И не падают шишки, словно мёртвые птицы с ветвей.
Тишина после всей тишины…
Только я этом царстве живу!
Моя память меня возвращает в опьяняющий запах лесов…
Полуночный мудрец! Где утёс мой – опора моя в эту ночь?
С тишиной не закончится всё: Бог продолжит свой рык,
и на диске Луны отчеканится Лик.
Не проникнут ко мне из лесов моей памяти бычьи рога,
как лучи неподвижного солнца, стоящего над Гаваоном[71 - Йеошуа (Иисус Навин) 10:12–13.].
И быки не мычат мычаньем рабов, на которых надели ярмо,
у которых нет силы мычать на весь мир…
Подобно Самсону, сидящему с мощью своей одиноко в ущелье Эйтам[72 - Шофтим (Книга Судей), 15:8.],
подобно Давиду, скорбящему ночью о сыне своём Авшаломе[73 - Авессалом.],
подобно любому отцу возле крови сыновней…
Ведь оно тоже плоть
Свойство моря живёт в человеке: ведь оно тоже плоть.
Шумят волны моря, тиха его гладь.
И сон голубой человека подобен каналам воды.
И после мелодии звучной, поглощающей сердце – покой.
Чьи-то головы в небе, и чьи-то под солнцем,
а чьи-то – в могиле земной.
Из цикла «Трактат об отцах и детях»
«Сияла заря золотая на лицах детей…»
Сияла заря золотая на лицах детей,
которых мне Бог подарил – и на страже стояла олива.
В шкафу, где пророков и гениев книги и книги Завета,
я выбрал одну – и была среди мудрости всей
мне присланным кем-то она лучом искажённого света.
Отцы прямодушные наши тома этих книг
Чужими считали всегда за лукавый язык,
за пёстрое их многословье, а те, кто их пишет – бедны:
клюют с чужеземного поля, и ангелы им не видны.
Но первенец мой, сын Завета, пришёл на рассвете и встал,
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: