Что произошло с обитателями базы гадать не приходилось. Об их участи говорил не только запах внутри коттеджика с приоткрытой дверью, но и характерные тёмные пятна на стене соседнего. Их не смыли многочисленные дожди, прошедшие с того времени. Плюс рваные остатки одежды, которые попадались кое-где на дорожках. Сами тела и кости, похоже, растащили лесные обитатели. Следов зверей тут тоже хватало, в том числе крупных – волков и медведей.
Впрочем, я не собирался заниматься расследованиями. Скажу больше: специально старался не приглядываться слишком пристально. Детские кости могли заставить меня потерять концентрацию, начать думать о том, куда же скрылись нападавшие и, в конце концов, потерять время, выделенное на задание для того, чтобы найти их логово.
Поэтому я сосредоточился на насущных потребностях.
У меня с собой не было ни воды, ни других припасов. И если без еды я вполне мог обойтись несколько дней, то вопрос с водой нужно было решить в ближайшее время: разгар июля, деньки стоят жаркие, а дождей вроде как не намечается.
Для начала я проверил трубы водоснабжения коттеджиков. Тут была полностью автономная система, с артезианской скважиной, расположенной метрах в тридцати от берега озера.
Мне показалось странным, что воду предпочли брать из-под земли вместо того, чтобы установить систему очистки, но, в конце концов, я не специалист. По каким-то причинам хозяевам этот вариант показался более предпочтительным.
Воду из скважины качал мощный центробежный насос, сейчас, конечно же, обесточенный. Жаль, если бы шахта находилась под избыточным давлением – я бы предпочёл взять воду из неё. А так придётся обойтись озером.
Чтобы вода стала пригодной для питья, самое очевидное решение – это кипячение. Да, от опасных химических примесей и радионуклидов такой способ не избавит, но с чего бы в лесном озере, на берегу которого есть оборудованная база отдыха, были опасные примеси? А всякую биологическую дрянь кипячение уничтожить вполне способно.
Проблема в том, что у меня не было ни посуды, ни спичек. Поэтому, хоть и не хотелось, пришлось заняться поисками.
Для начала я обследовал площадку для палаток, и довольно быстро нашёл вполне приличную алюминиевую кастрюлю плюс пару пустых пластиковых бутылок, одна из которых – с крышкой.
Пришло время добывать огонь. Я уже начал собирать высушенные волокна травы да мелкие ветки, готовясь расшнуровывать ботинки, чтобы заняться, наверно, самым древним способом получения пламени – с помощью трения. И тут, проходя мимо коттеджика, я увидел в окно стоящую на подоконнике наполовину полную пластиковую банку со спичками.
Чтобы не заходить внутрь, можно было разбить окно. Но, секунду подумав, я решил этого не делать: шуметь не хотелось. Лучше сначала проверить, вдруг дверь не заперта?
Поэтому я обошёл коттеджик и аккуратно надавил на ручку. Дверь со скрипом открылось. На меня пахнуло всё той же затхлостью и гниением, как и в соседнем домике.
Я несколько раз глубоко вздохнул и, задержав дыхание, прошёл внутрь.
Труп лежал у входа в спальню, лицом вниз. На спине виднелись отметины от трёх входных пулевых отверстий. Гниение зашло очень далеко, очертания тела начали размываться под одеждой. Мягкие ткани наверняка уже превратились в жировоск. Но удивительным было даже не то, что тело не растащили лесные обитатели (в конце концов, коттеджик был заперт), а то, что одет он был в жёлтый костюм биологической защиты.
Я резко передумал идти дальше, на кухню, за спичками. Вместо этого быстро вышел, не забыв закрыть за собой дверь. Потом побежал, стараясь не дышать как можно дольше. Кастрюлю и бутыли я бросил на месте.
Бежал я по подъездной дорожке, которая довольно долго шла вдоль берега озера, автоматически отсчитывая про себя толчки ногами – чтобы примерно прикинуть расстояние. Где-то в паре километрах я остановился. Тут в озерцо впадал лесной ручеёк, над которым был построен мостик. Вода в ручейке была прозрачной и чистой на вид. Однако прежде, чем приступить к водным процедурам, я достал дозиметр и замерил фон у воды. Он оказался в пределах нормы для этой местности.
Я полностью вымылся и насколько мог тщательно выстирал камуфляж и другую одежду, включая нижнее бельё. Потом разложил всё на ветках ближайших кустов – так, чтобы солнечный ультрафиолет имел возможность всё «прожарить». Сам же стоял рядом, попеременно подставляя солнцу бока.
Возможно, другой на моём месте не стал бы реагировать на находку настолько остро, но у меня был пунктик насчёт биологической опасности. Особенно мне запомнились слова преподавателя, который рассказывал нам о последних довоенных разработках западных лабораторий: «Если до сих пор нам не удалось найти следов использования этого оружия – не факт, что оно на самом деле не было использовано».
Ещё мне сразу в голову пришла мысль: так ли случайно я наткнулся на эту базу отдыха? Возможно, выпускное задание – не такое простое, как могло показаться на первый взгляд…
Вода в ручье была прохладной и кристально чистой на вид и запах. Пройдя чуть выше по течению, я обнаружил родник в небольшой скале, который стекал в поток. Немного поколебавшись, я наклонился над ним и как следует напился. У всякой паранойи должны быть свои границы. Интуиция говорила, что вода в роднике безопасна, и я решил ей довериться.
Поскольку никаких сосудов у меня с собой не было, я напился впрок. Да, это могло доставить небольшой дискомфорт в ближайшем будущем – но на природе, в безлюдной местности это не проблема.
Избыток воды мог вымывать ионы, нарушая баланс в организме, но я чувствовал, что источник был минеральным. Об этом же говорил и лёгкий налёт на камне, так что можно было рассчитывать на то, что вымоется не больше, чем попадёт в организм с водой.
Часа за полтора одежда достаточно просохла, чтобы её можно было надеть. После чего я направился дальше на восток, в сторону запретной зоны, установленной местными властями вокруг эпицентра взрыва.
По дороге я продолжал размышлять над увиденным в базе отдыха. Целостная картина произошедшего всё никак не желала складываться в голове.
Если на территории был зафиксирован очаг опасной заразы – почему те, кто его ликвидировал, забрали с собой транспортные средства? И почему не попытались выжечь опасное место? Вроде как раз на такие случаи есть специальные процедуры…
Хотя почему я сразу посчитал, что победили нападавшие, они же условные «чистильщики»? Потому что те, кто подверглись заражению, должны быть слабыми и немощными? Но ведь это далеко не факт… а что, если победили именно они? Перебили санитаров, забрали их транспорт и двинули куда-нибудь в горы, скрываться в пещерах, благо их в местных горах великое множество.
Или не в пещерах? Зачем лишать себя преимуществ выживания в покинутом городе, когда под рукой целая запретная зона?
От этой мысли я даже сбился с шага.
Да, это существенно всё усложняет. Даже если предположить, что зараза смертельна и все носители давно умерли на запретной территории – обследовать укромные места и выходы в подземелья теперь придётся с утроенной осторожностью.
Кроме того, вариантов использования разной заразы в боевых целях великое множество: какие-то рассчитаны на максимальную летальность, другие – на широту и темпы распространения; есть зараза, которая может никак не проявлять себя полгода и более, и всё это время носитель распространяет её; есть патогены, вызывающие серьёзные ментальные нарушения. Гадать, что именно было там, на базе отдыха – бесполезно.
Я даже пытался себя ободрить тем, что всё это могло быть просто случайным стечением обстоятельств. Допустим, один из обитателей лагеря собирался чинить канализационную систему, для чего в хозяйстве были припасены защитные комбинезоны, и нападение случилось именно в этот момент… но даже если так – это не отменяет необходимости соблюдать максимальную осторожность внутри зоны.
Подъездная дорожка от берега озера выходила на трассу – двухполосное асфальтированное шоссе. Я шёл по самой границе леса, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь на случай неожиданных гостей.
Блокпост обнаружился через пару километров, за крутым поворотом. Ну как блокпост? Пожалуй, слишком громкое название для пары бетонных блоков, уложенных посреди дороги, укрытия в виде нескольких насыпных блоков да самодельного навеса, покрытого маскировочной сеткой.
На посту дежурили трое, при этом автомат был только у одного. Вели они себя расслабленно: курили, травили байки, играли в карты. Ясно, что дорогой давно никто не пользуется, а пост – чистая формальность, на которой настояли власти. Его основная задача – отпугивать любопытных и мародёров.
С безопасного расстояния я попытался разглядеть шевроны постовых, однако никакой новой информации не получил: на камуфляже был только российский триколор, без обозначения подразделения. А форму с флагом вполне могли взять на складах НЗ или МЧС.
Я обошёл блок-пост по широкой дуге, и в лесу наткнулся на парочку неожиданных препятствий: первой была проволока-«путанка», хорошо замаскированная в траве. Мерзкая вещь, сколько ж зверья пострадать может… вторым сюрпризом была пара довольно грамотно установленных растяжек. Причём, судя по свежести следов, сделано это было недавно. «Уж не к нашему ли экзамену?» – невольно подумал я.
Растяжки снимать я не стал. А вот «путанку» убрал там, где проходили звериные тропы, после чего сам направился вглубь запретной зоны по одной из таких троп.
Вскоре стали заметны первые следы взрыва: поломанные деревья да густой бурелом. Где-то через полкилометра такой дороги я решился вернуться обратно на шоссе: продираться дальше было чересчур тяжело. К тому же вечер не за горами, а звери наверняка осмелели после длительного отсутствия человека. Отбиваться с ножом от волка или медведя, да хоть бы даже от стаи одичавших собак, мне совершенно не улыбалось.
Картина разрушений становилась всё более очевидной. Я вышел к месту, где останавливали лесной пожар. МЧС тут бульдозером прорыло защитные полосы. Удивительно, что у них осталась техника в строю. Впрочем, может, ангар находился в низине, а породы здесь хорошо экранируют от ЭМИ? Как бы то ни было, ущерб мог быть значительно больше, если бы не их действия.
Дальше лес выгорел; лишь местами торчали покосившиеся и обугленные стволы наиболее крупных деревьев. На пепелище кое-где пробивалась свежая зелень.
Я периодически включал дозиметр. Тут фон был повышенным, но до критических отметок оставалось далеко: в этой местности можно находиться месяцами. Похоже, взрыв был воздушным, раз заражение на таком расстоянии от эпицентра было довольно умеренным. Если не считать полосу осадков, конечно – но туда я соваться не собирался.
За остатками леса, справа, было видно разрушенные дома частного сектора. Когда это, видимо, был коттеджный посёлок для состоятельных горожан: остовы многих строений, построенных из кирпича и бетона, частично уцелели даже после взрывной волны и последовавшего пожарища.
Асфальт под ногами был оплавлен. Виднелись следы горения. Местами обнажилось гравийное основание дороги. В крупных трещинах, которые остались после того, как асфальт остыл, пробивалась трава.
В нагретом солнцем воздухе плыла странная смесь запаха гари, ржавчины и близкой воды. Здесь остатки дороги резко забирали на север. Я прикрыл глаза и попытался припомнить карту города.
Похоже, я вышел к Северному округу со стороны озера Тургояк. Значит, сейчас дорога ведёт меня вдоль реки Миасс. Кстати, интересно: что с ней произошло после взрыва? Насколько сильно изменилось русло?
«Вот скоро и проверю», – подумал я, топая по обогревшему асфальту на север. В той стороне посёлок Тургояк соединялся с Северным округом автомобильным мостом, если я точно помнил карту. Однако рассчитывать на то, что мост сохранился, было бы наивно.
Впрочем, я теперь удалялся от эпицентра взрыва, так что всякое может быть. Как бы то ни было, купаться в зоне поражения недавнего ядерного взрыва мне совсем не хотелось.
Возле посёлка, справа от дороги располагалось довольно большое кладбище. Поросль молодой травы на пепелище тут была более густой, чем на других участках. Сам посёлок представлял собой пепелище с остовами кирпичных домиков. Тут пожар дошёл дальше, чем с западной стороны, возможно, из-за особенностей логистики – подогнать технику для рытья защитных полос было невозможно. Или же сказывалась близость полосы осадков. Может, фон в то время не позволял проводить работы.
Я на всякий случай снова достал дозиметр. Фон ещё сильнее повысился, но оставался в допустимых пределах.