Шванцкант

И эта бабка обязательно свою жрачку либо сейчас предложит кому-нибудь, либо приедет на место и там скормит вонючим псам. Сама-то она вряд ли всё это съест.

Ощущение, что все эти люди набирают хавку в поезд, как, блядь, в поход: идёшь на день – бери на два.

Голова болела всё сильнее, и я уже подумывал о том, чтобы выпить таблетку. Люди всё так же не могли сидеть на своих местах, и постоянно какому-нибудь пидорасу надо было в туалет, в тамбур или в другой вагон. Каждый хлопок дверью отзывался звонким эхом у меня в голове, будто я просовывал свою бестолковку в щель, чтобы придавило. Ёбаные пассажиры словно устроили соревы – кто, блядь, громче всех ебанёт дверью. Суки! Это невероятно, но у всех была одинаковая тактика: сначала они пытались закрыть дверь аккуратно, но она открывалась, затем они хлопали сильнее – дверь снова открывалась. И в третий раз, чтобы наверняка, они ебашили дверью так, что мои яйца от вибрации закатывались в очко.

Это напомнило мне соревнования продавцов хавки – кто туже всех завяжет ёбаный пакет с хлебом или печеньем. Всякий раз, когда я разрываю пакет или отрезаю узел, мне становится хорошо от мысли, что у кого-то жизнь ещё хуже, чем у меня. Мне кажется, в этих узлах столько боли и злости, что, если бы не пакеты, в некоторых магазинах как не хуй делать могли бы встретиться две очереди: из покупателей и автоматная.

Одноклеточные говнари, не воспользовавшись шансом, что я им давал, подписались под одноклеточных говнарей и заёбывали меня наравне со всеми. Они проделывали один и тот же маршрут столько раз, что у меня уже не осталось сомнений – у них нет права и лева, они могут идти либо вперёд, либо назад…

Вообще-то, вряд ли в поезде кто-то сможет сходить направо или налево. Хотя налево можно сходить, но только условно…

Кстати, я разглядел ещё немного хуйни на волосатом – вся левая рука была в каком-то кривом синем недобитом говне, а на фалангах пальцев красовались синие размытые надпизди: ACAB – на левой и PAIN – на правой.

Я даже придумал сценарий социального ролика с этими двумя говнарями. В общем, так:

Они оба сидят на приёме у психолога, тёлка зелёная, а её ёбарь полностью завален портаками. И говорят.

Она: Первую сигарету я выкурила в пять лет, пыталась повторить за мамой… Мне не понравилось. В пятом классе начали курить все мои подружки, и я тоже, чтобы они не думали, что я сыкло и отстой… (начинает всхлипывать) А потом меня застукали родители… (всхлипывает) Нашли в сумке пачку сигарет и… и… (начинает тихо плакать) заставили выкурить её полностью, а… а… потом (ревёт) целый блок. И я позеленела! А-А-А!

Психолог: Что же случилось с вами, молодой человек?

Он: Когда мне было тринадцать, мой друг сделал себе наколку. Я тоже захотел. Мне накололи на плече череп самопальной машинкой и гелькой вместо краски. Мне понравилось. Я захотел ещё и наколол себе на правом плече значок инь-ян… (начинает всхлипывать) Я прятал их под футболкой, а однажды… (всхлипывает) я забыл и разделся по пояс на огороде, когда окучивал картошку… (начинает тихо плакать) Родители заметили и… и… (ревёт) заставили обколоть всё тело. Они накололи мне на лбу иероглиф «гавно»! А-А-А!

Он и она, ревя и жуя сопли:

– У меня на лобке растёт табак!

– Я даже блэкворком не перебьюсь!..

– Этот кошмар не закончится никогда, – услышал я голос из-за стены.

– Чего? – я прижал ухо к стенке.

– Я говорю, этот кошмар никогда не закончится. Постоянно кто-то ходит, срёт, ссыт, курит, блюёт – это самый настоящий ад.

– Унитаз, это ты? – я не верил своим ушам.

– Я.

– А почему ты мне не ответил, когда я ссал?

– Я ответил, но ты в этот момент стал смывать, и я только булькнул.

– Ой, извини, – сказал я, опустив взгляд, и замолчал.

– Ничего страшного, я привык.

– А как ты с этим борешься?

– Не знаю, – наверное, унитаз пожал педалькой. – Иногда булькаю, но чаще терплю.

– Сочувствую, братан, – попытался я поддержать своего собеседника.

– Забей, брат, я не один такой. В общественных туалетах унитазам тоже несладко, они могут засориться.

– Да, чувак, говно это всё…

– И моча с блевотнёй.

– Извини, – я ещё раз попросил прощения у унитаза.

– За что? Тебе не за что извиняться.

– Я ведь такой же долбоёб и гондон по жизни – могу засорить толчок по приколу.

– Вряд ли. Если бы ты увидел тех, кто занимается подобным говном, точно бы себя с ними не сравнил.

– Гм… может, ты и прав.

– Почему ты считаешь себя гондоном?

– Что?

– Ты сказал, что ты такой же долбоёб и гондон, вот я и пытаюсь выяснить, что с тобой не так.

– Э-э-э-э… Ну-у-у-у… я… когда-то очень давно я работал в конторе у одного редкостного мудака, я там открывал офис. То есть не в смысле – это была моя обязанность. Я приходил самым первым на работу. Я работал с восьми, а все остальные – с девяти. И я снимал с охраны офис, – затараторил я. – А потом звонил генеральному директору и просил его отключить сигнализацию, которую только что отключил сам. Таким образом он меня контролировал, во сколько я приходил и уходил. Он никак не мог признаться, что это не он снимает офис с охраны. И однажды мне стало лень звонить по утрам, я забил хуй и не звонил целый месяц, пока он как-то мне не предъявил за это. У него было хуёвое настроение, и он спросил: «Хули ты мне не звонишь по утрам?» А я сказал, что не вижу в этом смысла, ведь я же сам отключаю сигнализацию, он заорал, что ни хуя, это он делает после того, как я ему звоню. И пригрозил, что как-нибудь ко мне приедет с утра охрана и сначала мордой в пол меня ткнёт, а потом дрюкнет в попчанский. Он уехал, а я ахуел.

– Невероятно, – изумился унитаз.

– Это ещё не всё.

– Извини.

– Потом я стал бродить по офису с мыслью что-нибудь разъебать и наткнулся на дорогой велик его дочки, который был прислонён к стенке. В офисе были везде натыканы камеры, и мёртвая зона была только в толчке и у толчка, где и стоял велик. И я со всей дури пнул велик. Он упал, раздался грохот. Я быстренько его поднял и притих. Затем пнул его ещё раз и ещё. А потом поднял его, отошёл с ним на несколько шагов назад и бросил велик со всей силы об стенку. Хе-хе-хе-хе, с удовольствием бы ещё раз проделал этот трюк.

– Ну просто боевик, а не история! – восхитился унитаз.

– Это тоже ещё не всё.

– Вот как? Не может быть!

– Да. И потом я стал назло ему приходить на работу как можно раньше. Блядь, я даже будильник поставил на тринадцать минут раньше. Приходил и звонил сразу же ему, и когда слышал в трубке его сонный голос, утверждающий, что всё нормально, он отключил сигнализацию, у меня поднималось настроение. Так я его будил много раз.

– А-а-а-а, вот оно что, – задумчиво протянул унитаз. – Я мало что понял, но могу с уверенностью сказать, что это ерунда, – мой собеседник казался вежливым и интеллигентным.

– Это же охуенно! Я прихожу, звоню ему, а он такой: «Э-э-э-э-э-э-э-э…» – завыл я, пытаясь изобразить своего бывшего начальника, который только что проснулся. – «Алло… Всё нормально… мммм… зы-хы-ди…» – может, я даже слегка перестарался.

– Действительно, ты ужасен, – похвалил меня унитаз. – Вот пока ты это не изобразил, я не мог себе представить до конца, насколько серьёзно это всё выглядит.