Эмблема тридцатки. Интеллектуальная «мыльная опера»

– ХеллОу, тёзка! Пятьдесят пять! Легко запомнить – год смерти Альберта Эйнштейна.

– ЧтО «пятьдесят пять»? Баба ягодка опять?

– Это в сорок пять. А в пятьдесят пять – уже сухофрукт!

Ну а моё «пятьдесят пять» – это искомый номер пятой (!) по счёту школы, в которую следовало (хорошо, что в шутку!) поступать после нашей «тридцатки».

– Поясни для не столь одарённых! – попросил Степанов.

– Выписываем цифры 1, 5, 14, 30.

– Две последних – не цифры, а числа!

– МолодЕц! – похвалил Фишман. – Хоть чему-то тебя «тридцатка» научила! … Будем их всех считать числами. Теперь находим разность соседних членов. Итак, 5—1=4, 14—5=9, 30—14=16. Тебе ничего не напоминают эти 4, 9 и 16?

– Ничего, – усмехнулся Степанов, – кроме квадратов двух, трёх и четырёх! … Слушай! Надо бы добавить квадрат пяти!

– Добавь, коли надо, – на сей раз усмехнулся Фишман.

– Если к нашей любимой «тридцатке» прибавить двадцать пять, будет пятьдесят пять, че тэ дэ!

– Что ты делаешь? – как бы спросил Фишман.

– КАк это что? Убеждаюсь в правильности твоего решения.

– Я о другОм. Аббревиатура «ч.т.д.» означает не только подразумеваемое тобой «что и требовалось доказать», но и извращённое мной «что ты делаешь?»

– Ну, спасибо, извращенец! Порадую сегодня свою Пашу твоей мудростью.

– Под видом своЕй мудрости?

– И рад бы, – вздохнул Степанов, – но боюсь! В эту Пашку ну прямо встроен детектор лжи! Уж сколько раз меня подлавливала на… неточностях!

На другой день любовник проницательной Паши позвонил бывшему однокласснику:

– Ознакомил свою «смолянку» с твоим решением.

– Она чтО? – хмыкнул Фишман. – Из Смольного института благородных девиц?

– Из деревни Смолячково… дородных девиц!

– Она тоже чуть с кровати ни упала?!

– Не дошло у нас до этой мебели. Она сперва такое сказала, что у меня, как там по-научному… либИдо пропало!

– Догадываюсь, какую «либИдинную» песню она тебе спела, точнее анти-«либИдинную!

ЧЕм деревенская умница может пленить городского лопуха ха-ха-ха-ха-хА?! Пресловутым «слиянием города и деревни»! И последствием этого слияния – совместно нажитым… ребёнком!

Твоя «дородная девица» стала, как я понял, «дородовой женщиной»!

– Я бы даже сказал «бабой»! И что мне теперь делать?

– Как писАл Николай Алексеевич, – ответил Фишман, – «всё, что мог, ты уже совершил!»

– Островский?

– Некрасов… Ты хоть любишь упомянутую «бабу» … не в постельном смысле?

– Есть немного…

– Ну так своди её в отдел… как там его … «записи актов гражданского состояния».

– Куда?! – удивился Степанов.

– Во всем известную аббревиатуру с мало кому известной расшифровкой.

– Зэ-а-гэ-сэ, … то есть «эс». «ЗАГС»! … Да, пожалуй, придётся! … Или лучше во дворец бракосочетаний?

– Конечно, лучше!
…Но не в вашем случае!

– срифмовал Фишман. —

Ты, наверно, забыл, что наполнил её формы своим содержанием! И с каждым днём этот факт будет как «рассвет – ужЕ всё заметнее»!

– Придётся в ЗАГС! – вздохнул Степанов. – Над такой невестой вся «тридцатка» смеяться будет!

– Но половина смеющихся будет завидовать. Ведь

такая супруга, как сказал бы ранее упомянутый Некрасов, «трамвай на ходу остановит»!

– И «горящую путёвку возьмёт!» – продОлжил издевательство над классиком Степанов.

Глава 2

На следующий день Михаил Степанов позвонил тёзке и пригласил свидетелем на свою свадьбу, которая должна состояться опять-таки на следующий день.

Михаил Фишман взял на работе пол-отгула и посетил скромную церемонию.

…У ЗАГСа собралось не столь уж много народа. Особенно выделялась здоровенная грудастая бабища среднего роста, о чём-то беседующая с невестой.

Фишман подошёл к относительно счастливому жениху:

– Не удивлюсь, если эта «бурёнка» тоже из Смолячкова.

– Угадал. «Смолянка» номер два, свидетельница невесты. Кстати, задачу про номера школ задала Паше именно Уля.