Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще для иностранца он был на редкость компетентен. У трезвого человека это могло бы вызвать подозрения. Но Буш к этому времени совершенно опьянел. Буш ораторствовал:
– Свободен не тот, кто борется против режима. И не тот, кто побеждает страх. А тот, кто его не ведает. Свобода, Пауль, – функция организма! Тебе этого не понять! Ведь ты родился свободным, как птица!
– Я понимаю, – отвечал капитан…
Около двенадцати ночи Буш спустился по трапу. Он то и дело замедлял шаги, вскидывая кулак – «рот фронт!». Затем растопыривал пальцы, что означало – «виктори!». Победа!..
Капитан с пониманием глядел ему вслед…
На следующий день Буш появился в редакции. Он был возбужден, но трезв. Его сигареты распространяли благоухание. Авторучка «Паркер» выглядывала из бокового кармана.
Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво: «Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!»
Статья начиналась так:
«Капитана Пауля Руди я застал в машинном отделении. Торговое судно „Эдельвейс“ готовится к отплытию. Изношенные механизмы требуют дополнительной проверки.
– Босса интересует только прибыль, – жалуется капитан. – Двадцать раз я советовал ему заменить цилиндры. Того и гляди лопнут прямо в открытом море. Сам-то босс путешествует на яхте. А мы тут загораем, как черти в преисподней…»
Конец был такой:
«Капитан вытер мозолистые руки паклей. Борода его лоснилась от мазута. Глиняная трубка оттягивала квадратную челюсть. Он подмигнул мне и сказал:
– Запомни, парень! Свобода – как воздух. Ты дышишь свободой и не замечаешь ее… Советским людям этого не понять. Ведь они родились свободными, как птицы. А меня поймет только рыба, выброшенная на берег… И потому – я вернусь! Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба! Душистого хлеба свободы, равенства и братства!..»
– Неплохо, – сказал редактор, – живо, убедительно. Единственное, что меня смущает… Он действительно говорил нечто подобное?
Буш удивился:
– А что еще он мог сказать?
– Впрочем, да, конечно, – отступил редактор…
Статья была опубликована. На следующий день Буша вызвали к редактору. В кабинете сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Его лицо выражало полное равнодушие и одновременно крайнюю сосредоточенность.
Редактор как бы отодвинулся в тень. Мужчина же при всей его невыразительности распространился широко и основательно. Он заполнил собой все пространство номенклатурного кабинета. Даже гипсовый бюст Ленина на обтянутом кумачом постаменте уменьшился в размерах.
Мужчина поглядел на Буша и еле слышно выговорил:
– Рассказывайте.
Буш раздраженно переспросил:
– О чем? Кому? Вообще, простите, с кем имею честь?
Ответ был короткий, словно вычерченный пунктиром:
– О встрече… Мне… Сорокин… Полковник Сорокин…
Назвав свой чин, полковник замолчал, как будто вконец обессилев.
Что-то заставило Буша повиноваться. Буш начал пересказывать статью о капитане Руди.
Полковник слушал невнимательно. Вернее, он почти дремал. Он напоминал профессора, задавшего вопрос ленивому студенту. Вопрос, ответ на который ему заранее известен.
Буш говорил, придерживаясь фактов, изложенных в статье. Закончил речь патетически:
– Где ты, Пауль? Куда несет тебя ветер дальних странствий? Где ты сейчас, мой иностранный друг?!.
– В тюрьме, – неожиданно ответил полковник.
Он хлопнул газетой по столу, как будто убивая муху, и четко выговорил:
– Пауль Руди находится в тюрьме. Мы арестовали его как изменника родины. Настоящая его фамилия – Рютти. Он – беглый эстонец. В семидесятом году рванул на байдарке через Швецию. Обосновался в Гамбурге. Женился на Луизе Рейшвиц. Четвертый год плавает на судах западногерманского торгового флота. Наконец совершил первый рейс в Эстонию. Мы его давно поджидали…
Полковник повернулся к редактору:
– Оставьте нас вдвоем.
Редактору было неловко, что его выгоняют из собственного кабинета. Он пробормотал:
– Да, я как раз собирался посмотреть иллюстрации.
И вышел.
Полковник обратился к Бушу:
– Что вы на это скажете?
– Я поражен. У меня нет слов!
– Как говорится, неувязка получилась.
Но Буш держался прежней версии:
– Я описал все, как было. О прошлом капитана Руди не догадывался. Воспринял его как прогрессивно мыслящего иностранца.
– Хорошо, – сказал полковник, – допустим. И все-таки случай для вас неприятный. Крайне неприятный. Пятно на вашей журналистской репутации. Я бы даже сказал – идеологический просчет. Потеря бдительности. Надо что-то делать…
– Что именно?
– Есть одна идея. Хотите нам помочь? А мы, соответственно, будем рекомендовать вас на штатную должность.
– В КГБ? – спросил Буш.
– Почему в КГБ? В газету «Советская Эстония». Вы же давно мечтаете о штатной работе. В наших силах ускорить это решение. Сроки зависят от вас.
Буш насторожился. Полковник Сорокин продолжал: