не совсем впору, потому что это некое родовое понятие, а Творец – Единственный в своем роде. Наш народ постоянно обличают в двоеверии, в языческой интерпретации христианства, и оправдываться тут нечего, есть такая проблема. Очень тяжело мыслить Бога так, как проповедует Евангелие. Хочется найти ему место в бытийной иерархии космоса, но откровение о сотворенности мира видимого и невидимого Богом «из ничего» не позволяет сделать этот естественный вывод.

Ведь даже термин «дух» в отношении Создателя мы вынуждены употреблять с оговоркой. Бесплотные духи, населяющие сотворенный космос, все «сотканы» из «нитей» тварного мира, пусть даже об этой «ткани» мы практически ничего не знаем. Когда мы говорим, что Бог – Дух, подразумеваем – Иной, Другой, не из «ткани» этого мира. И тут же себя одергиваем, потому что Воплощенный Бог – это Бог, у Которого, в отличие от ангелов, есть осязаемое человеческое тело, которое стало Телом Бога навсегда.

Фродо пишет Толкину