Ад. История идеи и ее земные воплощения

Представления древних египтян о загробном мире были не столь мрачными, как у их соседей из Месопотамии. В эпоху Среднего царства (2055–1650 до н. э.) жители Египта твердо верили в то, что царство мертвых открыто для всех людей. Однако в отличие от других культур Античности они считали, что посмертную жизнь определяет поведение человека при жизни. Египтяне, которые жили согласно маат (этическому закону доброты и справедливости), могли надеяться, что попадут в чертоги изобилия к Осирису. Но если сердце умершего перевешивало на весах бога смерти Анубиса перо (символ маат), нарушитель умирал заново, и вторая смерть была ужасна. Отступника «разрывали на части» и сбрасывали в кипящую пропасть огнеликие демоны.

Загробные традиции древней Месопотамии и Египта не так ценились в западной культуре, как сюжеты, рассказанные греками, а позже – римлянами. В греческой преисподней обычные души никто не судил. Они населяли Аид, мрачное подземное царство, как бесчисленные тени, лишенные прежних черт, и им оставались лишь печальные воспоминания о жизни на земле. Когда греческий герой Одиссей входит в Дом Смерти (этот эпизод описан в «Одиссее» Гомера), тень могучего воина Ахилла предупреждает его, что жизнь после смерти лишь жалкое существование: «Не утешай меня в том, что я мертв, Одиссей благородный! Я б на земле предпочел батраком за ничтожную плату у бедняка, мужика безнадельного, вечно работать, нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью» («Одиссея», Песнь 11, 488–491)[2 - Перевод В. В. Вересаева.].

В описаниях Гомера и других античных поэтов загробный мир греков представлял собой мрачное царство, населенное не только тенями умерших, но и такими мифическими чудовищами, как трехголовый пес Кербер (Цербер), охранявший царство Аида. Глубочайшая бездна Аида называлась Тартаром. Она служила темницей для восставших титанов и местом, где томились герои мифов Титий, Тантал и Сизиф, обреченные вечно страдать за то, что бросили вызов богам. Впрочем, уже через несколько веков идея посмертных наказаний подверглась демократизации. Около 400 г. до н. э. философ Сократ и его собеседники допустили, что души всех умерших мучают за преступления, совершенные ими при жизни. Позднее римский поэт Вергилий (70–19 до н. э.) описывал подземное царство как место, где простых смертных ждет кара за длинный перечень преступлений. Он особо выделял тех, кто враждовал с родными, был не честен с клиентами, наживал богатства, был убит за прелюбодеяние, совершил государственную измену и нарушил присягу, а теперь «казни здесь ждет» («Энеида», Книга 6, 709–710). В языческом мире Античности «Энеида» Вергилия стала мощным и популярным источником веры в подземное царство, определив все последующие описания кар загробного мира уже в христианскую эпоху.

Тартар, темница титанов[3 - Теогония // Эллинские поэты / Пер. В. В. Вересаева. Вересаев, В. В. Полное собрание сочинений. – М.: Недра, 1929. – Т. 10.]

Один из первых греческих поэтов Гесиод жил около 700 г. до н. э. Из его многочисленных поэм до нас дошла «Теогония» («Рождение богов»), в которой описано происхождение космоса и древнегреческих богов. Центральный сюжет поэмы – титаномахия, война обитателей Олимпа во главе с Зевсом с прежним поколением богов – отцом Зевса Кроносом и титанами – за власть над миром. Титаны потерпели поражение в десятилетней войне и были низвергнуты в подземное царство: «Подземь их сбросили столь глубоко, сколь далеко до неба, Ибо настолько от нас отстоит многосумрачный Тартар». Сторожить Тартар Зевс поставил сторуких гигантов Котта, Бриарея и Гиеса. Гесиод описывает этот сумрачный мир как вечную темницу, но один из титанов не избежал дополнительного наказания: Атлант, «сын Иапета», вечно держит «на голове и руках неустанных широкое небо».

Согласно «Теогонии», поверженные титаны были не единственными обитателями Тартара. В недрах земных также жили некоторые олимпийские боги, которые по обыкновению сторонились солнечного света. Здесь обитали Ночь и ее дети, «ужасный бог» Сон и его брат Смерть, ненавистный даже богам. Хозяином этого подземного мира был старший брат Зевса Аид, он правил вместе со своей ужасной женой Персефонеей (Персефоной). Страшный пес Кербер охранял их «гулкие домы», он встречал гостей, виляя хвостом, но пожирал любого, кто порывался уйти. В поэме Гесиод также рассказывает, что Кербер был одним из свирепых потомков нимфы Ехидны и гиганта Тифона, которые зачали многих чудовищ в античной Греции. Впрочем, в отличие от большинства античных авторов, поэт описал Кербера как несказанно кровожадного, «медноголосого» пса с пятьюдесятью головами.

Заревело ужасно безбрежное море,
Глухо земля застонала, широкое ахнуло небо
И содрогнулось; великий Олимп задрожал до подножья
От ужасающей схватки. Тяжелое почвы дрожанье,
Ног топотанье глухое и свист от могучих метаний
Недр глубочайших достигли окутанной тьмой преисподней.
Так они друг против друга метали стенящие стрелы.
Тех и других голоса доносились до звездного неба.
Криком себя ободряя, сходилися боги на битву.
Сдерживать мощного духа не стал уже Зевс, но тотчас же
Мужеством сердце его преисполнилось, всю свою силу
Он проявил. И немедленно с неба, а также с Олимпа,
Молнии сыпля, пошел Громовержец-владыка. Перуны,
Полные блеска и грома, из мощной руки полетели
Часто один за другим; и священное взвихрилось пламя.
Жаром палимая, глухо и скорбно земля загудела,
И затрещал под огнем пожирающим лес неиссчетный.
Почва кипела кругом. Океана кипели теченья
И многошумное море. Титанов подземных жестокий
Жар охватил, и дошло до эфира священного пламя
Жгучее. Как бы кто ни был силен, но глаза ослепляли
Каждому яркие взблески перунов летящих и молний.
Жаром ужасным объят был Хаос. И когда бы увидел
Все это кто-нибудь глазом иль ухом бы шум тот услышал,
Всякий, наверно, сказал бы, что небо широкое сверху
Наземь обрушилось, – ибо с подобным же грохотом страшным
Небо упало б на землю, ее на куски разбивая, –
Столь оглушительный шум поднялся от божественной схватки.
С ревом от ветра крутилася пыль, и земля содрогалась;
Полные грома и блеска, летели на землю перуны,
Стрелы великого Зевса. Из гущи бойцов разъяренных
Клики неслись боевые. И шум поднялся несказанный
От ужасающей битвы, и мощь проявилась деяний.
Жребий сраженья склонился. Но раньше, сошедшись друг
с другом,
Долго они и упорно сражалися в схватках могучих.
В первых рядах сокрушающе-яростный бой возбудили
Котт, Бриарей и душой ненасытный в сражениях Гиес.
Триста камней из могучих их рук полетело в Титанов
Быстро один за другим, и в полете своем затенили
Яркое солнце они. И Титанов отправили братья
В недра широкодорожной земли и на них наложили
Тяжкие узы, могучестью рук победивши надменных.
Подземь их сбросили столь глубоко, сколь далёко до неба,
Ибо настолько от нас отстоит многосумрачный Тартар:
Если бы, медную взяв наковальню, метнуть ее с неба,
В девять дней и ночей до земли бы она долетела;
Если бы, медную взяв наковальню, с земли ее бросить,
В девять же дней и ночей долетела б до Тартара тяжесть.
Медной оградою Тартар кругом огорожен. В три ряда
Ночь непроглядная шею ему окружает, а сверху
Корни земли залегают и горько-соленого моря.
Там-то под сумрачной тьмою подземною боги Титаны
Были сокрыты решеньем владыки бессмертных и смертных
В месте угрюмом и затхлом, у края земли необъятной.
Выхода нет им оттуда – его преградил Посидаон
Медною дверью; стена же все место вокруг обегает.
Там обитают и Котт, Бриарей большедушный и Гиес,
Верные стражи владыки, эгидодержавного Зевса.
Там и от темной земли, и от Тартара, скрытого в мраке,
И от бесплодной пучины морской, и от звездного неба
Все залегают один за другим и концы, и начала,
Страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут.
Бездна великая. Тот, кто вошел бы туда чрез ворота,
Дна не достиг бы той бездны в течение целого года:
Ярые вихри своим дуновеньем его подхватили б,
Стали б швырять и туда и сюда. Даже боги боятся
Этого дива. Жилища ужасные сумрачной Ночи
Там расположены, густо одетые черным туманом.
Сын Иапета пред ними бескрайне широкое небо
На голове и на дланях, не зная усталости, держит
В месте, где с Ночью встречается День: чрез высокий ступая
Медный порог, меж собою они перебросятся словом –
И разойдутся; один поспешает наружу, другой же
Внутрь в это время нисходит: совместно обоих не видит
Дом никогда их под кровлей своею, но вечно вне дома
Землю обходит один, а другой остается в жилище
И ожидает прихода его, чтоб в дорогу пуститься.
К людям на землю приходит один с многовидящим светом,
С братом Смерти, со Сном на руках, приходит другая, –
Гибель несущая Ночь, туманом одетая мрачным.
Там же имеют дома сыновья многосумрачной Ночи,
Сон со Смертью – ужасные боги. Лучами своими
Ярко сияющий Гелий на них никогда не взирает,
Всходит ли на небо он иль обратно спускается с неба.
Первый из них по земле и широкой поверхности моря
Ходит спокойно и тихо и к людям весьма благосклонен –
Но у другой из железа душа и в груди беспощадной –