Орел нападает. Орел и Волки

– Славное утречко, командир. Ты поспел как раз вовремя.

Секст, не поведя бровью, пожал грязную, покрытую запекшейся кровью ладонь боевого товарища. Потом он подбоченился и, кивнув в сторону уцелевших бойцов Четвертой когорты, сказал:

– Ну и как, на хрен, прикажешь к этому относиться? Похоже, мне придется на месяц запрячь твоих инвалидов в нестроевые работы.

Фигул, стоявший рядом с Катоном, глядя, как выделываются друг перед другом начальники, помолчал, а потом плюнул на землю и пробормотал в их адрес нечто нелицеприятное.

Глава 18

Генерал, опускаясь в удобное кресло, поморщился. Несколько дней в седле не прошли даром: теперь ему было больно садиться даже на что-то мягкое. Потом, когда боль стала терпимой, командующий расслабился и принял предложенную Веспасианом чашу вина. Пожалуй, оно было слишком горячим, но основательно продрогшему в пути Плавту как раз и требовалось что-нибудь в таком роде. Он осушил чашу одним духом и жестом попросил наполнить ее снова.

– Есть ли еще какие-то новости? – спросил он.

– Никак нет, генерал, – ответил Веспасиан, подливая вина. – Кроме тех мелочей, о каких я уже сообщал в Камулодунум.

– Ну, хоть что-то должно было проясниться.

– Пока ничего. Правда, одна когорта вот-вот вернется с дальнего патрулирования. Она уже была бы здесь, но ее, кажется, атаковали. Мне пришлось выслать подмогу.

– Ах, да. По дороге сюда я приметил на дальних подступах к лагерю какую-то суматоху.

– Да, генерал.

– Пусть старший центурион этой когорты сразу по возвращении прибудет сюда.

Плавт помолчал, глядя на легкий пар, поднимавшийся над зажатой в его руках чашей.

– Понимаешь… я должен все знать.

– Да, генерал. Конечно.

Повисло неловкое молчание. Веспасиан пребывал в затруднении. Уже около года он служил под рукой Авла Плавта, но до сих пор их отношения не выходили за рамки официальных. И вот теперь этот всегда надменный, не любящий никого подпускать к себе генерал, под началом которого находились четыре полных легиона вторжения и двадцать приданных им вспомогательных подразделений, впервые сбросил маску прославленного военачальника. Он явно сбит с толку и ведет себя как обычный, измученный страхом за свою семью человек. Непонятно, как с ним держаться.

– Генерал?

Плавт по-прежнему смотрел в чашу, слегка поглаживая пальцем ее ободок.

Веспасиан прокашлялся:

– Генерал?

Командующий поднял усталые, полные безысходного отчаяния глаза:

– Что мне делать, Веспасиан? Что сделал бы ты на моем месте?

Веспасиан не ответил. Он просто не знал, что сказать. Окажись в руках друидов Флавия с Титом, он, вероятно, тоже вскочил бы на коня и помчался разыскивать своих близких. А в случае неудачи принялся бы с лютой жестокостью мстить гнусным убийцам, пока не истребил бы их всех или сам не нашел свою гибель. Зачем ему жизнь без Флавии, без сына и без того нерожденного малыша, которого Флавия вынашивает в своем чреве? У Веспасиана даже горло перехватило от вдруг нахлынувших на него чувств, и он, чтобы отогнать их, резко встал с кресла, прошагал к пологу и велел подать еще вина. Этот маневр дал ему время восстановить душевное равновесие, однако где-то внутри его продолжала кипеть злость на свою слабость. Излишняя чувствительность в армии не приветствуется, ведь распускающий сопли солдат ненадежен. По крайней мере, доверия ему нет. А если так, то что же тогда говорить о слюнтяе-легате? Или о генерале? Веспасиан тайком покосился на Плавта и пожал плечами. Если уж даже командующий внушительными боевыми соединениями не в состоянии скрыть свое горе, то вообще непонятно, куда катится мир.

С видимым усилием Авл Плавт вынырнул из своих размышлений и поймал взгляд легата. На миг генерал нахмурился, видимо пытаясь сообразить, как долго длилось его забытье, а потом с решительным видом кивнул.

– Я должен что-нибудь предпринять, пока у нас есть еще время. До истечения назначенного друидами срока осталось только двадцать три дня.

– Да, генерал, – пробормотал Веспасиан, пытаясь построить свой следующий вопрос так, чтобы в нем не прозвучало даже намека на неодобрение. – И ты… собираешься обменять пленных друидов на своих близких?

– Нет… по крайней мере, не сейчас. Нам прежде надо самим попытаться вызволить или отбить их. Не следует позволять кучке кровожадных дикарей диктовать условия Риму.

– Понятно, – отозвался Веспасиан, хотя и решил, что генерал с ним лукавит. Зачем бы иначе ему таскать с собой черных жрецов? – Тогда, раз уж время нас поджимает, позволено ли мне будет спросить, генерал, каков же твой план?

– Окончательно я еще не решил, – признался Плавт. – Однако тут главное – внезапность и натиск. Так что, легат, спешно готовь к выступлению свой легион.

– К выступлению, генерал? А… куда?

– Я хочу начать эту кампанию раньше, чем мы намечали. По крайней мере, раньше задействовать в ней твой Второй. Приказ у меня уже заготовлен. Тебе предписывается вторгнуться на территорию дуротригов, сокрушая там все горные крепости и более-менее укрепленные деревушки. Пусть под ногами дерзостных похитителей запылает земля. Каждое племя бриттов должно навеки закаяться брать римлян в заложники, а уж тем более своевольно казнить их. Если в мозгах друидов и дуротригов есть хоть толика здравого смысла, они мигом запросят мира и вернут мне жену и детей.

– А если они не пойдут на это?

– Тогда мы начнем убивать всех захваченных нами друидов, одного за другим, оставив главаря напоследок. Если их не проймет и это, мы примемся уничтожать все живое на нашем пути.

В голосе Плавта слышалась ужасающая решимость.

– Все будет сметено! Ничто не уцелеет! Ты понимаешь? Ничто и никто!

Веспасиан не ответил. Это было безумие. Сущее безумие. Понятное, объяснимое, но несомненное сумасшествие. Во всем сказанном не имелось ни малейшего стратегического смысла. Но с генералом, пускай и свихнувшимся, все равно следовало вести себя деликатно.

– И когда же мой легион должен выступить?

– Завтра.

– Завтра?

Это прозвучало настолько нелепо, что Веспасиан чуть было не рассмеялся. Но сдержался, уловив в глазах Плавта опасный блеск.

– Завтра никак не получится, генерал.

– Почему?

– Почему? Сам посуди, как же я могу выступить? Дороги еще не просохли. Осадные машины по ним не пройдут. Как и тяжелые обозные фуры. Значит, припасов с собой мы сможем взять только дня на три, ну, может быть, на четыре. И у нас пока нет ни малейшего представления ни о характере местности, ни о возможностях неприятеля.

– Я это предвидел. Со мной прибыл бритт, хорошо знающий те края. В свое время он даже набирался там ума-разума у друидов. Этот малый с его переводчиком согласны служить вам проводниками. Что же до провианта, то для начала ты можешь выступить и с половинным припасом. Потом мы наладим снабжение по реке. На кораблях, а далее – с помощью легких повозок. Я лично отправлю к тебе все телеги, какие смогу здесь собрать. Не говоря уж о том, что на захваченных землях ты и сам наверняка найдешь что-то съестное. Зима, правда, на исходе, но не все же они там подъели. Где-нибудь что-нибудь непременно припрятано, нужно лишь хорошо поискать. Ну а чтобы Второму было легче штурмовать варварские твердыни, я уже распорядился о передаче тебе всей артиллерии Двадцатого легиона.

– Даже если мы доберемся до вражеских укреплений, осадный обоз неминуемо завязнет в грязи, а без поддержки метательных механизмов наших солдат просто скинут со стен. Многие там полягут.

– Можно подумать, эти варвары способны возвести что-то путное, – презрительно фыркнул Плавт. – Фортификация для дикарей – темный лес. Все их валы и палисады предназначены для защиты от хищников и разбойничьих шаек. Не сомневаюсь, что полководцу твоего ранга под силу взять без большого урона любую из таких крепостей. Или подобные операции, на твой взгляд, слишком обременительны и опасны?

Чтобы в негодовании не вскочить на ноги, Веспасиану пришлось вцепиться в подлокотники жалобно скрипнувшего под ним кресла. Командующий зашел чересчур далеко. Его навязчивое стремление послать Второй легион в провальный бессмысленный рейд уже само по себе дурно пахло, но, усматривая во вполне обоснованных возражениях своего подчиненного некомпетентность и трусость, он опускался до прямых оскорблений и нарывался на открытый конфликт.

Плавт между тем, выпрямившись и надменно задрав подбородок, холодно оглядел рассерженного легата, но через миг снова сгорбился и пригубил вино.

– Прости, Веспасиан, – тихо произнес генерал. – Я был не прав, мне не следовало этого говорить. Никто, ни здесь, ни в Риме, не сомневается, что твой пост доверен тебе по заслугам. Еще раз прошу простить меня. Сейчас не до глупых обид.