Дилогия моральной нестабильности перед экзистенциальным страхом

– Это всё он, – отвечает уже спокойным голосом Кира, указывая пальцем на приближающийся силуэт, – он вызвал аварию, и он же нас спас.

– Почему? – не понимаю я.

– Чтоб не покалечить глаз.

Силуэт подходит почти вплотную к нам, и я могу в деталях разглядеть его. Тело незваного гостя покрыто чёрным полотном, а голова выбрита под ноль, практически как у Киры. На половину его лица (если это можно назвать лицом) располагается большая красноватая дыра – глазница. Под дырой растянута трещина рта, выражающая полное равнодушие. Губы шевелятся, пытаясь выпустить из себя звук.

Ноги существа останавливаются возле моей головы. Меня посещает чувство смирения и готовности принять смерть. Я гляжу на Киру, тот, молча не теряя своей улыбки отходит в сторону и пытается вытереть рукавом кровь с лица.

– Эль, эль. Фь, фь, – шепчет существо.

– Я не понимаю…

– Фь, фе, эль, фь, – продолжает безглазое нечто.

– Отдай ему глаз, – произносит невозмутимый Кира, – в любом случае мы в тупике, а так хоть в живых останемся.

– На меня же рассчитывали, – произношу я сдавленным от слёз голосом.

– Ну не всем же мир спасать, никого что ли кроме нас нет? Брось, мы не смогли, кто-то другой сможет.

Чувствуя облегчение от слов Киры, я смотрю в пустую глазницу существа. Как же невыносимо болит глаз.

– Эль, фь, фь.

– Да давай доставай уже, – выдавливаю я из себя с комком в горле и тяжестью на сердце.

Существо передо мной достаёт из обвисшего рукава свою кисть с длинными тонкими пальцами, плавно перетекающими в прямые ногти, похожие на чёрные иглы. Рука приближается ко мне, к моему лицо. Чёрные иглы ногтей проникают в мою глазницу, охватывая большой жёлтый слезливый глаз. Не всем быть героями, не всем мир спасать.

Озноб

Белые кроссовки в грязи. Павел с недоумевающем выражением лица смотрит на них не отводя взгляд, пока холодные капли прошедшего дождя затекают ему за шиворот, вызывая неприятный озноб. «Так ты меня встречаешь, родной город?» думает про себя он.

Дорога (если эту реку из песка и глины можно так назвать), на окраине которой стоит Павел, знакома с детства. Одиннадцать лет она служила ему связью со школой и более заселёнными районами города, перед тем как он поступил в университет и уехал из родного дома.

Грязные белые кроссовки с символикой Adidas напоминают Павлу, что в свои двадцать шесть лет, он обязан приезжать к родителям в родной город каждые выходные, потому что больше не знает, как провести эти два дня. Парень вспоминает престижный вуз, который ему посчастливилось закончить, свои беззаботные «университеты» и серость настоящего момента, где ему приходиться метаться между недолговременными подработками – от консультирования в разных бутиках к ночной охране закрытых офисов. И сейчас все эти мысли рождаются в голове парня от лицезрения грязных капель на недавно вымытых белых кроссовках. «Белая обувь и грязь – интересная формула для анализа собственного существования», думает Павел, разыскивая в рюкзаке хоть что-нибудь напоминающее на салфетки, но в руки ему попадается лишь провода зарядных устройств. Не найдя ничего бумажного, парень достаёт руку из внутренностей рюкзака. Затем глазами сопровождает мимо проходящего прохожего и, как только тот проходит, опускается чтоб протереть свою обувь ладонью. Песочная крошка с кроссовок без труда перекидывается и на пальцы Павла, постепенно уменьшая чистые проценты на его теле. Стряхивая руки от грязи, Павел озирается по сторонам чтоб удостовериться, что никто не видел его неудачу. Шумно всасывая через ноздри прохладный воздух, Павел откидывает попытки счистить грязь со своих белых кроссовок и со скрипом в сердце продолжает путь к родительскому дому. Путь немалый.

Каждый шаг тщательно выверен. Один неверный расчёт в движении ноги сулит ещё большую загрязнённость белой обуви. Балансируя между сухими пространствами дороги, Павел замечает на ручейках и на влажной грязи яркие блики. В спину и мокрую после дождя голову ударяет приятное тепло – лучи солнца пронзили пасмурное небо насквозь. Тень от собственного тела разлеглась перед ногами Павла. Он не оборачивается на давно невиданное им солнце, дабы не терять равновесие. Истерия по поводу грязных кроссовок постепенно выветривается у него из головы, оставляя там лишь приятные мысли о скором удовлетворении своих физических потребностей – в еде и сне. Благодаря обонянию прохладный запах осеннего дня дарит приятную атмосферу школьных лет, от чего у Павла становится светло на душе.

Резкий шлепок подошвы о грязь отрезвляет замечтавшегося. «Ну как всегда», думается Павлу. Он опускает взгляд на угодивший в грязь кроссовок: «Да, приятель тебе не позавидуешь». Павел опять останавливается и вдруг замечает, как поменялись блики на грязи – те почему-то окрасились в красный и жёлтый цвет, стали мерцать. Парень замирает в ступоре. В уши врезается странный звук, доносящийся из далека и будто бы сверху. Звук походит на непонятное гудение, где еле различается неуловимая мелодия. Звук стремительно перерастает в шум. Спину Павла покрывают мурашки, а в теле чувствуется немеющий трепет. Ощущение будто вот-вот машина в спину влетит. Парень резко разворачивается, забывая про свою обувь, которая тут же окунается в лужу. От увиденного парня чуть не накрывает психическое помешательство.

В небе перед парнем возвышается громадного размера фреска с изображением величественного вида блаженного. Фреска размером с семиэтажное здание, она парит в воздухе, нарушая всевозможные законы физики. В тоже мгновение, как взгляд Павла фокусируется на увиденном, сердцебиение увеличивается до невероятных скоростей – скоростей своего предела. Парень не верит глазам, но лишь какие-то доли секунды. Не верить долго не получается, ведь происходящее реально. Ноги под ним подгибаются от сильного психологического потрясения. Мозг отказывается работать в прежнем режиме. Информация в голове перестаёт генерироваться. Что это всё такое?

Вид блаженного с фрески непоколебим и безжизненен. Лик его желтоват и невозмутим. Взгляд одновременно устремлён на Павла и одновременно сквозь него. Тело блаженного покрыто красной шелковистой тканью, одно правое плечо оголено, в руке застыл искривлённой формы посох.

Павел никогда в жизни не читавший Библию, тут же неосознанно отождествляет происходящее с чем-то религиозным. Чувство страха и всепоглощающей вины перед всем живым на планете заполняет его сердце. С неожиданностью для самого себя в глазах появляются слёзы. Сильное желание пасть на колени и разреветься. Шум гудящей фрески бьёт по ушам опьяняя сознание. Парень хочет бежать прочь, но не может сдвинуться с места. «Неужели вот оно? Неужели сейчас?»

Солнечный свет, проходящий будто бы сквозь фреску, становиться интенсивней и заставляет парня зажмуриться. Ещё никогда собственное существование не казалось Павлу на столько ничтожным. Слёзы текут по его щекам, но он даже не пытается их вытереть. Челюсть содрогается, будто от холода. Страх. Экзистенциальный страх сковывает абсолютно всё тело. Губы Павла пытаются что-то шептать, но голосовые связки скованы напряжением.

Поглотившее Павла оцепенение разрушается тем фактом, что шум от фрески резко обрывается и, в уши врезается резкий, пронизывающий всё нутро до мурашек, человеческий вопль. И не один. Парень автоматически уводит взгляд с неба в сторону города. Увиденное там ещё сильнее развеивает уверенность в устойчивости собственных ног. Он чуть ли не падает, но в последний момент ловит равновесие.

Небо над городом темнее чем прежде. Оттенок пасмурных облаков кроваво красный. Люди копошатся словно личинки комаров в немытом бассейне. Многие кричат, указывая на гигантскую фреску над Павлом. Некоторые стоят на коленях и кланяются.

Неожиданно с отверстия в небе, от куда появилась фреска, начинают сыпаться перья. Радиус их разброса достаточно велик и покрывает весь город. Сами по себе перья не похожи на привычные перья пернатых, они заострены на концах и размером с человеческое предплечье. Перья вонзаются в землю не задевая людей. Павел видит, как некоторые люди в городе начинаю приближаться к ним и брать их в руки. После прикосновения перья начинают чернеть. Дотронувшихся до них людей в страхе передёргивает, после чего кожа этих несчастных начинает пениться, а тела принимать ужасающие формы. Порождённые из человеческих тел монстры начинают бросаться на других людей, превращая обычный осенний день в кровавую баню.

От увиденного Павел делает шаг назад ещё больше погружая ноги в глубокую лужу. От шока охватившего всё сознание и тело парня, образовывается неуверенность в каждом движении. Чувство отдалённо напоминает догонялки, когда за тобой мчится, кто-то гораздо быстрее тебя – давящее желание сдаться и принять свою судьбу. Павел делает следующий шаг назад, а за тем ещё один. Он пятиться назад словно боится кого-то спугнуть, забывая про окружающие его перья. Его взгляд метается от фрески к городскому помешательству. Парень замирает, как только его нога упирается во что-то твёрдое, по ощущениям напоминающее на торчащую из земли арматуру. От неожиданности его бросает в жар, и он оборачивается.

Перед парнем лежат два штыря, один фиолетового другой голубого цвета. Он присматривается внимательней и понимает, что перед ним два клинка. «Тоже с неба упали?» мелькает в голове Павла. Он стоял бы перед этими странными кленками ещё несколько долгих секунд если б не поднял взгляд. Спереди на него бежит, какая-то женщина, лицо её искажено шоком.

– Беги! Беги в город! – кричит она, от чего Павел вздрагивает. До слов незнакомки он бы решил для себя логичнее бежать в сторону дома родителей, но сейчас этот вариант покинул его голову. Он быстро оборачивается на город, где шастают существа, раньше называвшиеся людьми, после чего хватает два клинка перед собой для обороны. Женщина проносится мимо него, – беги, чё встал! В городском театре ещё есть люди!

Не раздумывая, Павел трогается с места за незнакомкой. В страхе лишиться собственной жизни он даже не думает о жизни родителей. Разум и тело поглотил адреналин и паника. Он быстро догоняет и обгоняет женщину, которая испуганно ускоряется и кричит ему вслед: «Подожди меня!» Но животный страх не позволяет ждать отстающих.

Как только Павел выбегает на асфальтную дорогу города то замечает, что вместе с людьми преобразился и сам город. Здания как будто полили чёрной смолой, а дороги вздулись и потрескались, словно корка свежеиспечённого хлеба. Бывшие люди устремляют свои пустые глазницы, где ещё сохранились остатки вытекших глаз, на Павла с незнакомкой. Вокруг пахнет сладковатым пряным запахом, на языке чувствуется вкус железа. Тошнота подходит к горлу Павла, но он пытается не обращать на неё внимание.

Неожиданно слева к нему подбегает существо. Незнакомка, догнавшая к этому моменту Павла, вскрикивает. Позвоночник существа переломан, от чего всё тело напоминает вопросительный знак. Почему оно движется? Неловким движением руки Павел взмахивает одним из клинков и разрезает грудь существа. В движениях руки нет уверенности. Из раны начинает просачиваться густая тёмная жидкость, со шлепками плюхаясь на асфальт. Существо издаёт протяжный стон. Павел немедля ни секунды устремляется прочь от раненного (или убитого) существа.

– К театру, к театру! – задыхаясь кричит женщина за спиной. Парень, не обдумывая бежит по самому кратчайшему пути к театру, расположенному на окраине города (путь давно известный ему). Не жалея белых кроссовок, он бежит по газону, лужам, перепрыгивает через небольшие кусты, перебегает пустынные дороги, где иногда стоят заржавевшие за мгновение автомобили. Голову не покидает страх, что вот-вот кто-то вонзит свои когти в спину. За спиной слышны вопли существ. Они бегут за Павлом и незнакомкой.

Павел слышит каждый вопль и старается бежать на пределе своих физических возможностей. Плачущими звуками он, словно Дездемона перед ревностным взглядом Отелло, выстанывает мольбы о сохранении своей жизни. Для иных мыслей разум Павла закрыт – затруднительно думать о чём-то, когда тобой движут инстинкты самосохранения.

Перескочив небольшой декоративный мостик, Павел видит в метрах ста перед собой многоэтажное здание театра – достопримечательность всего города. Внутри этого здания располагается не только театр, но и отель, где ежедневно останавливаются богатые люди, держащие свой путь через город. По внешнему виду здание напоминает помесь типичной российской гостинки и сталинского ампира. В общем здание необычное.

После декоративного мостика Павла встречают два существа, одно лежит, извиваясь на земле, а второе бродит возле. У существа на земле тело выше таза развёрнуто на сто восемьдесят градусов, что не позволяет ему подняться. У второго существа дела обстоят немного лучше –в противоположную сторону развёрнута лишь голова. Оба создания, когда-то были девушками и ещё не до конца потеряли свой женский облик. Не останавливаясь, парень обегает их по немалому радиусу, но существо с развёрнутой головой быстро срывается в его сторону. Незнакомка так же не отстаёт от парня, но в отличие от преследующих монстров, она полностью во власти усталости. Взглядом Павел ищет дверь в здании театра, к которой можно быстро подбежать и, в случае если она окажутся заперта, также быстро отбежать.

– К чёрной железной двери! К чёрной беги! – снова раздаётся крик незнакомки за спиной.

Следуя её указаниям, парень подбегает к обозначенной двери, следом за ним туда добегает незнакомка. Она дрожащими руками достаёт из кармана куртки ключ и быстро открывает дверь. Павел, не отрываясь смотрит за каждым движением незнакомки, боясь оглянуться на приближающееся существо с развёрнутой головой. От сильного страха его тело бьёт сильный озноб.

Не высовывая ключ из замочной скважины, женщина мощным рывком отворяет дверь пропуская Павла вперёд. Парень забегает в здание и оказывается в небольшой тёмной комнате с пустыми стенами. На противоположной стороне расположена ещё одна железная дверь, рядом с которой находится ржавая вентиляционная решётка, ведущая, как и дверь в соседнюю комнату.

Вдруг за спиной Павла раздаётся пронзающий крик. Незнакомка хватает его сзади за локоть. Он оборачивается и видит её в объятиях преследовавшего их существа. Когти монстра вонзаются в плоть незнакомки. Павел в оцепенении смотрит на творящуюся сцену насилия и замечает, как его разум начинает плыть. Он находиться в шаге от потери сознания. Парень забывает про всё в данный момент, даже про клинки в руках. Стремительным движением он вырывает локоть из рук незнакомки, отдавая ту в лапы монстра. За секунду потасовка между женщиной и существом отходит от двери на два шага. Павел автоматическими движениями перекладывает клинки в одну руку и запирает дверь. Разум перестаёт плыть, и парень упирается ногой в соседнюю стену, чтоб проще удерживать дверь закрытой. Взглядом он ищет хотя бы какой-то намёк на щеколду или на что-то подобное, но не находит. По мимо железной ручки, замочной скважины и почтового отверстия в двери больше нет ничего. В дверь раздаётся мощный удар.

– Впусти, сука! – визжит незнакомка, от чего Павла ещё больше кидает в жар. Голос её уже не человеческий… В связках слышен пищащий скрип. Она преображается. Это уже не она.

Лицо Павла принимает плачущего вида гримасу. «Пожалуйста», шепчет он сквозь зубы. Слюни текут из его рта, нос на мокром месте. Не в силах открыть дверь преобразовавшаяся незнакомка просовывает пальцы в почтовое отверстие двери. От неожиданности ноги Павла отскакивают от порога. Стоя в форме полумесяца, ему удаётся разглядеть гематомы поглотившие все пальцы бывшей незнакомки. Она уже не человек… Павел окидывает взглядом клинки в одной руке, и в голове рождается страшная, но возможно спасительная идея: «Отрежь ей пальцы».

Неловким движением он опять распределяет клинки по обеим рукам готовясь свершить задуманное. Но лезвия клинков так и не встречается с поражённой плотью. Существо, будто чувствуя надвигающуюся опасность, высовывает пальцы из почтового отверстия.

Преобразившейся незнакомке начинает помогать существо с развёрнутой головой. Руки Павла ощущают эту помощь – дверь становиться трудно удерживать в закрытом положении. Совместными усилиями двух монстров дверь на мгновение вырывается из дверного проёма, но Павел тут же возвращает её обратно. Так долго не может продолжаться. Парень оборачивается к ещё одной двери, расположенной сзади него. Открыта ли она? Стоит ли рискнуть? До неё метров десять.

Сердце на скорости отбойного молотка, глаза на мокром месте, тело в стадии онемения. Терять всё равно нечего… Прям так вот нечего? Неужели жизнь это «нечего»? Если б жизнь была «нечего», то сдох бы под парящей фреской. Жизнь ещё о-го-го какое «чего».

Терять как раз есть чего – себя. Что может быть важнее «себя»? От «себя» всё и зависит. Может мир и существует для «себя». Всё делается ради собственного удовлетворения, даже помощь другим. Всё. Эгоизм – вот синоним человеческой жизни. Синоним всего.

Павел срывается с места, бросая оба клинка в оставленную им дверь. Монстры врываются в комнату с ужасающе тихим звуком. Всё восприятие на миг пропадает. Только бы дверь оказалась открытой. У неё просто не может быть другого состояния. В сознании Павла нет противоречий. Там сейчас вообще ничего нет.

Как только рука касается дверной ручки, Павел понимает, что уже стоит с противоположной стороны двери и держит её всем своим телом, пока тело бывшей незнакомки пытается её отворить. «Открыта», только сейчас озаряет Павла. Неужели оказалась открытой?