Как цари в народ ходили

Вспомнилась Володе одна поездка несколько лет назад. Учился он тогда то ли в восьмом, то ли в девятом классе. Спортсменом был хорошим. Однажды их команду по боксу повезли в Казань на Молодежную спартакиаду. Он тогда кубок и грамоту привез домой.

Организаторы соревнований повезли их в экскурсионном автобусе в Казанский Кремль, и юный Володя увидел там рядом с белокаменной башней памятник. Это был монумент несгибаемому человеку-патриоту поэту Мусе Джалилю, которого не сломила фашистская неволя, и он погиб как герой.

Володя еще раз взглянул на земляка. Что-то было в нем, напоминающее того парня, отлитого в бронзе на века, рвущегося к свободе из пут колючей проволоки. Слава ведь тоже не сломался. Да, ему тяжело. У него семья, старые больные родители. Детей надо учить и воспитывать. А везде сейчас нужны деньги, будь они прокляты! И немалые. Он не опустил руки и не опустился душой, он боролся.

Многие в его возрасте спились и, плюнув на все, плывут по течению, как дерьмо. У него же есть главное. И это чувствуется. В нем есть стержень, который просто так не перешибешь. Стержень этот – основа настоящего русского человека, россиянина.

Многое еще предстояло понять и осмыслить Володе Пронину с его молодым мировоззрением и прагматизмом. Он сам-то как следует, наверное, еще и не вкусил всех прелестей жизни, свалившихся на страну, особенно в последнее десятилетие. Но и ему, «далекому», многое стало ясно.

Володя уставился в окно вагона. Вдруг перед глазами встали лица родных и близких, провожавших его в армию. Не веселые и беззаботные, как у его ровесников друзей, а взрослые. В их глазах уже тогда была какая-то тревога. Оказалось, не зря…

Глава XII

Сибирь как-то сразу «захватила» Володю. Необъятная широта и природа просто завораживали. И люди здесь были немного другие. Даже чиновники и начальство. «Не совсем еще скурвились», – как говорил Слава. Не всех еще здесь достала «рука Москвы» – образ жизни столицы.

Как бы то ни было, но на работу он устроился нормально, без проблем. Мотористом. Работа нравилась. Команда хорошая. Даже денег родителям с первой получки отослал. Здесь их еще платили, хотя и с небольшими задержками.

Помогла Володе любовь к технике с детства.

Бывало, до глубокой ночи пропадал он с друзьями в гараже у местного изобретателя Сан Саныча. Многое выходило и выезжало из этого гаража, люди только рты разевали: чудеса! Диковинную технику и механизмы делали. Дети тянулись к Сан Санычу. Правда, частенько им попадало от родителей за «ночные шляния». Но это было для порядку, не со зла, поскольку папы и мамы знали, где пропадают их пацаны. Любили его дети. Любили и их родители. Уважали.

Будучи военным пенсионером-инвалидом (не было у него левой ноги до колена), он никогда не сидел на лавочке у подъезда, как подавляющее большинство наших стариков, лузгая семечки и судача обо всем и обо всех вокруг. Он работал. Он делал добро.

Дом был небольшой – пятиэтажка в четыре подъезда. Но как он был ухожен и обустроен вокруг и внутри! На зависть соседям. Деревья, кусты, клумбы. Оградки, скамейки, бордюрчики… Все ровно, чисто, аккуратно покрашено. Его даже «немцем» чуть было не прозвали местные домоуправленцы. Народ не дал! И вот почему.

Сан Саныч с детства рос скромным и даже неразговорчивым пацаном. Особенно стеснялся девочек. Чуть что, и зардеют щеки цветом спелой калины…

На войну ушел добровольцем в страшном сорок первом. Многое повидал. Характер изменился. Это был уже не тот Сашка Петров, которого даже девчонки иногда дразнили. Это был уже мужчина! Воин! Дважды был ранен. Заслужил два ордена и медали. После ранения в руку под Будапештом познакомился в медсанбате с девушкой Таней. Она приехала как-то с ребятами навестить своего раненого командира роты морской пехоты. Вспыхнула любовь. Рана долго не заживала (осколок мины делал свое черное дело исправно), и его отправили в тыл. При погрузке в поезд снова встретил Таню, теперь уже раненую: немецкий пулемет зацепил обе ноги. Легко, правда, но по военным временам, так как кости остались незадетыми. Ехали вместе. А дальше…

Три немецких «тигра» невесть откуда прорвались к железнодорожному полотну и в упор, четко и методично, стали расстреливать вагоны с красными крестами по бокам. Саня с одним из раненых бойцов вынес Таню на носилках на обратную сторону от огня. Но тут раздался взрыв. Очнувшись, увидел, что боец убит, а Таня лежит в носилках. Живая!

– Саша, милый! Иди, спасай раненых, – произнесла она, улыбаясь. – Иди. Со мной все в порядке.

– Хорошо, Таня. Ты… ты только никуда! Слышишь? Я сейчас….

Шум боя (по танкам уже откуда-то стреляли, и им было уже не до эшелона) прервал разговор. Вагоны горели.

– Иди же, Саша. Иди…

Саша побежал к эшелону. Он сделал все, что мог, спасая людей. Потом, обгоревший и усталый, вернулся к ней.

Таня лежала бледная и… улыбалась. Ветерок нежно колыхал ее красивые волосы. Весенний ветерок сорок пятого. Он упал на колени и зажал голову руками. Только сейчас он заметил маленькие пятнышки крови на груди и откинутой в сторону ладони руки. Маленький осколочек, ранку от которого она прикрыла ладонью, прося его идти помочь людям, все-таки зацепил ее сердце…

Ногу же он потерял чуть позже, под Берлином, на Зееловских высотах, когда, недолечившись, сбежал из госпиталя и в одной из рукопашных схваток нарвался на разрыв гранаты.

С тех самых пор Сан Саныч жил один… Проклятая война!

А однажды ночью, он, часто ночевавший в гараже, заживо сгорел. Какие-то пьяные ублюдки, хотевшие за бутылку купить у него боевые награды и получившие отказ, улучшив момент, подожгли гараж сразу со всех сторон. Спасти не успели. А этих… Этих так и не нашли до сих пор. Не те времена.

Светлая ему память!

Володя затянулся дважды подряд. Бросил как-то резко окурок в воду. Тот мелькнул в воздухе светлячком и, упав в воду, зашипел и потух. «Ладно, пробьемся. Нас просто так не согнешь!» – мелькнуло в голове. Потом разогнал мрачные мысли: «Эх! Красота-то какая! Порыбачу завтра по утру, если не пойдем. Разрешит, думаю, капитан?»

Хотел было вернуться к себе в кубрик, повернулся, но не успел сделать и шага…

– Вовка, смотри! Смотри, Вовка! – голос дяди Миши, казалось, разбудил всю акваторию вокруг.

Володя обернулся. Резко, аж китель, его китель, привезенный со службы (подарок моряков), упал на палубу. Глаза и рот раскрылись на всю ширь, когда он увидел, как на большой высоте, далеко, с востока на запад, поперек курса их судна пролетело что-то до сих неведомое и огромное, светясь и оставляя за собой след, медленно оседающий на землю и невероятно красиво искрящийся. Даже гладь водохранилища засветилась каким-то чудо-светом.

Объект скрылся вдали, и вдруг… Все огни вокруг погасли и пропал шум турбин электростанции. Наступила темень. И только там, за плотиной, далеко вниз по реке, земля и вода светились изумрудно-серебристым светом.

Володя посмотрел вверх на вахтенного. Тот стоял на мостике, схватившись за перила, и, казалось, вот-вот вывалится за борт.

– Вот это да! А, Вовка, видел, да? – ошарашенный, произнес дядя Миша.

– Свет что-то везде погас, надо бы в склянку пробить, – сказал Володя. Потом добавил: И команду надо поднять.

– А? Да, да…Ну и дела! А? – не отошел еще от шока дядя Миша и стал бить в рынду, висевшую рядом.

На палубу высыпала команда. В рубке появились капитан, помощник и рулевой.

– Дать свет, – скомандовал капитан Антонов.

– Не включается. Даже дежурное освещение вырубилось, – ответил ему помощник.

– Дать сигнал тревоги! – с этими словами капитан взял бинокль и стал осматривать все вокруг.

– Сигнал не работает, – поступил ответ.

– Связь со шлюзом, быстро! Бить в склянки «по тревоге»!

– Связи нет, – помощник щелкал и щелкал тумблерами и рубильниками.

– Отставить, – видя бесперспективность действий, угомонился капитан.

Все напряженно молчали. Наконец Антонов дал команду: – Помощник! Леня! Фонари на нос, корму, мачты. Ты понял, да? Действуй! Вахтенный! Дядя Миша, подойди ко мне.

– Я здесь.

– Что произошло?

Дядя Миша каким-то не своим голосом, заикаясь и путаясь, все же вымолвил кое-что вразумительное.

– Странно, – сказал капитан и, оторвав наконец бинокль от глаз, спросил: Где рупор?

Взяв в руки проверенное устройство, которым в век электроники почти уже не пользовались, дал команду:

– Всем по местам! Леня! Леня! Побыстрее с сигналами.