Другая женщина

Я сморщила нос:

– В само Рождество не могу.

Он так и поник, а я добавила:

– Я поеду к родителям. Но ты тоже можешь приехать. Они будут только рады с тобой познакомиться.

– Ты же знаешь, я не могу, – грустно ответил он. – Мама одна – Джеймс в этот день обедает со своей подружкой Хлоей, так что ей нужно, чтобы я был с ней. Для нее это всегда тяжелые дни.

Я кивнула. Он уже рассказывал мне, что его отец умер за два дня до Рождества.

– Тогда приезжай на День подарков[6 - В Англии – следующий день после Рождества, когда слугам, почтальонам, молочникам и т. п. принято было делать небольшие подарки.], – предложил он.

– Но ко мне как раз собираются брат с женой, мы планировали легкий обед. И они привезут свою малышку.

Впрочем, я уже понимала, что мне легче будет приехать к нему, чем ему – ко мне. У отца была мать, у матери – отец, у них обоих – Стюарт, Лора и ребенок. А к Памми разве что соседка заглянет.

– Наверное, я могла бы приехать под вечер… – неуверенно произнесла я.

– И переночевать. Как тебе? А на другой день покатаемся, выберем приятный паб или еще что-нибудь.

Казалось, мы словно дети, которые с чрезмерным воодушевлением строят планы на праздники.

Назавтра я позвонила Памми, чтобы убедиться, что она не возражает против моего визита. Мне казалось, что этого требует вежливость.

– Вот так неожиданность, – сказала она, тем самым вынудив меня оправдываться.

– Памми, простите меня, пожалуйста. Я думала, Адам с вами уже говорил. Он сказал, что утром вам сразу же позвонит.

– Нет, милая, он не звонил, – ответила она. – Впрочем, не важно. Буду очень рада вас видеть. Вы у нас останетесь?

– Да, – ответила я. – Хотя, скорее всего, я приеду только под вечер.

– Значит, вы захотите выпить с нами чаю? – осведомилась она.

– Моя мама готовит к обеду индейку, так что если вечером что-нибудь совсем легкое… это будет замечательно. – Я не хотела выглядеть грубой или неблагодарной.

– Но мы не станем вас дожидаться, чтобы…

– Господи, да нет, конечно. Вы все делайте как обычно, а я к вам присоединюсь, как только смогу.

– Потому что Адам всегда быстро успевает проголодаться, он к этому времени уже будет умирать от истощения, – добавила она.

– Ну да, конечно, я понимаю. Садитесь за стол и все такое, а я с вами и с ним потом просто попью чаю.

– Значит, мы будем есть все вместе? – Казалось, она меня не слышит.

– Великолепно, – отозвалась я, хотя уже не совсем понимала, на что я, собственно, соглашаюсь.

7

Тогда казалось, что это отличная идея. Но когда я очутилась у мамы с папой, то подумала, что с радостью осталась бы у них. Там было тепло и уютно – и все напоминало мне о давних Рождествах. К примеру, когда я, восторженная семилетка, посреди ночи трясла младшего брата за плечо, чтобы он проснулся, и потом мы крались вниз по лестнице в ужасе оттого, что можем увидеть Санта-Клауса, – но при этом нам не хотелось его пропустить.

– Он поймет, что мы не спим, – шептал Стюарт. – А тем, кто не спит, он не оставляет подарков.

– Ш-ш, – отвечала я. Сердце у меня билось где-то в горле. – Прикрой глаза рукой, подглядывай через щелочку между пальцами.

Мы спускались на ощупь, ориентируясь по перилам, и пробирались к елке, которая стояла в углу главной гостиной. Проходили мимо камина, на котором заранее оставили стакан молока и сладкий пирожок. Подсматривая сквозь пальцы, я видела в лунном свете, озарявшем комнату, что на тарелке остался только кусок пирожка. Я громко ахала.

– Что такое? Он приходил? – нетерпеливо вскрикивал Стюарт.

Я различала очертания завернутых подарков под елкой, и сердце у меня прыгало от радости.

– Приходил, – сообщала я, с трудом сдерживая возбуждение. – Он приходил.

С тех пор прошло лет двадцать, и в этом смысле мало что переменилось. Хотя уже День подарков, мы по-прежнему относимся к нему так, словно это день самого Рождества. По-прежнему собираемся вокруг все той же елки. «Если не сломано – незачем чинить», – твердит папа уже десяток лет, хотя не помешало бы помочь одной-двум хиреющим веткам. Мама по-прежнему настаивает, что подарки под елкой не имеют к ней никакого отношения, а мы со Стюартом переглядываемся, словно заставляя себя в это поверить.

– Ну, как продвигается твое новое романтическое увлечение? – поинтересовалась моя невестка Лора, ненадолго оторвавшись от знаменитой маминой жареной картошки.

Я просто кивнула: рот у меня был набит хрустящим йоркширским пудингом. И потом ответила, улыбаясь:

– Хорошо продвигается.

– Вижу, вижу характерный блеск глаз, – заметил папа. – Я ведь тебе говорил, Валери? Я сказал твоей матери пару недель назад, что у тебя опять появился в глазах этот блеск.

– Опять? – переспросила я.

– Я ведь говорил, Вэл? – воззвал он в сторону кухни, где мама наполняла уже второй соусник. – Я же тебе говорил, что у нее опять тот же блеск в глазах?

– Да что значит «опять»? – засмеялась я. Мы со Стюартом сделали друг другу большие глаза. Рождество – не Рождество, если папа не переусердствует по части хереса.

– Он хочет сказать – впервые со времен Тома, – проворчала мама, врываясь в столовую все в том же непременном фартуке. Мне, наверное, никогда не понять, почему она его надевает только на Рождество, хотя готовит почти каждый день. – Честное слово, Джеральд, деликатности у тебя, как у…

Я выжидательно посмотрела на нее.

– Ну же, ма, – потребовал Стюарт. – Деликатности, как у?..

– Деликатности, как у… – повторила она. Никто не знал, куда она собирается вырулить с этой своей фразой.

Я фыркнула.

– У нас тут одновременно идут три разных разговора, – простонала мама, изображая протест. Она прекрасно умеет делать вид, что для нее все это чересчур, но я точно знаю, что больше всего на свете она обожает, когда вокруг нее – вся семья. А теперь она особенно довольна, потому что появилась маленькая Софи.

– Так чьи там глаза блестели? – негромко спросил папа, словно обращаясь к самому себе.

– Ты говорил про глаза Эмили. – Мама округлила свои собственные. – Потому что у нее новый молодой человек.

– Когда же меня с ним познакомят? – громко вопросил папа. – Надеюсь, он не скотина, как тот, другой.