Когда он подарил мне браслет, я искренне думал, что он заботился только о моей безопасности. И лишь спустя какое-то время понял, что вся комбинация была тщательно рассчитана. Что он нашёл достойный способ забрать меня из дома, не причинив никому особого вреда.
Если, конечно, не считать «борцов». Им тогда капитально досталось.
На следующее утро после нашей встречи, в школе, вокруг меня образовалось что-то вроде круга отчуждения. Те пацаны, которых я считал приятелями и даже друзьями сторонились меня. Не подходили на переменах. Отвечали односложно на мои вопросы и вообще старались сбежать куда подальше.
Это было неприятное чувство. Будто я прокажённый.
Впрочем, в каком-то смысле так оно и было: все уже знали, что я наехал на «борцовских» шестёрок, побил их и прокусил одному ногу.
За такое должна была «прилететь ответка». Это понимали все. На этом держалась власть страха уличных банд: там, где не очень работает закон, неотвратимость «наказания по понятиям» становится краеугольным камнем.
Не могу сказать, что мне было не страшно. Даже напротив: я откровенно боялся. Под конец занятий мне даже хотелось выйти в проход между партами и крикнуть: «Мне жаль, жаль, что так получилось, я не хотел! Накажите меня как-нибудь иначе, только не убивайте! Не надо!»
Браслет на моей руке выглядел каким-то жалким талисманом, который носят с собой неудачники в надежде, что неприятности обойдут их стороной. Несмотря на все вчерашние чудеса, я никак не мог поверить, что эта вещь в состоянии меня защитить. Никаких особых изменений в себе я не замечал.
И всё-таки, несмотря на нарастающую панику, я держался достойно. Не ныл, не болтал и не пытался убежать.
Даже тройку дюжих парней в «адиках», которые ждали меня возле школьного крыльца после занятий, я воспринял как должное.
Когда я спускался, школьное крыльцо вдруг опустело. Стало тихо.
Я подошёл к троице и только после этого заметил, как в отдалении, возле забора, стоят вчерашние старшеклассники. Они не зубоскалили – лишь наблюдали за происходящим с жадным вниманием, что только подчёркивало серьёзность ситуации.
– Ты что ли Петров? – спросил первый громила, после чего сплюнул через дырку в верхних зубах с громким звуком: «ц-ц-ык!»
– Ну я, – даже не знаю, как у меня получилось сделать так, чтобы голос не дрожал.
Парень ухмыльнулся.
– Ну ты дерзкий! – сказал он. – Ну чё, пойдём, побазарим? Пояснишь, чё как.
– Пойдём, – ответил я.
Стоявший рядом с ним молодчик протянул руку с очевидным намерением залепить мне подзатыльник, но старший остановил его.
– Эй, ты чё? – сказал он. – Вроде всё по-пацански.
– Посмотрим, как по-пацански! – ответил тот. – Сдриснет он, вот увидишь! Зассыт!
– Ты здриснешь? – серьёзно спросил меня старший.
– Нет, – ответил я. – Ещё чего.
– Вот, – удовлетворённо кивнул он. – Пошли, короче.
С этими словами вожак развернулся и двинулся в сторону прудов за школой, которые назывались Кербаты. Нехорошее место. Говорят, на дне тех прудов, если хорошенько покопаться, много кого найти можно.
Остальные двое встали по бокам от меня, на манер конвоя. Я вздохнул и пошёл следом за старшим, стараясь не замечать, как сильно колотится сердце.
Мы дошли до небольшого пятачка у поросшего высоким камышом берега третьего пруда. Вокруг росли густые густы. Идеальное место, если хочешь скрыться от посторонних глаз.
– Ну что, – начал вожак, развернувшись ко мне. На его тонких губах заиграла улыбочка. Хищник почуял кровь.
Удивительным образом эта его улыбочка, которая должна была напугать – меня, скорее, успокоила и разозлила. Да кто такой этот хмырь, чтобы вот так считать себя вершителем судеб и судьёй? Шпана подзаборная…
– Что? – спросил я.
– Э, я тебе слова не давал! – сказал старший. – Я говорю – ты слушаешь. Усёк?
Я промолчал.
– Чё там вчера ты быковал на парней, которые тебе по делу предъявили? Нафига укусил пацана? Это вообще не по понятиям, в курсах?
– Нет, – ответил я. – Не в курсах.
Вожак вздохнул и картинно развёл руками, будто призывая своих подельников в свидетели.
– Та-а-ак, а ну-ка поясни мне, что это такое ты на ноги нацепил? – продолжал он, снова цикнув, сплёвывая.
– Кроссовки, – ответил я.
Он размахнулся и хотел ударить меня кулаком в ухо. Просто, с места, безо всякого предупреждения, всё с той же издевательской ухмылочкой на губах.
Я будто наблюдал его удар в замедленной съёмке. Легко увернулся от кулака, потом схватил его руку за запястье и увлёк на себя, используя инерцию тела молодчика. Он пролетел мимо меня, даже не поменяв выражение лица – наверно, просто не успел. А я продолжал удерживать его руку, пока его несло назад и потом он, теряя равновесие, падал вниз.
С тихим треском, который показался мне оглушительным, кость в его руке сломалась. Я отпустил запястье. Время снова вернулось к нормальному течению.
Старший молодчик катался у моих ног; он, скуля и подвывая, баюкал сломанную руку.
Остальные двое сначала растерялись. Потом, глядя друг на друга, синхронно оскалились и вытащили оружие. Первый – довольно-таки большой нож, второй кастет.
К этому моменту мой страх совершенно исчез. Осталась только отстранённая сосредоточенность.
Я сначала отпрыгнул в сторону, уходя от ножевого выпада, потом развернулся и ударил напавшего с ноги. Тем временем другой, с кастетом, попытался зайти мне в тыл. Я резко дёрнул его за руку. Потом направил оружие в затылок его подельнику.
Тот не успел оправиться от моего удара ногой и даже не оглянулся. Кастет с хрустом обрушился ему на голову. Молодик тут же упал, как подкошенный. Появилась кровь. Сначала он не двигался, а потом начал мелко сучить ногами.
Тот, который хотел достать меня кастетом, выронил оружие и медленно опустился перед дёргающимся напарником.
– Саня? – дрожащим голосом спросил он и потрогал его за плечо. Тот никак не отреагировал, продолжая сучить ногами. – Саня…
Теперь в его голосе звучал настоящий ужас. Он посмотрел на меня. В этот момент я понял, что он не настолько взрослый, как мне показалось вначале.
– Он же… он… – всхлипнул молодчик. —Надо скорую. Срочно скорую! Мотор, где мобила? Мотор?
Он посмотрел на заводилу, который немного притих, всё так же баюкая повреждённую руку.
– Мотор, мобила где! – повторил молодчик.