Золотая месть

Выходящая на патио большая квадратная приемная с хорами представляла собой полный контраст с сумрачной прихожей, но производила не менее тягостное впечатление утрированными приметами власти. Здесь стояли четыре кушетки ручной работы, обтянутые натуральным шелком, в центре – стол с крышкой из толстого, дюймовой толщины стекла, но внимание Ортеги привлекли прежде всего яркие цветные пятна на стенах.

Дворецкий тронул его за рукав и показал на дверь в патио, где на краю выложенного плиткой бассейна с лилиями сидел сэр Филип. Финансист был в сером костюме, его коричневые ботинки ручной работы тускло отсвечивали в тени. Он улыбнулся Ортеге несколько кривой улыбкой. За его спиной обнимались бронзовые возлюбленные. Сэр Филип казался утомленным и обременным годами. Даже голос у него было необычно тихим, и Ортеге приходилось наклоняться, чтобы расслышать его сквозь плеск струящейся воды.

– Я понимаю, что вы были очень заняты после нашей поездки, командор, – заговорил сэр Филип. – Такой долгий путь – навестить старика. Вы так внимательны. Не хотите ли чашку чаю? – Он едва заметно кивнул дворецкому и, подождав, когда тот отойдет на достаточное расстояние, тихо спросил:

– Значит, они сбежали?

– Нет, сэр, – возразил Ортега. Он вынул снимки горы и показал пальцем на четвертый поток лавы. – Они были вот здесь во время второго извержения. Мои люди поднялись наверх вдоль края потока вот сюда и перешли через него. Нигде больше перейти поток было нельзя, а пути обратно тоже не было. Они погибли, сэр, сгорели в лаве.

Финансист на мгновение закрыл глаза, как будто мысленно представляя себе их гибель, а затем вздохнул и поправил манжету кремовой рубашки, чуть-чуть высовывавшейся из рукава пиджака. На его идеально ухоженных руках уже проступали темные пигментные пятна, а глаза были пустые, старческие.

– Я хотел бы, что вы точнее придерживались фактов, командор, – сказал он тихим голосом. – Ваши люди считают, что дело обстояло иначе. Некоторые из них думают, что вы дали им уйти. Вы сняли шлагбаум?

– Это было решение, вынужденное обстоятельствами.

– Чье решение, командор?

– Я действовал как офицер филиппинской армии. – Ортега чувствовал, что его слова звучат напыщенно и театрально, но финансист только кивнул.

– Да, понимаю. – Он снова вздохнул. – Все это так запутано, командор. Кое-кто из ваших людей полагает, что вы обманули меня.

Как по волшебству, возник дворецкий с блестящим лакированным подносом. На подносе стояла одна-единственная чашка синего фарфора – такого тонкого, что просвечивала насквозь.

– Пожалуйста, – предложил сэр Филип, но Ортега уже устал от всего этого.

– Я предпочел бы откланяться, – сказал он. Финансист еще раз легонько вздохнул и дал знак дворецкому удалиться.

– По крайней мере, доставьте мне удовольствие проводить вас до двери, – он осторожно взял Ортегу под руку.

Финансист казался совсем маленьким перед массивными деревянными дверьми, обитыми железными гвоздями с большими шляпками. Но петли дверей были тщательно смазаны, а створки хорошо отбалансированы.

Во дворе, в тени платановых деревьев, опершись на джип Ортеги, стояли четверо мужчин. Ортега сразу же узнал их по фотографиям и своему служебному досье. Это были террористы – коммунисты из ННП – Новой народной армии. Все четверо значились в начале его списка как состоящие в розыске и прославились своей жестокостью. Они были вооружены автоматами Калашникова и холодным оружием.

Из тени вышел телохранитель финансиста с короткоствольным автоматом в руках и стал возле своего хозяина.

– Сожалею, командор, – сказал сэр Филип.

Ортега плюнул ему в лицо.

***

Доктор Имаи сбежал по деревянным ступенькам крыльца, пересек лужайку и вышел на пляж. Это был маленький человечек лет шестидесяти с небольшим, но без единого седого волоса, слегка полноватый, но не опасной, а скорее – уютной полнотой. Он положил очки в карман кимоно, а кимоно вместе с пляжным полотенцем повесил на деревянный крюк, вбитый в ствол пальмы. Строго соблюдая режим утренней зарядки, он поплавал, затем перевернулся на спину и стал осматривать свои владения.

Это был небольшой курорт – главное здание и восемь кабин-коттеджей. Клиенты называли этот курорт ашрам – что-то вроде индуистского храма, что несколько смущало доктора-японца. Кардиолог по специальности, он отключился от бешеной гонки городской жизни, когда у него самого случился сердечный приступ, и вложил свободную часть своих сбережений в строительство курорта. Он намеревался предложить своим сотоварищам, страдающим сердечными заболеваниями и напуганным близостью смерти, временный приют и смену образа жизни. Озабоченный больше здоровьем сердца, чем души, он решил, что его пациенты на курорте должны быть избавлены от всяких забот.

Пляж, защищенный горой, располагался в стороне от тайфунов. Электрическая энергия вырабатывалась за счет ветра и солнца. Чистую ключевую воду курорт получал из источника на горе. Трубы – канализационные и водопроводные – были здесь вдвое шире обычного стандарта. Доктор Имаи обеспечивал своих пациентов питанием из местных продуктов – рыбы, риса, фруктов. Пища готовилась на угольной жаровне, для строительства коттеджей использовались местные материалы.

Как всегда довольный утренним моционом, доктор вышел на берег, вытерся и не торопясь трижды обежал вокруг главной лужайки. Потом набрал две тарелки фруктов, налил две чашки зеленого чаю и понес все это к пятой кабине. Сидя на маленькой веранде, он стал наблюдать, как Сэм выполняет свои ежедневные упражнения.

Англичанин развесил в кустах на различной высоте дюжину игральных карт. Он падал, перекатывался, делал прыжки и кульбит, и из любого положения его нож каждый раз с неизменной точностью пронзал самую середину карточного рисунка.

Доктор Имаи выразил свое восхищение этим спектаклем – он был горд, что его пациент так быстро выздоровел. А ведь подумать только – пуля в левом плече, запущенная рана правого бедра, глубокие порезы и царапины на левой руке и вдобавок – сильнейшее переутомление и нервное истощение.

Трент завершил сотый бросок задним переворотом и, улыбаясь, подошел к доктору. Он вытащил нож из ствола дерева, подобрал карты и уселся на ступеньку крыльца.

– Вы можете продавать билеты на свои представления, Сэм, – улыбнулся доктор. – Это менее опасное, а может быть, и более доходное занятие, чем ваша нынешняя профессия. – Он пощупал левое плечо Трента, сильно помял пальцами мышцу, пока его пациент не сморщился.

– Если желаете, можете выписываться. Я сообщу вашему работодателю, когда он появится.

– Спасибо, – ответил Трент. Он пил горячий чай и размышлял о том, что говорил ему Танака.

"Вы как бракованный автомобиль, выставленный на продажу на рынке подержанных машин в Гаити, – издевался Танака, когда Трент лежал на операционном столе в главном здании курорта доктора Имаи, – никто не станет покупать. Никто из моих партнеров никогда не получал такой трепки. Отныне вы переводитесь в разряд наемных рабочих".

Гаити все же лучше, чем Ливерпуль. Теплее. И Тренту не приходилось выискивать остроумные фразы из Книги песен "Битлс" – он ведь никогда не был фанатом. И его вполне устраивало жить под именем Сэма.

– Я Богарт, а вы тапер, – объяснял Танака. – Вы предпочли бы, скажем, имя Джейн, но тут возникает вопрос пола.

Трент наблюдал, как к берегу причаливает бас-лига. Корпус ее поблескивал свежей белой краской, шесты балансиров были небесно-голубые, в тон полосатому тенту, затенявшему место пассажира, расположенное впереди дизельного двигателя "Ямаха". Нос баслиги тихонько скрипнул по песку, и лодка накренилась, завалившись на левый балансир. Позади под ярким солнцем раскинулось море, как бескрайнее поле мерцающего света.

Танака легко, как кошка, спрыгнул на берег и побежал по траве. На нем была просторная гавайская рубашка с нарисованными на ней ананасами, красно-белые полосатые бермуды, в руке чемоданчик.

– Ну, как наш пациент? – спросил он.

– Выписан как выздоровевший, – ответил доктор Имаи.

Танака потер руки.

– Прекрасно! – Он сел на веранде возле Трента. – Ваше судно готово. Его собирали трое полицейских из Спортивного клуба Киото и лейтенант императорского военно-морского флота. Через пару недель его приведут в яхт-клуб Киото.

– Спасибо, – поблагодарил Трент, и они некоторое время посидели молча, наслаждаясь окружающим видом, ароматом цветов, миром и покоем. Главное – покоем.

Наконец Танака спросил:

– Есть какие-нибудь сдвиги? – Он имел в виду перемены в состоянии молодой китаянки – пациентки доктора.

– Никаких, – ответил доктор. Физически Джей поправлялась, плечо у нее заживало, даже шрам на спине будет почти незаметен. Трудности заключались в другом – в ее психическом состоянии. За шесть недель лечения здесь она не проронила ни слова.

– Это не шок, – покачал головой доктор. – Возможно, сначала она была под влиянием шока, но сейчас он уже прошел.

Имаи сложил руки, как делают христиане во время молитвы, и тихонько постукивал кончиками пальцев по оттопыренной нижней губе. Этот жест он позаимствовал еще в начале своей карьеры из одной голливудской мелодрамы на больничные темы, а затем бессовестно использовал в свои трудные, как он считал, годы, когда работал старшим консультантом в Центральной больнице Киото. Потом вдруг, устыдившись, развел руками, но и это тоже был заимствованный штамп. Привычка изображать нарочитую мудрость оказалась сильнее, чем он себе представлял. Усмехнувшись про себя, он сказал:

– Я никогда еще не встречался с подобными случаями.

Выходец из верхушки среднего класса, доктор был приучен избегать любого проявления эмоций и не любил вмешиваться в чужие отношения. Но он считал, что в данном случае это важный, а может быть, и ключевой момент.

– Сэм, это как-то связано с вами, – осторожно сказал он. Но это не выражало того, что он чувствовал, пытаясь разобраться в своих наблюдениях за этой парой. – Она рассчитывает на вас, – попытался он найти более точное определение, но и это было не правильно, так как он заметил озлобление и ненависть. Девушка тщательно старалась скрыть эти чувства, но он иногда замечал это в ней, когда Сэм отворачивался.

– Она чего-то ждет от вас, – произнес он наконец. – Я, конечно, не знаю почему и чего именно, но таково мое ощущение от ваших отношений. Эта молодая леди чего-то ждет от вас, Сэм. – Высказав это, доктор извинился и побежал через лужайку.