Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое

В те времена буканьеры были отдельной пиратской кастой[1 - Период конца 1600-х – начала 1700-х годов стал расцветом пиратства не случайно. Незадолго до этого в Европе закончилось несколько продолжительных войн, а это означало, что множество опытных моряков оказались без работы. Они, конечно, могли служить во флоте, но многих раздражала принятая там суровая дисциплина. Кроме того, по океанам перемещались огромные богатства, и все эти обширные пространства почти никак не контролировались. Было бы очень странно, если бы пираты этим не воспользовались. (Прим. авт.)]. Среди пиратов были так называемые приватиры, или каперы, которые имели негласное разрешение от правительств своих стран нападать на вражеские корабли. Английские приватиры атаковали преимущественно испанские суда, и во многих домах англичан на Карибских островах можно было встретить шелка, оловянную посуду или изящные резные кресла, предназначавшиеся изначально для Барселоны и Мадрида. Приватирство считалось терпимым, если не достойным занятием. У буканьеров не было никакого разрешения на грабежи. Они были обычными преступниками, и правительства их стран, равно как и противников, относились к ним с одинаковым презрением. Буканьеры, к которым прибился Дампир, стояли еще ниже на социальной лестнице, поскольку нападали в основном не на корабли, полные сокровищ, а на жалкие маленькие прибрежные поселения, грабя людей практически таких же, как они сами.

Мы не знаем, что делал Дампир во время этих налетов, поскольку в дневниках он опускает подробности, возможно, испытывая неловкость. Но у него еще была привычка отвлекаться на естествознание. Например, описывая налет на Веракрус, он уделяет буквально несколько слов гибели десятка своих компаньонов и вообще умалчивает о том, что налет завершился ничем: завидев приближение пиратов, жители, захватив все свои ценности, покинули город, и мародеры остались с пустыми руками. Вместо этого Дампир подробно описывает десятки оставленных клеток с попугаями, которые он со спутниками забрал на корабль как законную добычу. «Они были желтыми и красными, – восхищается он. – Все вперемежку, и очень мило щебетали». Нет трофеев – не важно; попугаи были для него тоже сокровищем.

В 1678 году Дампир вернулся в Англию и загадочным образом женился на даме по имени Джудит, фрейлине какой-то герцогини. Стремясь встать на путь истинный, он использовал приданое, чтобы приобрести кое-какие товары, и в январе 1679 года вновь отправился на Карибы, намереваясь продать их, пообещав супруге в течение года вернуться. Обещание он не сдержал. Через несколько месяцев после прибытия он нанялся на торговое судно, идущее в Никарагуа. По пути корабль зашел в порт на Ямайке, притягательное место для всякого сброда. Позже Дампир утверждал, что был потрясен – потрясен! – когда экипаж решил присоединиться к неким пиратам и заняться буканьерством. На самом деле некоторые историки полагают, что Дампир прекрасно знал, что на Ямайке найдет пиратов, и отправился туда с конкретной целью – вернуться в открытое море.

И на это у него имелись причины. Конечно, как любой человек в истории, Дампир жаждал обогащения, и всегда был шанс, что шайка буканьеров наткнется на испанский галеон, набитый дублонами, и добудет сокровища. Но была причина и глубже: Дампир не мог забыть Кампече, свои прогулки по лесам с их экзотической флорой и фауной, дни, проведенные в дикой природе. И пиратство казалось единственным способом вернуть эти ощущения. Разумеется, пиратство – грязный бизнес с нападениями и убийствами. На протяжении многих лет Дампиру довелось видеть, как закалывали кинжалами священников, выбрасывали за борт бунтарей, расстреливали и пытали индейцев-аборигенов… Нет никаких оснований думать, что Дампир оставался в стороне или его тошнило от соучастия. Но Кампече разбудил страсть к естествознанию, почти эротичную по своей интенсивности, и, сколь бы он порой ни сожалел о своем участии в буканьерстве, жажда видеть новые земли, новые небеса, новые растения и животных оказалась сильнее. Он вспоминал, что «был вполне доволен», несмотря ни на что, «понимая, что чем дальше мы идем, тем больше знаний и опыта я могу набраться, а это главное, что для меня имело значение».

Дампир присоединился к пиратам в качестве штурмана-навигатора, и последующее путешествие оказалось хаотичным приключением, в котором он поменял несколько кораблей и экипажей, – точно перечислить их сейчас невозможно. Они начали с нападений на города в Панаме, потом отправились в Вирджинию, где Дампир по неизвестной причине был арестован; он характеризует этот инцидент просто как «проблемы». Путешествие продолжилось на тихоокеанском побережье Южной Америки, включая Галапагосские острова.

Время от времени команде доставалась приличная добыча: рулоны шелка, тюки корицы или мускуса. Однажды они захватили восемь тонн мармелада. Но гораздо чаще галеоны ускользали от них в открытом море, и пиратам приходилось отступать и искать новую жертву. Бывало, они устраивали изнурительную осаду какого-нибудь прибрежного городка, после чего выяснялось, что жители успели увести у них из-под носа все мало-мальские ценности, и буканьеры оставались с пустыми руками.

Дампир и его команда едва не погибли во время яростного шторма по пути в Индонезию (гравюра Каспара Луйкена).

В Южной Америке состояние сколотить не удалось. «У нас не было ничего ‹…› кроме усталости, невзгод и лишений», – вспоминал Дампир. Порой им приходилось пить воду «с привкусом меди или глины» из «вонючих углублений в камнях» и ночевать на открытом воздухе, имея лишь «холодную землю в качестве ложа и звездный небосвод для укрытия». Однажды, во время настолько сильного шторма, что экипаж побоялся поднять паруса, Дампир и один его спутник вскарабкались на такелаж и распахнули свои плащи под ветром, чтобы хоть как-то управлять судном.

В надежде на удачу экипаж решил отправиться на Гуам – в неизведанный путь протяженностью более чем семь тысяч миль по открытому морю. Они высадились на берег лишь через пятьдесят один день, едва не умирая от голода. Дампир позже понял, что, сложись ситуация немного хуже, экипаж мог склониться к убийству и съесть капитана и его помощников, в том числе и его самого. (Капитан оценил новость с изрядной долей юмора. Обращаясь к штурману, он рассмеялся: «Дампир, от тебя-то им мало проку!» Дело в том, что, как пояснял Дампир, «я был тощим, а капитан – здоровым и упитанным».) С Гуама экипаж совершил вылазки в Китай и Вьетнам, а Дампир позже стал первым англичанином, ступившим на австралийскую землю. Помимо исследования флоры и фауны при каждой стоянке Дампир использовал свободное время в открытом море для изучения ветров и течений, став первоклассным навигатором. Даже те, кто относился к нему с презрением, вынуждены были признать, что он обладал почти сверхъестественной способностью по направлению ветра и течения определять, где находится земля за горизонтом.

За время своих плаваний Дампир несколько раз сменил корабли, присоединяясь к разным командам. Порой смены происходили по-дружески, без обид – Дампир просто хотел побывать в каких-то новых местах: «Ни одно предложение увидеть какую-то часть света, где я никогда не бывал, не казалось мне неуместным». В иных случаях Дампир, чувствуя ухудшение обстановки, сбегал от деспотичного капитана. Однажды ему пришлось глухой ночью просто выскользнуть в иллюминатор. При таких побегах он обычно прихватывал с собой только одно – то, что представляло для него самую большую ценность на свете, – свои походные записки о природе.

Последний побег, в южной части Тихого океана, оказался весьма обескураживающим. Страстно желая вернуться домой, Дампир с несколькими товарищами, включая четверых заключенных индонезийцев, перебрались на остров и раздобыли себе каноэ. В первой вылазке на свободу лодка перевернулась, и Дампир трое суток сушил свои записки над костром, страницу за страницей. Во время второй попытки лодка попала в шторм, и спутники провели шесть суток в открытом море, налегая на весла и вознося молитвы. «Море уже ревет, и белая пена окружает нас ‹…› и каждая волна грозит поглотить наш утлый ковчег», – вспоминал Дампир. Хуже всего то, что он много лет не был на исповеди, и груз множества грехов тяготил его душу. «Я предавался очень печальным размышлениям ‹…› и оглядывался с ужасом и отвращением на поступки, которые раньше мне просто не нравились, а сейчас я содрогаюсь от одних воспоминаний о них». Чудесным образом они добрались до суши, оказавшись на острове Суматра, где Дампир просто рухнул и провел шесть недель, восстанавливая силы. Затем, пересаживаясь с одного корабля на другой, в сентябре 1691 года он оказался в Лондоне. Прошло двенадцать лет с тех пор, как он пообещал супруге вернуться через двенадцать месяцев.

Как фрейлина, Джудит весьма неплохо все эти годы жила своей жизнью без мошенника-мужа. Но пирату теперь нужно было зарабатывать на жизнь и искать новые источники дохода. Поскольку вариантов у него было немного (нельзя же в резюме просто указать «буканьер»), Дампир начал перерабатывать свои путевые записки в книгу. То, что тетради пережили все эти путешествия, – само по себе чудо. Несколько раз их заливало водой, однажды ему пришлось заталкивать их в стволы бамбука для сохранности. Но усилия оказались оправданны[2 - В наши дни мы принимаем записки такого рода как данность, но Дампир не мог просто взять ручку и начать писать. Каждый раз, когда он встречал нечто достойное описания, он должен был достать из рундука под кроватью большое птичье перо, заострить его ножом, из порошка и воды приготовить чернила, найти место, где не слишком темно или сыро и где не толпятся буйные матросы, – и все это ради того, чтобы написать несколько слов. Сделав запись, нужно было посыпать листок песком, чтобы убрать излишек чернил, иначе все расплывется, а затем спрятать подальше и надеяться, что корабельные черви не сожрут бумагу. Писать никогда не было легко, но в те времена это был настоящий труд. (Прим. авт.)]. В 1697 году вышло из печати «Новое путешествие вокруг света», которое произвело большое впечатление как одна из ярчайших работ по естественной истории и антропологии своего времени.

После пребывания на Суматре Дампир сделал первое описание вещества «ганга», или марихуаны, на английском языке: «Одних это клонит в сон, у других вызывает веселье и приступы безудержного смеха, а кто-то впадает в бешенство». Он описал обряд массового обрезания у двенадцатилетних филиппинцев и то, как «они последующие две недели ходят враскоряку». Он описал татуировки в Полинезии и бинтование ног в Китае (которое объяснил простой «уловкой» мужчин в отношении женщин, чтобы те не покидали дом). Услыхав в Вест-Индии одну легенду, он за раз съел дюжину маринованных груш и с удовольствием обнаружил, что они действительно окрашивают мочу в красный цвет. В Оксфордском словаре английского языка приводится почти тысяча цитат из его текстов. Он ввел в английский язык такие слова, как banana (банан), posse (банда), smugglers (контрабандисты), tortilla (тортилья), avocado (авокадо), cashews (кешью) и chopsticks (азиатские палочки для еды).

Но его книга и серьезный научный труд. Даже в наши дни Дампир остается непревзойденным наблюдателем природы. По сравнению с ним другие описания флоры и фауны кажутся безжизненными – как чучело льва со стеклянными глазами на фоне настоящего рыкающего, готового к прыжку зверя. Живость описаний отчасти объясняется тем, что Дампир использовал все пять чувств, включая вкус. Не было ни одного животного, которого он бы не ел. Языки фламинго, например, писал он, «имеют большое жировое утолщение у корня, которое просто превосходно; блюдо из языков фламинго достойно стола принца». Он готовил мясо морской коровы, суп из игуаны и клецки на черепашьем жире, а также десятки других эксцентричных блюд. Но если у читателя начинали течь слюни, Дампир мог так же быстро отбить всяческий аппетит. В одном отвратительном сюжете он описывает, как вскрыл кисту у себя на ноге и медленно, дюйм за дюймом извлекал поселившегося там склизкого червя. Или со всеми подробностями – заранее прошу прощения – делает одно из самых эпических описаний приступа диареи, известных в анналах английской литературы. Все началось с поиска средства от лихорадки, и его уговорили принять местное «снадобье», чтобы прочистить кишки. Идея оказалась неудачной. В течение года он то и дело бегал в отхожее место, а иногда за один присест выдерживал тридцать дефекаций, пока уже не воспалилась вся задница. Никто не говорил, что работа в полевых условиях – это наслаждение.

Одним из наиболее характерных для Дампира можно считать его рассказ про нападение аллигатора. Начинается он с описания различий между аллигаторами и крокодилами. В эпоху, когда большинство ученых еще считали китов рыбами, способность подметить столь тонкие различия произвела большое впечатление и не показалась бы неуместной в современной книжке по герпетологии. Затем все меняется. Без какого-либо перехода Дампир начинает рассказывать о ночной охотничьей вылазке в Кампече. Он пишет о том, как один ирландец по имени Даниэл наткнулся на аллигатора и тот схватил его за ногу. Парень стал звать на помощь. Но его спутники, пишет Дампир, «решили, что он попал в лапы каких-то испанцев», испугались, убежали и бросили его в темноте на съедение хищнику.

Даниэл удивительным образом сохранил хладнокровие и решил бороться. У рептилий, в отличие от млекопитающих, нет губ, и они не умеют жевать. Они рвут добычу на части и вынуждены широко разевать пасть, чтобы забросить кусок глубже в глотку. Когда хищник в очередной раз раскрыл пасть, Даниэл метнулся вперед и всунул аллигатору в зубы свое ружье. Тот, не заметив подмены, мотнул головой, дернул ружье, чтобы проглотить его, а Даниэл высвободился.

На адреналине парень сумел вскарабкаться на дерево и снова стал кричать, призывая на помощь. Его товарищи, осознав, что никаких испанцев поблизости нет, вернулись с горящими факелами и отогнали аллигатора. Дампир далее пишет, что Даниэл «оказался в плачевном состоянии и не мог стоять на ногах. Колено было разодрано зубами аллигатора. Его ружье нашли на другой день ‹…› с двумя большими вмятинами на прикладе с обеих сторон, каждая по дюйму глубиной». В общем, вот классический Дампир – ученый, скрупулезный и пугающий одновременно.

Некоторые историки утверждают, что «Новое путешествие…» положило начало целому жанру описания путешествий. После публикации Дампир получил приглашение выступить в престижном лондонском Королевском обществе – лучшем научном клубе мира. Неплохо для буканьера. Он даже присутствовал на ужине с некоторыми выдающимися государственными деятелями, включая Сэмюэля Пипса, автора знаменитого впоследствии дневника. Важным персонам, разумеется, хотелось поговорить о естествознании, но кое-кто, несомненно, испытывал отдельное удовольствие оттого, что с ними за одним столом сидит настоящий пират.

Книга имела успех, и в 1699 году Дампир опубликовал продолжение «Нового путешествия…», куда вошло, в частности, эссе «Рассуждение о ветрах», которое позже такие капитаны, как Джеймс Кук и Горацио Нельсон, считали наилучшим практическим руководством по мореходству. Эссе стало значительным вкладом в изучение ветров и течений. Двое современников Дампира, Исаак Ньютон и Эдмунд Галлей (прославившийся кометой), незадолго до этого опубликовали трактаты о природе течений и штормов соответственно. В эссе Дампира говорилось о том, откуда берутся ветра и течения. Таким образом, трое ученых одним махом раскрыли многовековую тайну океана и циклического движения воды по земному шару. Обычно мы не включаем пиратов в одну компанию с Галлеем или сэром Исааком, но Дампир оказался вполне равен им в этой области.

Может показаться странным, но в момент публикации второй книги Дампира уже не было в Англии. Первая публикация принесла ему совсем немного денег – отчасти потому, что в то время не существовало закона об авторском праве и основная прибыль доставалась, как это ни смешно звучит, литературным пиратам. Дампиру по-прежнему нужно было зарабатывать на жизнь. Более того, он просто жаждал оставить позади свое пиратское прошлое и утвердить себя как респектабельного ученого. Президент Королевского общества представил Дампира первому лорду Адмиралтейства, который предложил бывшему буканьеру должность капитана военного корабля «Робак» (Roebuck) и руководство экспедицией в Новую Голландию (современная Австралия). Несмотря на любые сомнения, которые у него могли быть по поводу возвращения на флот, Дампир согласился. Частью миссии было выяснение возможности коммерческих отношений с антиподами. Но главная задача была научной. Ему предстояло возглавить первую в истории подлинно научную экспедицию. Более благородной миссии и представить было нельзя. Но под управлением Дампира она с самого начала обернулась катастрофой.

Дампир был в чем-то схож с Генри Торо: невероятный ворчун, получавший наслаждение от природы и постоянно недовольный своим человеческим окружением. Он еще отличался поразительным высокомерием. На пиратских кораблях, с которых начинал Дампир, обычно царил удивительно демократический дух. На некоторых даже были приняты рудиментарные нормы медицинской страховки со скользящей шкалой компенсаций за утрату глаз и конечностей[3 - Пираты получали по 600 реалов за потерю правой руки, 500 – за потерю левой руки или правой ноги, 400 – за левую ногу, 100 – за потерянный глаз или палец. Это все было прописано в официальных документах, поскольку удивительно большое количество пиратов (примерно три четверти) умели читать, в основном потому, что нужно было уметь разбираться в картах. Пираты также проводили голосование по поводу того, куда отправляться на очередной грабеж (побеждало простое большинство). На удивление демократично было организовано и питание. Питались все поровну, и, в отличие от снобистского флота, командиры не могли шакалить, выбирая лучшие куски. (Прим. авт.)]. Однако Дампир стремился дистанцироваться от своего прошлого и на борту «Робака» положил конец всякому панибратству. Он решил, что умнее всех во всех вопросах, как научных, так и прочих, но не имел ни такта, ни политического чутья, чтобы унять недовольство, которое в связи с этим возникло.

Особенно это касалось отношений с офицерами. Первый помощник Дампира, лейтенант флота Джордж Фишер, презирал его как пиратское отродье. Он на каждом шагу твердил, что Дампир с умыслом заполучил должность командира «Робака» и займется пиратством, как только они выйдут в открытое море. «Робак» поднял паруса в январе 1699 года, и уже до того, как корабль добрался до первой промежуточной остановки (на Канарских островах, для пополнения запасов бренди и вина), между Дампиром и Фишером начались ссоры. Как сообщал один свидетель (в характерной для моряков грубой манере), Фишер «обзывал капитана последними словами, предлагал тому поцеловать себя в задницу и говорил, что на такое дерьмо плевать хотел».

В середине марта напряженность перешла в насилие. Как и множество жизненных проблем, все началось с бочонка пива. По морской традиции при первом пересечении экватора на борту судна откупоривается бочонок пива, чтобы экипаж мог немного освежиться в жаркую погоду. Команда Дампира слишком быстро управилась с бочонком. Послышались жалобы, что у них в глотках снова пересохло. Матросы упросили Фишера выкатить второй. Вместо того чтобы посоветоваться с Дампиром, как полагается по морским правилам, Фишер разрешил сам.

Это трудно назвать бунтом. Но Дампир уже был на грани. Ходили слухи, что Фишер собирается выбросить его за борт, чтобы скормить акулам. Демонстративный подрыв авторитета переполнил чашу терпения капитана. Увидев второй бочонок с пивом, он схватил свою трость, нашел бондаря, который открыл бочонок, и ударил его по голове. Затем подлетел к Фишеру и потребовал объяснений, почему он разрешил это. Прежде чем Фишер произнес слово, Дампир нанес ему сильный удар и в результате избил до крови. Затем приказал заковать лейтенанта в ножные кандалы и запереть в каюте на две недели. Фишер даже не мог воспользоваться гальюном и вынужден был париться в собственных испражнениях. Когда корабль достиг Баии на бразильском побережье, Дампир приказал арестовать своего лейтенанта и посадить в тюрьму без еды.

Впрочем, если Дампир полагал, что тем самым выиграл битву, то он ошибался. Как только за Фишером захлопнулась дверь камеры, он высунулся в окно и стал кричать прохожим на улице, что его посадили незаконно, при этом понося Дампира на чем свет стоит. Позже он написал письмо английским властям, в котором представил пирата-ученого как тирана. Фишер только и думал, как уничтожить Дампира.

Дампир, напротив, чтобы отвлечься, с головой погрузился в изучение природы. Пока Фишер вынашивал планы мести, Дампир уходил в леса, окружающие Баию, и делал записи об индиго, кокосах и тропических птицах. Одна такая вылазка особо выделяется своей исторической значимостью. Понаблюдав в разных местах за несколькими стайками «длинноногих птиц», Дампир понял, что, несмотря на некоторые различия, птицы каждой стаи не настолько не похожи на других, чтобы их можно было считать отдельными видами. Это просто череда вариаций. И он придумал для такой ситуации новое слово – «подвид». Это может показаться незначительной находкой, но Дампир нащупал идею – о вариациях в природе и отношениях между видами. Именно ее позже развернет его поклонник Чарлз Дарвин в своем труде «О происхождении видов».

Вылазкам Дампира положила конец католическая инквизиция. Она не могла смириться с мыслью о том, что какой-то пират-протестант бродит везде, постоянно делает какие-то записи. Появились слухи, что церковь намерена арестовать его или даже отравить. Возможно, опасаясь оказаться в оковах рядом со своим первым помощником, Дампир поспешил поднять паруса. Но перед отплытием организовал отправку Фишера в Англию, где, как полагал, тот будет подвергнут унизительному суду за нарушение субординации. Дампир оказался прав лишь наполовину. Суд состоялся, и весьма унизительный, но не над Фишером.

В отсутствие Фишера напряженность на борту «Робака» спала. К середине августа экипаж достиг берегов Западной Австралии и высадился на сверкающе-белом песчаном пляже залива Шарк. Несколько недель они провели, наблюдая за динго, морскими змеями, горбатыми китами и прочими животными, – прекрасное начало для научной экспедиции.

Затем удача отвернулась от них. Австралия так же пустынна, как и безводна, и, сколько ни искал вдоль берега, экипаж «Робака» не смог найти источников пресной воды. Вскоре моряки начали страдать от жажды, поэтому решили установить контакт с аборигенами, которым, как они полагали, известны хитрые способы обнаружения воды (аборигены действительно это умеют, наблюдая за птицами и лягушками или подрубая корни деревьев). Но, как только моряки приближались к местным, те убегали. Дампир придумал отчаянный план. Незаметно пробравшись вдоль берега, он с двумя спутниками укрылся за песчаной дюной. Они планировали похитить одного из туземцев и заставить его показать путь к воде. Но при виде выскочивших из засады англичан туземцы пустились в бегство. Моряки погнались за ними, не сообразив, что это ловушка. Как только Дампир и его спутники оказались на открытом пространстве, австралийцы развернулись и атаковали их с копьями. Один из спутников Дампира получил удар в лицо, и сам капитан едва увернулся от копья. Выстрелы в воздух вынудили туземцев отступить, а затем Дампир прицелился и ранил одного из своего пистоля. Это редкий момент в его книгах, когда он признается в совершении насилия[4 - Разумеется, Дампир провалил бы любой современный тест на гуманность; подобно всем людям того времени, у него были свои недостатки. Но его биограф характеризует его как «гуманного человека в не самое гуманное время», что многое объясняет. На самом деле, если у вас найдется время почитать его книги, обратите внимание на поразительную толерантность к чужим культурам. При любой встрече со странным (для него) обычаем или обрядом он никогда не торопится с суждением и всегда старается понять его. И он весьма жестко осуждал многих соотечественников. Например, он закатывал глаза, когда кто-то из офицеров отказывался брать в проводники пленную женщину смешанной расы, не доверяя ей просто потому, что она такая. Так что, вряд ли очень сознательный по современным меркам, для своего времени буканьер-биолог выглядит удивительно толерантным. Он признавал, что европейцы обычно сами провоцируют насилие: «По моему мнению, на свете нет людей настолько варварских, что готовы убить человека, случайно попавшего к ним в руки или пришедшего жить среди них, если только они не пострадали ранее от акта насилия, совершенного по отношению к ним». (Прим. авт.)].

Поняв, что питьевой воды им здесь теперь никогда не найти, экипаж Дампира с позором покинул берега Австралии, но дальше дела пошли еще хуже. Дампир решил спасти экспедицию, проведя исследования на Новой Гвинее и собрав образцы флоры и фауны. Однако английский флот, как оказалось, доверил ему не самый надежный из своих кораблей. Корпус «Робака» протекал и был изъеден червями; вскоре он начал так скрипеть, что капитан отказался от первоначальной мысли и заспешил в Англию. Но корабль не вернулся на родину. У берегов острова Вознесения в южной Атлантике корпус «Робака» дал непоправимую течь. Опасаясь обвинений в потере корабля, Дампир пытался заделать дыры всем, что попадалось под руку, от кусков мяса до собственной пижамы. Но затычки не помогли. На острове Вознесения экипаж покинул корабль, и Дампир лишился практически всех экспонатов, которые успел собрать. Моряки провели пять недель на острове, наблюдая за тем, как в отдалении проходят корабли, не обращая на них никакого внимания. В конце концов у берега оказалась флотилия небольших судов, которая и забрала их.

Возвращаться в Англию без всех образцов, не говоря уж о корабле, было само по себе плохо. Но в августе 1701 года, оказавшись в Лондоне, Дампир выяснил, что Джордж Фишер резко настроил против него английское общество, обрушив на бывшего пирата такой град обвинений, что Адмиралтейство сочло необходимым подвергнуть Дампира военному суду и провести дознание по поводу потери корабля.

Дампир защищался как мог. Он собрал свидетелей, которые подтвердили, что Фишер замышлял бунт на корабле. Он не пренебрег и грязными методами, обвинив Фишера – никто не знает, насколько справедливо, – в содомии с двумя юнгами во время плавания (пираты в определенной степени терпимо относились к гомосексуализму, но на флоте это было категорически неприемлемо). Фишер, со своей стороны, заострил внимание на личности Дампира, заявив, что он трус и подлец. Он также выдвинул обвинение против Дампира в убийстве одного недовольного члена экипажа, на время запертого в каюте, хотя тот человек умер через десять месяцев после отбытия наказания. К чести судей, надо сказать, что они отвергли это и другие обвинения, в том числе в халатности, по которой затонул «Робак». Но они не могли стерпеть избиение тростью Фишера, офицера флота, и объявили Дампира виновным в «очень грубом и жестоком обращении» со своим первым помощником. В виде наказания ему запретили занимать должность командира любого корабля Королевского военного флота и назначили штраф в размере трех годовых жалований.

Уильям Дампир попытался стать респектабельным джентльменом, но из этого ничего не вышло. Он остался таким же нищим, как был, вдобавок изгоем в светском обществе. Сорокадевятилетнему натуралисту оставалось одно – вернуться к пиратству.

Время, в которое жил Дампир, может показаться весьма далеким от нас, но этические проблемы, которые он поднял, остаются актуальными и в наши дни. Во-первых, научное пиратство не закончилось в 1700-е годы. Более того, характер полевых исследований, которыми занимался Дампир, в известной степени сейчас представляет даже бо?льшую опасность, чем несколько веков назад.

Множество натуралистов за эти годы погибли во время работы. Большинство стали жертвами малярии, желтой лихорадки и прочих болезней, но из тех, кого укусила ядовитая змея, затоптал слон, растерзал ягуар, кто погиб под оползнем или случайно отравился, тоже можно составить внушительный список. Ученых и убивали. В 1942 году британский биолог Эрнест Гиббинс, изучавший в Уганде заболевания, передающиеся через кровь, на своем автомобиле попал в засаду и был заколот воинами местного племени, которые решили, что он ворует у них кровь «для колдовства белого человека». Сотрудник полиции позже сказал, что «из тела торчали копья, как иглы у дикобраза». С тех пор множество племенных войн и этнических конфликтов двадцатого века, подогреваемых глобальной торговлей оружием, во многих местах только повысили опасность полевых исследований. Дампир и его коллеги порой переносили тяжкие страдания, но ему хотя бы можно было не опасаться похищения вооруженными ополченцами ради выкупа в 6 миллионов, как произошло в 1990-е годы в Колумбии с одним ученым, изучавшим рис. По этим причинам в наши дни многие исследовательские институты относятся гораздо сдержаннее к полным опасностей авантюрным полевым экспедициям, чем в прошлые годы.

Что касается научного пиратства, в этой области со времен Дампира тоже произошли изменения. Дампир стал пиратом исключительно для удовлетворения своих научных интересов – других способов посетить отдаленные земли у него просто не было. Напротив, работа ученых более позднего времени стала приобретать криминальный характер, поскольку заключала в себе похищение природных ресурсов – так называемое биопиратство.

В эпоху колониализма одним из самых востребованных товаров стал хинин – лекарство, добываемое из коричневой коры хинного дерева (цинхоны). Хинин, который принимали в виде порошка, запивая водой, помогал бороться с малярией – самой смертоносной болезнью в истории человечества (по некоторым оценкам, от болезней, переносимых москитами, умерла половина из 108 миллиардов человек, когда-либо живших на планете, и на малярию приходится наибольшая доля в этой бойне). Малярия была всемирным бедствием, от нее гибли люди в Африке и Индии, в Италии и Юго-Восточной Азии, но цинхона, к сожалению, росла только в Южной Америке. Поэтому европейские страны стали тайком отправлять ботаников в Южную Америку, чтобы раздобыть семена цинхоны. Это оказалось бесплодной затеей. Самые ценные, богатые хинином виды произрастают на высоких, крутых склонах Анд, которые три четверти года обычно окутаны туманами. В итоге ни один из контрабандистов не добился успеха, а некоторые исчезли бесследно.

Первым, кто преуспел в этом деле, стал боливийский индеец по имени Мануэль Инкра Мамани. О нем известно очень немного. Слухи о том, что он – потомок царя инков, скорее всего, выдумка, но он мог принадлежать к роду целителей, сведущих в лекарственных свойствах растений. Во всяком случае, он мог неделями путешествовать по Амазонии, поддерживая силы почти исключительно листьями коки, и обладал сверхъестественной способностью в бескрайнем зеленом пологе джунглей высматривать мельчайшие алые пятнышки – характерный цвет листьев цин-хоны.

В 1865 году он собрал несколько мешков семян и отправился пешком за тысячу миль по морозному андскому высокогорью, чтобы доставить добычу некоему англичанину, который и поручил ему это дело. За это деяние он получил 500 долларов, двух мулов, четырех ослов и новое ружье. Дома его заочно приговорили к смерти за предательство родины. Жадный англичанин позже еще раз послал его в джунгли за новой партией семян, но на сей раз Мамани поймали и предъявили обвинение в контрабанде. Его бросили за решетку, лишили воды и пищи, жестоко избивали. Через пару недель его выпустили настолько изувеченным, что он не мог стоять прямо. Ослов у него забрали, а сам он через несколько дней умер.

Историки до сих пор спорят, можно ли оправдать преступление Мамани. С одной стороны, Перу и Эквадор прибрали к рукам важнейшее лекарственное средство и держали на него заоблачные цены, буквально наживаясь на смерти. Более того, они настолько неразумно использовали деревья, что к середине 1800-х годов цинхона оказалась на грани исчезновения. После Мамани несколько европейских стран благодаря семенам, добытым контрабандой, заложили несколько плантаций хинного дерева в Азии, что впоследствии спасло миллионы человеческих жизней по всему миру[5 - Если вам нравятся истории про нацистов (честно говоря, любая история выглядит ярче при участии нескольких нацистских преступников), то приглашаю посетить мой подкаст, который называется The Disappearing Spoon. Там есть одна чертовски причудливая история. Я рассказываю о том, как несколько жуликов-нацистов во время Второй мировой войны спасли, пожалуй, больше американцев, чем кто-либо другой: в крайне сложное время они поставляли нам хинин. Вообще, в подкасте можно послушать все новые истории, те, которые не вошли в мои книги. Можно подписаться через iTunes, Stitcher или любую другую платформу или посетить мой сайт samkean.com/podcast. (Прим. авт.)]. (Кстати, британские служащие в Индии употребляли кору как горький тонизирующий напиток, добавляя алкоголь для улучшения вкусовых качеств. Так родился джин-тоник.) С другой стороны, азиатские плантации подрывали и постепенно сводили на нет местную индустрию выращивания цинхоны в Южной Америке, что вело к обнищанию населения. Учитывая ценность цинхоны для медицины, один историк, не сильно преувеличивая, назвал это похищение «крупнейшим ограблением в истории». Это был колониализм в своем самом эксплуататорском виде. И это спасло бесчисленное количество жизней в Африке и Азии.

Другой случай биопиратства, кажется, оправдать сложнее. Одним из важнейших составляющих индустриализации был каучук, который добывали из сока некоторых деревьев, произрастающих в Амазонии. Без каучука и его производного – резины – не было бы шин для велосипедов и автомобилей, без резиновых трубок и пробок была бы невозможна современная медицина. Без резиновой изоляции для проводов у нас бы не было электричества. Но каучук оставался нишевым продуктом до 1876 года, когда британский исследователь Генри Уикхэм взломал бразильскую монополию, контрабандой раздобыв 70 000 семян каучукового дерева, которые были использованы для разведения плантаций в Азии. Мир в целом, безусловно, получил от этого пользу, но воровство семян для производства потребительских товаров выглядит менее этичным, чем воровство семян для производства лекарств. Следующий пример контрабанды выглядит еще более безнравственным. Речь идет о шотландском ботанике, который в 1840-е годы приехал в Китай, вырядился в местное одеяние, выбрил переднюю часть головы, остальные волосы завязал в хвост, проник на государственную плантацию и выкрал 20 000 наилучших чайных кустов для транспортировки в Индию. Трудно убедить себя в гуманитарной миссии чая «Эрл Грей».

Биопиратство продолжается и в наши дни. Миллиардеры в Китае выкладывают огромные суммы браконьерам за рог носорога и другие якобы приапические снадобья. Фармацевтические компании создают невероятно разрекламированные лекарства из змеиного яда и барвинка, из многих тропических растений, и очень редко деньги хотя бы частично возвращаются местным жителям, которые порой являются первооткрывателями их лекарственных свойств. И занимаются этим отнюдь не только сверхбогачи; обычные люди по всему миру поддерживают обширный черный рынок экзотических цветов и животных. Даже притом, что нарушители больше не гоняются за дублонами и реалами, пиратский дух эпохи Дампира жив до сих пор.

В 1703 году Уильям Дампир смог сделать небольшую паузу. Началась очередная война между Францией и Испанией, и англичане решили прибегнуть к помощи приватиров, чтобы враги не чувствовали себя вольготно. Королева Анна знала, что Дампиру запрещено командовать кораблями флота Ее Величества, однако пригласила 51-летнего пирата на аудиенцию. Дампир, как последний подхалим, льстил королевской особе как только мог – и вскоре получил назначение на корабль «Сент-Джордж» в качестве капитана.

Увы, плавание на «Сент-Джордже» обернулось очередными неприятностями. Члены экипажа обвинили Дампира в том, что он берет взятки (например, столовым серебром) у капитанов иностранных судов, которые он останавливал. За взятку Дампир проводил лишь поверхностный осмотр трюмов и отпускал их восвояси, не трогая сокровища. Пошли также слухи, что Дампир стал много пить, хотя это трудно поставить ему в вину. Он сутками мотался по морю, высматривая корабли на горизонте. Это было невероятно скучно, но, в отличие от своей прежней буканьерской практики, он не мог просто плюнуть и уйти в какой-нибудь отдаленный порт. На нем лежала ответственность, а невозможность удовлетворять свое научное любопытство наводила глубокую тоску. (Современные исследования показывают, что IQ напрямую связан с употреблением алкоголя, и это отчасти объясняет тот факт, что люди начинают пить больше, когда чувствуют невозможность интеллектуальной самореализации.) В 1707 году, когда плавание завершилось, репутация Дампира как капитана лежала в руинах, и ему больше никогда не довелось командовать кораблем.

Однако каким бы неудачным капитаном ни проявил себя Дампир, его блестящие способности навигатора остались при нем, и через несколько лет он в составе экипажа очередного приватира отправился в новое плавание, которое вписало яркую страницу в историю литературы. Путешествуя по Тихому океану, экипаж стал испытывать нехватку воды и страдал от цинги. Дампир указал путь к ближайшей земле, архипелагу Хуан-Фернандес, принадлежащему Чили. Подходя к одному из островов, они с изумлением увидели на берегу волосатое двуногое существо, размахивающее руками. Это был высадившийся на необитаемый остров моряк по имени Александр Селькирк. Он был одет в козьи шкуры и выглядел, как вспоминал один из очевидцев, «более диким, чем их первоначальные владельцы». Селькирк просуществовал на острове четыре года, четыре месяца и четыре дня – добывал коз, собирал дикую капусту, делал рыболовные крючки и ножи из обломков бочек, которые выбрасывало на берег. Ступни ног стали кожистыми, как шкура игуаны, а после четырех лет в одиночестве голос стал таким хриплым, что он едва мог говорить. Экипаж забрал его на борт и с триумфом вернул в Англию. История моряка вскоре вдохновила Даниэля Дефо написать роман «Робинзон Крузо».

Дефо оказался не единственным, кто обращался к жизни Дампира за творческим вдохновением. Джонатан Свифт воспользовался его историями для «Путешествий Гулливера», а Сэмюэл Тейлор Кольридж – для создания «Поэмы о старом моряке». Возможно, самый влиятельный, поклонник Дампира, Чарлз – Чарлз Дарвин – даже взял с собой его книги на борт «Бигля» в знаменательное плавание 1830-х годов. Дарвин посмеивался над рискованными подвигами своего предшественника-пирата и называл его в своих записках «стариной Дампиром», но важнее то, что Дарвин изучал описания видов и подвидов, сделанные Дампиром, и размышлял над его характеристиками таких мест, как Галапагосские острова, практически используя его книги как путеводитель. Возможно, без старого пирата Дарвин никогда бы не стал Дарвином.

Но если авторы приключенческих романов и ученые всегда были готовы прощать Дампира, современные джорджи фишеры его терпеть не могут. В начале 1900-х годов в родном городе Дампира обсуждался вопрос о размещении памятной таблички в его честь. Один благочестивый гражданин заявил, что «этого пирата и негодяя давно надо было повесить» (sic!). Критики нашего времени идут еще дальше. Они заявляют, что научные достижения Дампира, сколь бы ни были значительными, просто прокладывали дорогу колониализму и, следовательно, являются преступлением перед человечеством.

Надо признать, и то и другое имеет смысл. Дампир был подонком и выдающейся личностью, мерзавцем и образцом для подражания. Его работы внесли вклад в развитие многих областей науки, существовавших в то время, – в навигацию, метеорологию, зоологию, ботанику, – и одновременно он совершал недостойные поступки. Как заметил один биограф, «Дефо, Свифт и все прочие обязаны Дампиру не только как ролевой модели. Не погрешив против истины, можно сказать, что они обязаны этому человеку всем духом нового времени».

Увы, новое время принесло с собой новые злодеяния – в частности, рабство. На первый взгляд между наукой и рабством мало общего. Но они оказались важнейшими силами при формировании современного мира, историки начинают признавать их взаимовлияние – и с этим неприятным фактом нам приходится жить.

2. Рабовладение: падение энтомолога