Дети Грауэрмана. Роман-рассказка

Школа

В 1946-м я должен был пойти в школу. В ту самую, знаменитую 110-ю. Но знаменитый директор Иван Кузьмич Новиков был неумолим: «Ребёнку не хватает трёх недель до семи лет. Не могу. Рано. Приходите через год». Мама не очень переживала: я был дохлый и мелкий. Впрочем, почти всё моё поколение было таким.

В 1947-м я был зачислен в 1-й «А». Это всё не просто. Был класс «А» и был класс «Б». Класс «А» для «чистых». Ведь в 110-й учились дети Ворошилова, Булганина, Щербакова… Да что там, а Светлана Сталина?

Класс «чистых» полагалось разбавлять. Вероятно, только по этой причине в классе появились такие дети, как я, Серёжа Курочкин, Саша Масчан, Витя Леви…

«Нечистых» было мало, и мы держались вместе.

Самой заметной фигурой в 1-ом «А» набора 1947 года был сын американского посла Дюрброу Брюс. По-русски он говорил плохо («Америка России консервы бух-бух, Россия Гитлера бах-бах!») и проучился с нами недолго. Вскоре его отца выслали из СССР – началась «холодная война».

Второй заметной фигурой, проучившейся с нами до конца школы, был сын заместителя генерального прокурора Советского Союза Волина («Волин-болен»). Он ходил в школу редко, и редко в табеле у него проскакивали четвёрки. Обычно – пятёрки. «Да что вы со мной сделаете? – цедил он сквозь зубы учителям. – Вот скажу папочке, и он вас всех посадит!»

Засранец был редкостный. Как-то, сидя за моей спиной, он стал плевать мне в затылок жёваной промокашкой, я двинул его по роже, и Александра Аркадьевна, замечательная наша математичка, закричала: «Финкель, вон из класса! Марш к директору!» И тут Волин встал и пошёл со мной, бросив через плечо: «Идём вместе. Хер он мне что сделает!»

Арест отца

Все войны мой отец строил аэродромы. Была контузия, были награды.

Аэродромы строили части НКВД, и отец закончил войну майором НКВД – и после руководил большой базой мехтехники. Так до смерти и остался механиком-строителем.

В 1946-м майору НКВД Финкелю Г. А. дали «смотровой» на квартиру в Козицком переулке, сразу за «Елисеевским» магазином.

На «смотрины» взяли меня. Упросил.

Квартира была «за выселением». До начала войны в ней жила немецкая семья. Комендант снял печати, впустил нас и оставил одних.

Две раздельные комнаты! Кухня!! Ванная с газовой колонкой!!! (Видно, непростые немцы жили). На столе тарелки с засохшими остатками… Распахнутые платяной шкаф и буфет…

На полу валяется очень красивая кукла. Я хватаю её – и хриплый крик-шёпот мамы: «Положи!»

Я это очень хорошо запомнил: почему мне нельзя трогать эту, такую красивую куклу?

Был семейный совет, и дедушка сказал: «Нельзя. Грешно».

Майор НКВД Финкель Г. А. отказался от предложенной квартиры.

Возможно, это стало строчкой в его личном деле…

Папу «взяли» на работе в мае 1949-го.

Шла кампания борьбы с «космополитами». Так тогда называли евреев.

Его вызвал начальник и приказал ехать «на аресты». Отец отказался, сказав, что он не оперативный работник. Отцу приказали сдать оружие, сняли с него ремень и отвели в камеру.

«Космополитов» не допрашивали. Просто пару раз избили. Для профилактики.

Ночью к нам пришли с обыском четыре здоровых мужика в сапогах. «Искали» только на нашей половине. Распороли подушки и одеяло. Спросили, какая полка принадлежит нам в большом общем шкафу в коридоре. Вывернули все вещи на пол. С ухмылкой, глядя на меня, один из них вынул из футляра мою скрипочку, аккуратно положил её на пол и раздавил сапогом. Я потерял сознание…

С детства учила Советская власть любить себя.

Утром мама потребовала, чтобы я пошёл в школу.

Я немного опоздал, и, когда вошёл, все уже были на местах.

Вскочил второгодник Романов (он был на голову выше всех в классе), сбил меня на пол и стал топтать.

Учительница Тамара Ивановна Коняева (мир праху её) стояла в углу, руки прижав к груди.

Спас меня Саша Масчан. Отец учил его приёмам армянской борьбы.

Меня отвели в поликлинику, туго забинтовали грудь (были сломаны два ребра) и отправили домой. Мама помчалась в школу, но директор Иван Кузьмич Новиков ей спокойно сказал: «Нормальная реакция здорового детского коллектива».

Через несколько недель ночью опять пришли. Забирать.

Когда разорвали мамино единственное крепдешиновое платье, она дёрнулась и тут же получила «по жидовской роже». Мой маленький дедушка бросился с кулаками на обидчика и тоже получил «по сопатке». Встать он не смог.

В «воронок» погрузили маму, меня и деда – «для комплекта».

Привезли на вокзал и погрузили в теплушку («40 человек или 10 лошадей»). Стояли целый день, а «космополитов» всё подвозили. В теплушку набили человек 60: женщины, дети, старики…

В Тулу (190 км от Москвы) везли четверо суток. Два раза в день в вагон давали два «солдатских» чайника воды (кружек не было) и бросали на пол несколько буханок хлеба.

На вторые сутки дед умудрился выломать в углу доску. Стало легче, а то гадили…

Позже говорили, что первую треть арестованных НКВДэшных «космополитов» расстреляли в течение нескольких дней, вторую треть, не мешкая, отправили «на Колыму», но тут кто-то неглупый спохватился, что зря переводят «матерьял», ведь практически все «космополиты» были ИТР.

Так отец (его перебросили на место мгновенно) стал главным инженером «Щёкингазстроя». Это теперь посёлок Первомайский. Там огромный химзавод.

Строили всё зэки. Их были тысячи. Каждое утро мимо наших домов текла эта река: лаяли и рвались с поводков собаки, хрипло орали охранники. Шли люди на работу. А вечером с работы. Строили «радостное коммунистическое завтра».

Отец был «расконвоированный».

Кажется, был июль, когда нас привезли к нему (у мамы синяк в пол-лица, у деда сломан нос). К этому времени отцу уже выделили двухкомнатную квартиру с кухней и чуланом на втором этаже двухподъездного двухэтажного щитового дома, в котором жили ИТР: зэки и вольные.

Чудны дела твои, власть советская!..

Скрипка

(немного забегая вперед)

Мама решила дать мне музыкальное образование. В доме появилась скрипка-четвертушка. Я успел сходить на пару занятий. А потом со мной приключилось вот что.

Я шел из музыкалки, на носу очки, под мышкой – чтоб не мерзли руки – скрипка. Во дворе пацаны играли в хоккей. Я не умел и завидовал. Мне свистнули, я подбежал. Сказали: братан, стань на ворота. Я стал, футляр со скрипкой положил у штанги. Боялся страшно, мне ведь никто не объяснял, как ловить эту шайбу. Сначала шайба пролетела мимо ворот и долбанула по футляру, всем стало очень смешно. Следующая угодила мне по очкам.

Я пришел домой, разделся, вынул скрипку из футляра, положил ее на кресло, постоял минуту и… сел на нее сверху. Что-то тренькнуло, что-то треснуло. Разбитые очки я положил рядом. Потом пришла мама. Был долгий разговор. Потом она звонила папе.

Много позже я узнал про то, как мой папа не стал скрипачом…