Земля мертвых. Боги войны

Глава 12

В этом странном мире была музыка. Не бравурные марши или вдохновляющие на бой песни, как можно было подумать. Это были странные композиции, чаще всего а капелла, иногда в сопровождении ударных; тоскливые вокализы, перемежающиеся смысловыми куплетами. Иногда щемяще-спокойные, иногда тоскливые. Темы самые разные – от природы до звёздного неба, но почти никогда – про войну. Наверняка этому были причины: может, религиозные, может, культурные, но уточнять мне не хотелось. Тут было столько всего нового, что некоторые вещи я решил просто принимать как данность.

Одна из таких композиций играла в салоне авто, когда офицер Управления завёл двигатель и мы тронулись. Я сначала подумал, что он использует магнитную запись (до цифровых носителей тут ещё не дошли), но потом разглядел на панели, что трансляция велась по радио.

Если бы я услышал что-то подобное у нас – я бы решил, что попал на какую-то фолк-волну. Мне даже показалось, что я слышу отголоски знакомых мелодий. Это было что-то очень простое и знакомое, но неуловимое: то ли «Полюшко-поле», то ли «Greensleeves».

Офицер смотрел на дорогу. Я же решил воздержаться от вопросов. В конце концов, мы ведь ехали на инструктаж. И без того узнаю всё, что будет нужно.

Украдкой наблюдая за ним, я только укреплялся во мнении, что он прошёл через плен. Я никак не мог поймать его взгляд, но у таких людей появлялось что-то вроде особой ауры, неощутимой обычными органами чувств, но явной. Должно быть почувствовав моё внимание, офицер отвлёкся на секунду от дороги, чтобы посмотреть на меня. Его карие глаза полоснули холодом.

Было тепло; мы носили форменные камуфлированные майки с короткими рукавами. На руках офицера не было шрамов. Значит, наверняка он уже проходил возрождения после возвращения из плена. А может, именно таким образом вырвался.

– Даниил, – неожиданно произнёс офицер, протянув мне правую руку. – Можно просто Даня.

– Сергей, – сказал я, отвечая на пожатие.

Офицер уменьшил громкость музыки.

– Знаю, – усмехнулся Даниил, – нас ведь уже представили, забыл?

– Было дело, – согласился я.

– Между собой мы по-простому. Можно короткие формы имён. Нельзя реальные звания. Это понятно?

– Понятно, – кивнул я.

– Скажи, Серёга, ты боишься смерти? – спокойным, будничным голосом спросил Даниил.

– Боюсь, – ответил я после секундного размышления.

– Молодец, – кивнул он, – это правильно. Если перестаёшь бояться, относишься к этому как к рутине. Когда начинаешь использовать вакидзаси в пограничных ситуациях… Это уже не начало – это почти конец пути на ту сторону.

Я промолчал, глядя перед собой. Он говорил очевидные вещи – нам это объясняли чуть ли не с первых дней в кадетке.

– Но есть вещи пострашнее смерти. Намного страшнее, – продолжил Даниил. – И лучше бы тебе сразу понять, с чем ты имеешь дело, раз уж попал к нам.

– Ясно, – ответил я, кивнув.

Некоторое время я сидел, ожидая продолжения, но его не последовало. Даниил хранил молчание остаток дороги до Управления.

Кабинет для брифингов находился на одном из подземных уровней. Чтобы попасть сюда, пришлось пройти несколько проверок службы безопасности, во время которых нас чуть ли не буквально разобрали по косточкам. С такими серьёзными мерами я столкнулся впервые. В конце концов, диверсанты или шпионы в этом мире оставались товаром штучным, крайне редким. Но в Управлении, похоже, обитали параноики.

В самом кабинете были большая чёрная доска с мелом для письма, квадратный телевизор, кафедра и пять столов для слушателей. Стены, обшитые деревянными панелями, живо напомнили мне помещения нашего, российского Генштаба, – которые, несмотря на недавний ремонт, сохранили все стилистические признаки советского прошлого.

Даниил занял один из столов и кивком указал мне на соседнее место. Я молча подчинился.

Через минуту открылась неприметная боковая дверь, и в помещение вошёл молодой черноволосый парень с густыми усами. Его знаки отличия тоже были скрыты, но, судя по тому, что мой сопровождающий вскочил и вытянулся по струнке, он был какой-то «шишкой». Я, конечно, последовал примеру Даниила и встал по стойке «смирно».

– Вольно, – кивнул парень. – Это и есть тот самый кадет?

Он доброжелательно, с интересом посмотрел на меня.

– Так точно, – ответил Даниил.

– Я – генерал Константин, – сказал парень. – Занимайте места. Мы начинаем.

Несколько ошарашенный, я снова сел. Константин был полулегендарной личностью, главой Управления. Некоторые считали, что его на самом деле не существует; что он просто некий собирательный образ идеального руководителя, который используется для повышения боевого духа. И, конечно, никто не имел представления, как он выглядит.

Я украдкой взглянул на Даниила. Тот, поймав мой взгляд, едва заметно усмехнулся уголком рта.

– Нам поступила информация, что новейший аппарат застратосферной разведки той стороны получил некие данные, относящиеся к Горам Недоступности, – начал генерал. – Степень секретности этих данных такова, что передача по дистанционным каналам любых сведений, которые даже косвенно могли бы указывать на их содержание, той стороной категорически запрещена. Враг использует фельдъегерскую систему для того, чтобы доставить эту информацию в центры принятия решений. Мы знаем, что, кроме оригинала пластин, есть ещё как минимум пять ложных копий. Они используют все каналы дезинформации, чтобы сбить нас со следа. Однако один из пленных, захваченный во время недавней операции по деблокированию Устьинского канала, оказался фельдъегерем. Изъятые у него коды позволили обработать данные, которые косвенно подтверждают, что маршрут следования ключевого отправления проходит через нашу языковую зону, относительно недалеко от линии фронта. Наша задача – захватить оригинал пластин или уничтожить их на месте, если захват окажется невозможен. Вопросы по вводной части?

– Вероятность обманного манёвра? Аналитики считали? – спросил, подняв руку, Даниил.

– Считали, – кивнул генерал, – менее тридцати процентов.

Даниил присвистнул.

– Ещё вопросы?

После недолгого размышления я всё-таки решился спросить то, что больше всего меня волновало с того момента, как меня забрали в Управление.

– Господин генерал, – сказал я, – возможно, я ошибаюсь. Я только кадет. Но… учитывая степень важности этой миссии… возможно, было бы разумно привлечь более опытных разведчиков?

Генерал улыбнулся.

– Ответите, господин майор? – спросил он, глядя на Даниила; про себя я отметил, что теперь знаю звание своего сопровождающего.

– У нас есть некоторые проблемы с кадрами разведки – с тех пор, как враги научились использовать служебных собак, – ответил Даниил. – Любой сотрудник, который был на задании, даже после успешного его выполнения оставляет следы, которые позволяют его идентифицировать по запаху. Никакие операции по изменению внешности больше не помогают. Но продолжительность хранения этих данных ограничена продолжительностью жизни самих собак. Это около десяти циклов. Наши сотрудники, прошедшие полную подготовку, уже были задействованы в боевых миссиях. Полтора цикла назад во время большого прорыва той стороны на нашем языковом участке мы были вынуждены задействовать все резервы. С тех пор у нас просто не появлялось кандидатов должного уровня для переподготовки. У нас кадровый голод.

Майор замолчал.

– Но… разве вы не были задействованы? – спросил я.

– Нет, – ответил Даниил, – не был.

Никаких дальнейших объяснений не последовало.

– Благодарю, – кивнул генерал. – Что ж, теперь к деталям.

Судя по степени секретности, план разрабатывал лично Константин, собирая и концентрируя в своих руках все сведения. Таким образом, о его содержании после брифинга знали только мы трое. И этот план мне совершенно не нравился. В нём было слишком много «но»: слишком много неопределённости и, как мне показалось, упования на банальную удачу. У нас в конторе я бы такой план защитить не смог, это точно. Но, видимо, в этом мире действовали несколько другие стандарты эффективности, и с этим приходилось мириться.

Тут многое было другим. Мне приходилось прикладывать все душевные усилия, чтобы не выдать своего смятения и растерянности. Диверсионная работа с такими ставками на личном контроле руководителя одного из самых могущественных Управлений нашего языкового сектора… Разведчики, которые не могут быть использованы в моменте из-за служебных собак… Это всё совершенно не укладывалось у меня в голове.

В какой-то момент я даже подумал, что будет, если я настолько привыкну притворяться, что перестану замечать эту ненормальность? Что, если мой нормальный мир станет далёким и ненормальным сном? Подумав об этом, я, пожалуй, впервые за все последние месяцы по-настоящему испугался. И это, похоже, отразилось на моём лице.

– Ничего, – одобряющие произнёс Даниил, глянув на меня, – главное, чтобы вакидзаси был исправен. Для разведчиков, кстати, есть специальные модели – бесшумные и с троекратным резервированием… Да что я рассказываю – сейчас сам всё увидишь.

Я выдавил из себя улыбку и кивнул в ответ.

Мы были на два уровня ниже помещения, где проходил брифинг. Тут находились совершенно секретные склады Управления, где диверсанты получали экипировку. А судя по характерному медицинскому запаху, не только экипировку, но и другие, скажем так, модификации. Впрочем, в нашем предписании посещение медицинского отсека не значилось – что не могло меня не обрадовать.

Процесс получения экипировки и оборудования был полностью автоматизирован. Мы миновали два поста с усиленной охраной и оказались в бункере, обшитом стальными листами. Тут был высокий металлический стол, а над ним – тяжёлые створки с щелями по бокам. В одну из этих щелей я засунул выданную после брифинга картонную пластину с беспорядочно расположенными отверстиями. Я не сразу сообразил, что она мне напоминает. Только потом всплыло воспоминание из глубокого детства. Когда-то давно такие штуковины использовались для вычислений на примитивных компьютерах. Кажется, они назывались «перфокарты».

Даниил подошёл к другой створке и тоже вставил свою карту в щель.

За металлической стеной что-то загудело и защёлкало. А через пару минут створки с лёгким скрипом распахнулись. За ними были металлические полки, на которых аккуратными стопками лежали причитающиеся нам вещи.

Я аккуратно переложил всё на металлический стол, после чего створки снова закрылись.

Передо мной был комплект незнакомой формы в «лесном» камуфляже, необычный жёсткий ранец, пистолет с барабаном, напоминающий привычные револьверы, кривой кинжал, мягкие зелёные берцы.

– Первый раз вживую видишь вражескую форму? – Даниил подмигнул мне, уже начиная раздеваться.

– Да, – ответил я, – раньше как-то не приходилось.

Офицер хмыкнул, бросил на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал.

Я тоже начал переодеваться.

– А что с этим делать? – спросил я, переодевшись и кивнув на свою форму, аккуратно сложенную на том же столике.

– Ничего, – ответил Даниил, – об этом позаботятся. С оружием разобрался? – Он с любопытством глянул на меня.

– Мы теоретически проходили такие системы, – ответил я. – У этого, правда, особенности есть – предохранитель находится у основания рукоятки. Странное решение.

– Неплохо, – одобрительно кивнул офицер. – Так можно одной рукой снять, если другая занята или стрелок ранен.

– Ясно, – кивнул я, сдерживаясь, чтобы не сказать всё, что я думаю по поводу использования револьверов в качестве военного оружия.

– Ты не в восторге от него, да?

– Не особо, – честно ответил я; так или иначе нужно было эмоционально приоткрываться перед Даниилом: нам предстояло многое пройти вместе, и лучше бы научиться чувствовать друг друга. В разумных пределах, конечно.

– И правильно, – снова одобрил он.

– А это для чего? – Я поднял кривой кинжал.

– Это их аналог вакидзаси, – ответил Даниил.

– По-моему, не очень эффективно… – констатировал я, трогая лезвие. Странно, но оно оказалось не слишком острым. Кинжалом можно было убиться, используя его как колющее оружие – только так.

– У них своеобразное отношение к таким вещам. – Офицер пожал плечами. – Я думал, ты давно понял.

– Понял, да похоже, не всё… – ответил я.

– Ничего. – Даниил улыбнулся. – А вот и наш штатный вакидзаси. – Он продемонстрировал мне небольшую коричневую коробочку из тонкой жести. У меня на столе лежала такая же.

– Что это? – Я осторожно поднял свою и оглядел в поисках детонатора.

– На той стороне в ходу разные вещества, – пояснил Даниил – Они много чего такого выращивают и синтезируют.

– И… это не запрещено на передовой?

– Скорее, поощряется. Но только определённые виды веществ, которые скорее стимулируют, чем вырубают. Алкоголь к ним не относится, кстати. Но и без него у них остаётся довольно богатый выбор.

– Ясно. – Я нащупал зазор в коробочке, подцепил ногтем. Она с лёгким щелчком открылась. Внутри обнаружилась щепотка травы с резким пряным запахом.

– Так выглядит спрюс, – сказал Даниил, – один из самых распространённых у них стимуляторов. Только начинка у него чуть другая. Она убьёт тебя мгновенно и безболезненно.

Я аккуратно закрыл коробочку.

– Эта штука называется стафер. И обычно хранится здесь. – Офицер убрал свой стафер в едва заметный карман на брюках.

– Ясно, – кивнул я, повторяя его действия.

– Теперь по поводу способа заброски. У нас не было возможности обсудить. Что ты о нём думаешь?

Я вдохнул, собираясь ответить. Но потом просто развёл руками и выдохнул. Способ был совершенно безумным, как и всё в этом мире.

– Понимаю, – сказал Даниил. – Как у тебя с замкнутым пространством? Тесты проходил?

– Проходил, – кивнул я, – всё в рамках.

– Хорошо. Ну что, если нет больше вопросов – выдвигаемся.

И тут Даниил улыбнулся. Эта улыбка в сочетании с карими глазами, в которых жил арктический, безжизненный холод, выглядела довольно гротескно. До меня только теперь стало доходить, что он, похоже, был рад предстоящему заданию. Более того – возможно, именно этого события он ждал много циклов.

Стиснув зубы, я вышел вслед за офицером из бункера.

Глава 13

– Первая смерть никогда не запоминается, – произнёс Даниил, – даже когда её ждёшь и о ней думаешь.

Я был благодарен ведущему за то, что он первым заговорил. Темнота и натужное шуршание за бортом становились невыносимыми, а нарушить молчание сам я не решался.

– Почему? – спросил я, просто чтобы поддержать разговор.

– Кто знает? Этому не придают особого значения. Просто курьёзный факт, и всё.

– Ясно.

Мы лежали, плотно прижатые широкими фиксирующими ремнями к ложементу внутри капсулы, замаскированной под большой валун. Способ заброски группы был очень оригинальным, я о таких раньше и не слышал. На южной границе нашего языкового сектора линия фронта проходила по горному массиву, рассечённому множеством ущелий с бурными горными реками. Эти реки тащили с гор много всякого геологического мусора, постепенно их разрушая; кое-где поток был так силён, что вынос породы в море достигал нескольких сотен тонн в сутки. В таких местах образовывались «языки» наносных отложений, выдающиеся довольно далеко в море, на несколько километров. Само побережье уже находилось на территории, контролируемой противником.

Конечно, в самых крупных реках были построены специальные защитные сооружения. Но водных артерий было слишком много; к тому же регулярные оползни частенько сводили на нет все инженерные усилия другой стороны. И уж точно противник не имел никакой возможности проверять каждый валун, скатившийся с гор, на дне потока.

Способ заброски – самое «тонкое» место всего плана. Потому что капсула могла застрять, нас могло похоронить заживо потоком камней и породы, под многометровым слоем. Судя по предварительным исследованиям, вероятность такого развития событий была не слишком высока. Не больше десяти процентов. Однако внутри самой капсулы, в темноте, эта цифра казалась пугающе огромной.

Разумеется, на этот случай нам официально разрешалось использовать вакидзаси, и ни командование, ни служители любой из здешних конфессий нас бы не осудили.

Вот только для меня этот вариант никак не подходил. Даже если представить, что я – как и все люди здесь – имею способность бесконечно возрождаться. Потому что тогда я потеряю память; у меня больше не будет главной отдушины в этом мире, которая позволяет не сходить с ума, – твёрдого знания, что где-то есть мир нормальный. Застрять навсегда здесь, среди вечной войны… от одной мысли об этом кровь стыла в жилах.

Я хотел что-то ещё сказать, придумать любой вопрос – только чтобы снова услышать человеческий голос рядом. И в этот момент Даниил вдруг запел негромким приятным баритоном.

– Хорошая песня, – сказал я, когда напарник замолчал.

– Это молитва, – ответил он.

– Да? Извини, не знал.

– Незачем извиняться. Моя вера не из самых распространённых.

– Расскажи о ней, – попросил я.

– Из меня так себе капеллан…

Я вздохнул.

– …но я попробую, – закончил фразу Даниил. – Мы считаем, что птицы – это проводники душ. Когда приходит время, они забирают воина туда, где нет войны. В лучший мир.

– Да, на этом сходится большинство религий, – вздохнул я, – что есть лучший мир.

– Человеку надо во что-то верить… хотя ты сейчас не поймёшь. Первую сотню циклов люди обычно не очень религиозны. Наверное, потому что не осознают до конца всю бесконечность бытия…

Я помолчал, обдумывая слова напарника. А ведь он прав. Я уже знаю, как тут всё устроено, но не могу принять это на глубинном, эмоциональном уровне. Каково это – идти в бой раз за разом, рождение за рождением. Столетие за столетием…

– Сколько тебе циклов? – спросил я.

Даниил рассмеялся.

– Я думал, ты уже достаточно взрослый, чтобы не задавать таких вопросов, – ответил он, успокаиваясь. – Обычно такое спрашивают совсем младенцы.

– Мне говорили, что я ещё несколько циклов буду учиться, прежде чем меня направят на настоящую операцию, – парировал я.

Теперь молчание было неловким.

– Я ещё помню время, когда самым совершенным оружием был арбалет, – вздохнув, ответил Даниил. – Ты знаешь, что такое арбалет?

Вопрос был не таким простым. В ускоренном курсе истории, который мне прочитали в кадетке, было не так много информации по старинному оружию. И там точно не было упоминания арбалетов.

– Нет, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно искреннее, – не знаю.

– Это разновидность метательного оружия, где используется энергия, запасаемая в упругом элементе, который называется… хотя неважно. Принцип ты понял, да?

– Угу, – согласился я. Снова помолчал немного. А потом попробовал вернуть разговор на тему религии. – Конфессии тут отличаются только представлением о том, что нужно сделать, как жить для того, чтобы попасть в другой мир… Что об этом говорит твоя вера?

Даниил долго молчал, и я уже решил было, что он не ответит.

– Люди действительно иногда уходят, – ответил он. – Никто точно не знает – куда, на ту сторону или в другой мир. Не всегда есть возможность это проверить. Большинство религий используют это обстоятельство, чтобы объявить об очередном праведнике, нашедшем путь на другую сторону. – Он вздохнул. – И я пробовал всё. На самом деле всё, за все эти долгие циклы… Начал тогда, когда понятия «цикл» ещё не существовало. Я даже думал о том, чтобы попасть на другую сторону, потому что редкие и запрещённые ереси говорят, что нужно испытать обе стороны, чтобы переродиться… И только моя теперешняя вера говорит, что нужно просто ждать. Возможно, очень долго. Ждать и жить так, как велит сердце.

Напарник снова замолчал. Я, остро ощущая недосказанность, не смог сдержаться от вопроса:

– Чего ждать?

– Прихода привратника, – ответил Даниил. – Того, кто откроет дорогу свободным птицам, запертым в нашем грешном мире, во множество других миров. Для того чтобы они забрали праведных воинов, не изменявших себе и своему сердцу, к новой жизни, где нет войны.

– Красивая вера, – сказал я.

– Да, – согласился напарник, – мне тоже нравится.

– А эта дорога – она находится в Замке Неба, так? – предположил я.

В этот раз Даниил не ответил на мой вопрос.

Глава 14

Капсула внутри валуна была шаром, который стабилизировала гироскопическая система. Без этого провести много часов внутри было бы невозможно – ни один самый крепкий организм не выдержал бы такого испытания вестибулярки. А так мне даже удалось поспать и перекусить специальным сухпайком, где блюда были упакованы в тубусы, совсем как у земных космонавтов. Туалета тут, конечно, не было, поэтому мы использовали специальные устройства, предназначенные для сбора отходов жизнедеятельности, которых должно было хватить минимум на сутки.

Я проснулся от тусклого красноватого света, который вдруг зажёгся внутри капсулы. Щурясь после многих часов темноты, я пытался разобрать показатели на приборной панели.

– Застряли? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– Нет, – спокойно ответил Даниил, – прибыли. Инерциалка сработала. Мы прошли достаточно большое расстояние. Капсула стабилизирована по приборам. Добро пожаловать в тыл противника.

Я едва сдержался, чтобы мой вздох облегчения не прозвучал слишком уж явственно и громко.

По расчётам мы должны были прибыть на место глубокой ночью, но уже занимался рассвет. В прохладном воздухе отчётливо пахло морем. Возможно, мы прошли больше, чем было заложено в программу капсулы, потому что не могли стабилизироваться выше по течению.

Наш «валун» стоял в паре метров от берега. Автоматика выпустила металлические «ноги»-упоры, которые не давали капсуле двинуться дальше в сторону моря.