– Я… у меня проблемы, – ответил я. Наверняка он слышит это предложение ежедневно. Произносящие его люди финансируют страсть Тоффи к олдтаймерам[13 - Олдтаймер – раритетный автомобиль.] и его бюро размером две тысячи квадратных метров на Потсдамерплац[14 - Потсдамерплац (Потсдамская площадь) – историческая площадь в центре Берлина.].
– Что случилось? – коротко спросил он. Дождевые капли колотили по лобовому стеклу, вздуваясь пузырями при каждом ударе. Мы мчались мимо темных деревьев, ветви которых склонялись над дорогой, образуя что-то вроде свода.
– Я… мне кажется, я похищаю свою дочь.
– Йолу?
– Да.
– Почему?
– Мелани Пфайфер, сотрудница органов опеки, хочет ее у меня… у нас забрать.
Йола, сидящая рядом, открыла рот, но ничего не сказала. Она выглядела так, словно я ее ударил.
– Она должна вернуться к своим биологическим родителям… – объяснил я Тоффи. – Но… я не могу этого допустить. Ты знаешь их историю.
Казалось, Йола вжалась в кресло под тяжестью моих слов, съежилась, словно ожидала новых ударов. Я хотел успокоить ее, похлопать по плечу, но в правой руке я держал телефон, а левой рулил.
– Ладно. И где ты сейчас?
– В машине. Йола со мной и…
Я запнулся.
В зеркале заднего вида появились огни мигалки.
– …и полиция гонится за нами.
Я обернулся. Патрульная машина быстро нагоняла нас. Расстояние примерно в двести метров таяло на глазах.
– Ладно, Макс. Слушай меня. Ты сейчас остановишься.
Я помотал головой:
– Нет, я не могу…
– При следующей возможности. – После каждого слова Тоффи интонацией ставил восклицательный знак.
Не отпуская педаль газа, я мчался к перекрестку Кёнигсалле и Хюттенвег. Одна часть моего сознания еще размышляла, куда лучше повернуть – направо к автобану или налево в направлении Далема. Другая часть давно капитулировала.
– Красный.
– А когда они тебя арестуют, помни про правило номер один, хорошо?
– Да!
Правило номер один: веди себя как картезианские монахи.
– Ни слова. Храни обет молчания.
– Красный.
Я моргал, дворники едва поспевали за дождем.
– КРАСНЫЙ СВЕТ!
Предупреждение Йолы я услышал в последнюю секунду. Резко затормозил – наши головы дернулись вперед. «Жука» мотнуло в сторону, но машина не потеряла равновесие и остановилась чуть дальше по дороге, прямо под светофором.
– Вот дерьмо, – сказала Йола и подергала за ручку на своей двери. К счастью, от волнения не сумела ее открыть.
– Мне очень жаль, мне очень жаль, – залепетал я и хотел взять Йолину ладонь, но она откинула мою руку в сторону. По ее лицу текли слезы; в красном свете светофора казалось, будто ее глаза кровоточат.
– Йола, малышка. Я не хотел напугать тебя, мне очень жаль, – повторял я. Мне не удалось ее успокоить, но Йола хотя бы не пыталась больше выйти из машины.
Я глубоко выдохнул, посмотрел в зеркало заднего вида. И онемел.
– Очень странно, – сказал я в телефон, который все еще прижимал к уху.
– Что?
– Больше никого нет.
Голубая мигалка пропала. Полицейской машины, ехавшей за нами, больше не было видно.
– Исчезли, – сказал я и посмотрел по сторонам.
Ничего.
Ни одного автомобиля, нигде.
– Хочешь сказать, полиция свернула? – спросил Тоффи.
– Здесь невозможно свернуть.
Только лес.
– Ты видела, куда они поехали, Йола?
Ответа не последовало.
Они могли лишь развернуться и поехать обратно, но в таком случае я должен видеть хотя бы огни их задних фонарей на этой прямой дороге.
– Исчезли, – снова сказал я.
– Ладно, хорошо. – Видимо, Тоффи это раздражало меньше, чем меня. – Когда ты сможешь приехать ко мне? – спросил он.
Загорелся зеленый сигнал светофора.