Арбитражный десант

Именно по его совету Рублев подготовил докладную записку в администрацию президента, которую Серденко вызвался передать и поддержать от имени Думы. В докладной записке содержались предложения, от которых, казалось, государство не сможет отказаться: «Возрождению» выдается стабилизационный кредит в размере двести миллионов долларов. А взамен собственники банка уступают государству пятьдесят один процент акций. То есть во имя сохранения банка Рублев готов был отказаться от контроля над ним.

Многое, очень многое зависело от решения администрации.

Часть первая. По праву сильного

1

Иван Васильевич Рублев выключил телевизор, так и не поняв, что именно происходило на экране. Потому что весь находился во власти своих неотвязных мыслей. Сейчас, когда он был один, русацкое, в оспинках лицо Рублева оказалось лишено обычной, выработанной годами приветливости. Он словно смыл ее, как лицедей грим после представления. Нижняя губа, обхватившая верхнюю, образовала упрямую скобку, маленькие карие глаза сощурились, рассыпав лучики морщинок, ноздри на коротком, слегка приплющенном носе конвульсивно подергивались. Из зеркала напротив на Ивана Васильевича смотрело лицо боксера-средневеса, изготовившегося к решительной схватке.

Дверь тихонько приоткрылась, и Рублева сзади обхватили женские руки. То подкралась дочь Инна. – Все волнуешься? А ты расслабься. Нервную энергию следует тратить только тогда, когда от тебя хоть что-то зависит, – она нежно прижалась носиком к его волосам.

Умиленный Рублев потерся затылком о поглаживающую ладонь, – после замужества дочери они стали видеться куда реже, чем прежде, – он сам подарил молодым квартиру. Теперь встречались в основном в банке, где Инна продолжала работать помощником президента. И лишь изредка, как теперь, она вырывалась к отцу в гости.

Через голову Рублева Инна зыркнула на разложенные на столе черновики. Озадаченно присвистнула.

– Ты что, на самом деле собираешься отдать контрольный пакет государству? Но ведь сам говорил, что все свои деньги вложил в банк. Зачем же тогда отдавать его чужим людям?

– Как раз, чтобы запустить.

– А если они возьмут акции, а банк не запустят, с чем останемся мы?

– Банк необходимо запустить! – сквозь зубы процедил Иван Васильевич. Понимая, что получилось чрезмерно резко, примирительно похлопал дочь по руке. – Тогда и деньги вернутся, и всё прочее окупится.

– Вам, великим экономистам, виднее, – заметив знакомую скобку на лице отца, Инна изобразила шутливый реверанс. – А вот что касается досуга, тут предоставь мне решать. Вид-то у тебя совсем квелый. В ближайший выходной беру мужа и вытаскиваем тебя на лыжи. Когда у нас, кстати, ближайший выходной? И когда вообще был последний?

Напористо зазвонил телефон. Рублев виновато пожал плечами и потянулся к трубке.

– Иван Васильевич, – услышал он голос президента «Возрождения» Александра Керзона. – Хохму хотите услышать? Оказывается, меня «заказали».

– Как это? – опешил Рублев.

– Обыкновенненько. Поступил киллерский заказ.

– Это ты так шутишь, Саша?

– Да я бы пошутил, – голос Керзона, несмотря на попытку выглядеть ироничным, непроизвольно подрагивал. – Только вот напротив сидит наш начальник службы безопасности. А, как вам известно, у господина Подлесного с чувством юмора дефицит.

– Выезжаю, – коротко объявил Рублев. Поднялся, поспешно развязывая кисти пижамной куртки. Увидел встревоженное лицо дочери.

– Да нет, обычные производственные проблемы. А вот выходной, похоже, и впрямь не скоро.

2

Начальник управления администрации президента Российской Федерации Семен Анатольевич Бобровников с безысходной тоской вгляделся в лежащюю перед ним записку и нервно оттолкнул от себя. Не работалось. Несмотря на седеющие виски, Семен Бобровников был молод. Лишь в прошлом году отметил тридцатилетие, а уже два года занимал нынешнюю, высокую должность. Со стороны карьера его виделась головокружительной. Но у самого Бобровникова если и возникло головокружение от успехов, то разве что в первый год своего стремительного возвышения. Себя теперешнего Бобровников, надо сказать, нашел не сразу. В начале девяностых, как и многие, попробовал заняться свободным предпринимательством. Вместе с дружком по институту Палием заключил контракт на поставку продуктов из Казахстана на условиях предоплаты. Идея выглядела безупречной, доход гарантированным, – Россия жила страхом перед надвигающимся голодом, и продукты сметались на пути к прилавку. Друзья заняли деньги и направили их казахскому партнеру. Получение предоплаты тот подтвердил факсом из двух пунктов. В первом пункте выражалась благодарность за своевременный перевод, во втором – сожаление в связи с невозможностью выполнить условие контракта: правительство Казахстана, оказывается, запретило отпускать за границу продукты без специального разрешения. Разрешения, само собой, так и не последовало. Видимо, все это настолько огорчило честного казахского парня, что вернуть деньги он позабыл. Во всяком случае на факсы, письма и телеграммы больше не отвечал.

Из неудач следует делать выводы. А они бывают очевидные и – глубинные. Очевидный вывод лежал на поверхности – они попали на кидалово. Глубинный же и главный вывод, к которому пришел Бобровников, заключался в том, что «сделать» серьезные деньги в России без властной «крыши» невозможно. Следовательно, нужно заиметь административный ресурс.

Перспектива поступить на государственную службу и неспешно делать карьеру, обрастая связями в бизнесе, показалась нетерпеливому юноше долгой и муторной.

Куда более соблазнительным выглядел другой путь – самому создавать властные структуры. Семен Бобровников увлекся новым веянием – выборными технологиями.

Он точно знал, что каждому человеку при рождении отпущен дар, ради которого он, собственно, и появляется на свет. Дар этот может быть самым неожиданным. Важно лишь выявить его, и тогда ты состоишься.

Бобровников нашел себя в качестве политтехнолога. За три года он провел несколько избирательных компаний в регионах и все – с неизменным успехом. С ним щедро расплачивались, к тому же предлагали завидные должности. Но размениваться на провинцию вошедший во вкус Семен не захотел. Он чувствовал, что созрел для свершений на куда более высоком уровне.

И – не просчитался. Вскоре удачливый политтехнолог был замечен и привлечен в команду по организации президентских выборов 1996 года, во время которых не только грамотно выполнял прямые обязанности, но и рисковал свободой, а то и жизнью, доставляя в избирательные штабы «черный» нал.

Заслуги Бобровникова в победе Ельцина были оценены надлежащим образом. При раздаче наград он получил должность начальника управления Администрации президента, в зоне ответственности которого оказались банки и финансовые структуры. Тогда же, в девяносто шестом, он инициировал создание компании «Роскор» и банка «Балчуг»[1 - Все возможные совпадения названий являются случайными], в уставной капитал которых государство вложило пять миллионов долларов. Во главе их Семен поставил надежного человека – Палия. Официально в служебной записке Бобровников аргументировал создание новой компании необходимостью обслуживания оперативных нужд администрации. Но истинной целью Семена Анатольевича было начать скупку предназначенных к приватизации предприятий, что при умелом использовании должностного положения сулило огромные выгоды.

Однако вскоре Бобровникову пришлось поумерить амбиции. Люди, поддерживавшие его, рассорились с бывшим союзником Онлиевским – не поделили влияние на президентское тело. Влияние «семейного кошелька» оказалось поувесистей. Прежнего главу администрации, а вместе с ним и ключевых членов команды, из Кремля и со Старой площади выдавили. Бобровников, правда, должность сохранил. Но – чисто номинально. Объем полномочий его резко сузили. Даже возможность помогать собственному детищу – компании «Роскор» – сократилась до крайности. Именно вследствие этого в марте девяносто восьмого, накануне дефолта, когда банк «Балчуг» схватился с банком «Возрождение» в схватке за институт «Техинформ», Бобровникову пришлось приказать Палию отступиться. Сам повлиять на ситуацию он теперь не мог. Обращаться же за помощью к новому главе администрации – значило напомнить о подзабытом вложении пяти миллионов – с непредсказуемыми последствиями. Меж тем «Роскор» оставался для Бобровникова тем запасным аэродромом, куда он рассчитывал десантироваться в случае увольнения.

Семен Анатольевич вновь подтянул к себе записку председателя Наблюдательного совета «Возрождения» Рублева, на основании которой предстояло составить соответствующие рекомендации. С любопытством прошелся взглядом по вынесенному в «шапку» знаменитому банковскому логотипу – «Есть истинные ценности».

Рублев просил из резервов центробанка стабилизационный кредит в двести миллионов долларов, предлагая государству взамен контрольный пакет.

При таком варианте реанимация универсального банка с пятьюдесятью филиалами по всей стране не требовала рисковых вложений. А эффект – и экономический, и политический – для государства был бы оглушителен.

Но сколь заманчивой выглядела ситуация, столь и опасной. Передавая поручение, глава администрации недвусмысленно напомнил о личной заинтересованности Онлиевского в скорейшем отзыве лицензии у банка. А то об этом можно было забыть! Слишком нахрапист и неуступчив в достижении своей цели господин Онлиевский. Такая мелочь, как государственые интересы, при этом в расчет им не принимается.

Так что поручение, можно сказать, отдавало подлянкой, и самым безвредным для личного карьерного здоровья было бы попросту замурыжить записку в столе.

Но, с другой стороны, не всё выглядело столь однозначно. Резко набирал политический вес новый глава правительства – Примус. Который, как известно, Онлиевского не переносит. Кроме того, за банк просил не кто иной, как заместитель председателя Госдумы Серденко, апологет борьбы против засилия олигархов. Лично просил.

А серьезные услуги в политике не забываются. Да и всему обществу такое решение было бы, как глоток воды посреди засухи.

Бобровников задумчиво подмигнул своему отражению в зеркале: «Почему бы собственно и нет? В конце концов тварь я дражащая или право имею? Ведь есть еще истинные ценности. Тем более – всё как будто так и так идет к унылой отставке».

3

БМВ председателя Наблюдательного совета подъехал к самому входу в банк – дверь в дверь. Иван Васильевич в какой раз укоризненно скосился на собственный мобильник: в Центробанке с утра шло правление, на котором решалась судьба «Возрождения». И звонка все еще не было. Оба охранника выскочили первыми и, бдительно оглядываясь, встали так, чтобы отгородить выходящего председателя совета. Иван Васильевич удрученно поморщился. Прежде он прекрасно обходился одним водителем, но после известия о готовящемся убийстве президента банка Керзона Рублеву также пришлось согласиться на усиление мер безопасности.

Удручающая, вязкая тишина встретила Рублева при входе в банк, – половину персонала пришлось сократить, а оставшиеся предпочитали не высовываться из кабинетов.

Знаменитые напольные, восемнадцатого века часы, встречавшие посетителей оглушительным боем, при виде председателя совета слабо вздохнули, всхрипнули и – бессильно затихли, – что-то надломилось в механизме, два века не дававшем сбоя.

По парадной, с потухшим золоченым тиснением лестнице Рублев поднялся на второй этаж, в «командный» отсек, где располагались кабинеты президента банка и его замов. Здесь же выделили помещение и для председателя совета.

Обширная приемная, прежде вечно заполненная людьми, увешанная картинами, уставленная экзотическими деревьями и цветами, с журчащим в уголке фонтанчиком, теперь выглядела запустело. Лишенный воды фонтанчик исчах и запылился, цветы и деревья исчезли, на стенах темнели прямоугольники, – следы картин, распроданных с аукциона. Барная стойка с узорчатым зеркалом посередине наспех прикрыта куском черной материи, – будто в доме покойника. На всем, по ощущениям Ивана Васильевича, проступали следы тлена.

Первой, кого встретил в приемной Рублев, оказалась Инна. При виде входящего отца она радостно просияла и поспешила навстречу, озабоченно вглядываясь в него.

– Ну вот, стоит недоглядеть и – пожалте – костюм толком не отутюжен. И, конечно, опять перхоть. Щеткой хоть можно было смахнуть, горе ты мое? Просто – ребенок. Как ты вообще прежде без меня обходился?

Инна принялась отряхивать ворот пиджака. А покорный Рублев расслабленно улыбался, отвлекшись на минуту от навалившихся проблем.

Инна появилась в его жизни восемь лет назад, когда семнадцатилетней девушкой приехала поступать в московский ВУЗ. То есть гипотетически она присутствовала, конечно, много раньше. Но отец и дочь не виделись друг с другом. Брак с ее матерью оказался неудачным. Уже после свадьбы Рублев понял, что не любит жену: то, что казалось любовью, обернулось увлечением. Тем не менее какое-то время они прожили вместе, пытаясь наладить отношения. Но тут у Ивана Васильевича случился легкий флирт со студенткой, о котором стало известно жене. Женщина самолюбивая, она подала на развод. А получив его, уехала в Ростов к родителям. О том, что на Дону у него родилась дочь, Рублев узнал лишь через несколько лет, когда жене потребовались деньги на покупку кооперативной квартиры. Деньги он дал и – продолжал давать. Но до ребенка его так и не допустили.

И лишь по приезде Инны в Москву они познакомились.