Земляноиды

– Го-сэндз?-с?ма! Д?ока, к?но-хи но т?коро-ни оидэ?-кудас?й!

В чёрной бездне ночи наши голоса звучали особенно чётко.

Не сводя глаз с пылающего снопа, дядюшка Тэруёси хриплым шёпотом произнёс:

– Ну вот!.. Похоже, они уже здесь!.. Ёта, зажигай лампу!

Малышка Ами испуганно вскрикнула. Дядюшка тут же зашипел на неё:

– Тише ты! Напугаешь Предков – они не придут!

Я нервно сглотнула.

Пламя от снопа бережно доставили к лампе. Когда же та разгорелась, Ёта поднял её – и, балансируя на ходу, понёс до самого дома под сдавленные вопли дядюшки Тэруёси: «Только не погаси!»

– Дядюшка! Значит, наши Предки сейчас там, в этом пламени? – уточнила я. Он тут же кивнул:

– О да… Все они собрались на наш огонёк!

Как только Ёта затащил бесценный груз в прихожую, из гостевой навстречу ему выпорхнули тётушки, сгибаясь в поклонах:

– Осторожно-осторожно!

– Следи, чтоб не гасла!

Под их причитанья Ёта донёс горящую лампу через весь коридор до алтарной. От её пламени дядюшка Тэруёси зажёг свечу – и водрузил огонь на семейный алтарь.

Алтарную полочку по случаю Обона украшали огурец и баклажан. И тот и другой – на четырёх ножках из одноразовых палочек для еды. Первый изображал лошадь, на которой можно быстрее вернуться в родное гнездо, а второй – корову, которая не торопится покидать этот мир слишком быстро. Услыхав, что на этих животных будут разъезжать сами Предки, малышки Ами и Юри смастерили обе фигурки ещё к обеду.

– Ну вот… – сказал дядюшка Тэруёси. – Теперь наши Предки там, где горит это пламя! Нацуки, следи за свечой. Заметишь, что догорает, – скорее меняй на другую. Если это пламя погаснет, Предки потеряют ориентир, и им станет оч-чень неуютно!

– Хорошо…

А папа с дядюшками, рассевшись в трапезной за длинным столом, уже открывали сакэ, и женщины суетились с подачей ужина.

Нас с сестрицей усадили за стол с остальными детьми. Перед нами стояли большие тарелки с дикоросами и тушёными овощами.

– Хочу гамбургер! – завопил Ёта. И сразу же получил подзатыльник от дядюшки Тэруёси – своего отца.

– А где ты его увидел?

На краешек блюда с варёной саранчой[16 - Традиционная горячая закуска в горных районах префектуры Нагано. Взрослая саранча размером до 3–4 см варится в соевом соусе с сахаром. По вкусу напоминает мясо креветок.] запрыгнул кузнечик.

– Ёта! Убери его…

Поймав попрыгунчика в обе ладошки, Ёта явно собрался выпустить его на улицу.

– С ума сошёл? – остановил его дядюшка. – Откроешь сёдзи – налетит мошкара!

– Давайте я скормлю его пауку! – предложила я. И, поднявшись из-за стола, бережно взяла из рук Ёты зелёного попрыгунчика. А затем отнесла его на кухню и аккуратно воткнула в паутинку чуть выше плинтуса. Тот особо не сопротивлялся – пару раз дёрнул крылышками, да и затих.

– Шикарное угощение! – усмехнулся Юу за моей спиной.

– Интересно, сможет ли паук сожрать столько сразу?

Паук, похоже, при виде такой огромной добычи здорово растерялся. Ну а мы вернулись к столу и набросились на саранчу у себя на тарелках. Та была странной, но сладковатой и легонько похрустывала на зубах. «Приступил ли к ужину паук?» – думала я, не переставая жевать.

Ночью весь дом окутало звуками насекомых. Некоторые дети похрапывали, но существа снаружи раздражали меня сильнее людей.

Когда спишь в деревне, если зажечь слабый свет – сетки на окнах тут же облепят полчища насекомых, и в комнате станет вообще ничего не видать. У себя дома я привыкла спать со включённым ночником и в этой призрачной полутьме ворочалась под одеялом от страха. Единственное, что успокаивало, – мысль о том, что Юу сопит где-то рядом, по ту сторону сёдзи, совсем недалеко от меня.

А потусторонние жизни всё прижимались к окнам снаружи. Ночью их присутствие ощущалось особенно чётко – и, хотя было страшновато, каждая клеточка моей плоти так и зудела от возбуждения.

* * *

Наутро сестра закатила истерику.

– Хочу домой! – визжала она сквозь слёзы. – Ненавижу здесь всё! Поедем обратно, сейчас же!

У моей сестрицы повышенная волосатость, поэтому в школе её дразнят «кроманьонкой». Об этом рассказала мне Канаэ, чья сестра из одного класса с моей. Да и мои ровесники не раз кричали мне в спину:

– Эй! Это твоя сестрёнка – кроманьонка?

Школу она ненавидела и прогуливала нещадно. Обычная история: пора уже из дому выходить, а она ещё носа не высунула из спальни. Да так и валяется потом дома весь день под заботливым маминым крылышком.

И уж для неё-то летние каникулы, по идее, должны были стать отдушиной. Но в первый же вечер Ёта спросил у одной из тётушек, зачем Кисэ отращивает усы. Остальные тётушки очень быстро об этом узнали – и утром, во время завтрака, ворвались в столовую целой толпой, дабы убедиться в услышанном своими глазами. Кисэ, понятно, тут же забилась в конвульсиях.

– Ты видишь, Ёта, что случается, если девочек дразнить?! – возмутилась одна из тётушек. – Немедленно проси у Кисэ прощения!

Ёта разревелся и стал извиняться, размазывая слёзы по щекам. Но рыданий сестрицы это не уняло.

– Ну что с ними делать… Кисэ, деточка!.. И часто у тебя такие приступы? – запричитали всё тётушки напере- бой.

А Кисэ вцепилась в маму и больше не отходила от неё ни на шаг. Мало того – как и при каждом стрессе, её начало тошнить. Весь остаток дня она повторяла: «Мне плохо! Поедем домой!» – и к вечеру мама забила тревогу.

– Бесполезно! Её уже лихорадит. Давай вернёмся?

– Ну что ж… Если всё так плохо… – беспомощно развёл руками папа.

А Ёта всё ходил за сестрицей по пятам, как привидение, и стенал.

– Прости-и меня, Кисэ-э… Прости-и! – только и повторял он, хотя ей от этого легче не становилось.

– Разбаловали вы её! – покачал головой дядюшка Такахи?ро. Но дядюшка Тэруёси сказал:

– Ну зачем так спешить? Здесь свежий воздух. Выспится хорошенько и сразу повеселеет! Правда, Кисэ?

Но сколько принцессу ни уговаривали, оставаться она не хотела ни в какую, и в итоге мама сломалась.