Приговорённые к счастью

– Вы уж извините. – Ахилл тяжело вздохнул. – Может, кто из сослуживцев на него повлиял? Мы их совсем не знаем.

Бальтазар покачал головой:

– Фома действительно мало с кем общался. И круг общения ничем не примечателен: никто из них не тянет на зловещую роль вдохновителя к самоубийству.

Все переглянулись и помрачнели.

– Не верю, не верю, – забормотал Ахилл, замотав головой.

Бальтазар с досадой отметил свой промах: вслух никаких «острых» выводов, тем более предварительных! Ещё не хватало, чтобы они замкнулись или принялись выдумывать.

– Вы хорошая, цельная семья. Уверен, вы и сами это чувствуете и понимаете, – успокаивающе произнёс он. – Это прекрасный, обнадёживающий показатель! Но пока личность Фомы для меня загадка. Упущено что-то важное – что плохо.

– Может, из-за несчастной любви? – вздохнула Паскуэла, видимо, смирившись с мыслью, что её сын ушёл из жизни добровольно.

– Так-так, – подбодрил её Бальтазар.

– Примерно год назад он мне сболтнул, что влюбился, – поделилась Паскуэла. – Я потихоньку выведала, что он переписывается с одной особой. Такой воодушевлённый был, сказал, что нашёл свою единственную, свою половинку. Но вдруг захандрил. Я спросила, как у неё дела, а он буркнул, что, мол, в порядке. Не поверила, но решила нос не совать. А недавно расспросила. Так он насупился, рукой махнул: «Любовь эта – пустое, одно наваждение. Биологическая обманка эволюции, чтобы вид не вымер. Гормоны в голове полощутся, вот и всё. А перестанут, так и прошла любовь. Лучше бы перестали». Так и сказал.

– Несчастная любовь? Хорошо! – воскликнул Бальтазар, намеренно проигнорировав опасные признаки демистификации чувств. – Это внушает осторожный оптимизм. Подскажете, кто эта девушка? В его переписке нет ничего похожего.

– Удалил? – предположила Паскуэла.

– В госкорзине тоже ничего, – помотал головой Бальтазар, проверив недоступное обывателям хранилище всех «стёртых данных» (откуда никогда и ничего не удалялось).

Паскуэла посмотрела с недоумением, обернулась к мужу.

– Выдумал? – пожал тот плечами.

Стало тихо. Воображаемая подруга – это ещё куда ни шло. Но убеждать окружающих в реальности вымышленных отношений – это странно. Бальтазар надеялся избежать расспросов о том, повлияет ли это на оценку рисков воскрешения, – тема была сложная (хотя он был уверен, что институтские психологи этот выверт фантазии Фомы оценят по достоинству).

Валера поёрзал, поглядел на обеспокоенную мать, угрюмого отца и задумавшегося следователя.

– Фома с моего телефона переписывался, – с неохотой проговорил он. – По ночам, когда я спал. Его отпечатки не срабатывали, так он моими пользовался. Сам во всём признался, когда я у себя неизвестную переписку обнаружил, а затем подстерёг его. – Валера вздохнул.

– Хороший признак, – сказал Бальтазар на всякий случай. – Валера, ты…

– И что же хорошего?! – перебила его возмущённая Паскуэла.

– Э-э… Изворотливость, изобретательность ради естественной потребности продолжения рода, – туманно пояснил Бальтазар и быстро спросил: – Валера, дашь доступ к этой беседе?

– Да там ничего особого. Слал ей мои фотки, видео смастерил, хохмил почём зря. Очень остроумно к девчонке подкатывал. Хороший признак, как вы, наверное, скажете. Она всё хи-хи да ха-ха, «какой ты умный, какой молодец». Когда я его за руку поймал, он согласился, что нехорошо поступил. От меня выслал ей свою страничку с извинениями, что, мол, это всё тот же я, но есть маленькое но…

Валера затих, роясь в телефоне.

– Нашёл! Открыл вам доступ. Фома вначале хотел забрать переписку себе, но увидел, что она со мной стала кокетничать, и попросил удалить – полностью, без возможности восстановления. Я всё потёр, а девчонку заблокировал. При нём. Зачем мне эта пошлая интрижка – брата изводить? Но это давно было, девушка тут ни при чём. Брат из-за другого куксился, не знаю из-за чего… – задумчиво проговорил Валера.

Слушая и кивая, Бальтазар вытряхнул из госкорзины переписку, просмотрел – всё так, девушка эта тоже пустой след. Да, один раз зашла к Фоме (видимо, после его «разоблачения») и больше не объявлялась. Общение Фомы с ней, надо отметить, характеризовало его как человека разностороннего и неглупого, а вот девушка хоть и красавица по земным меркам, но именно что «хи-хи да ха-ха» – правильно Валера её описал. Бальтазар отправил мозговичку новый материал, но тот сразу ответил, что это полная ерунда, ни с чем не связана и ни на что не влияет.

«Прав Валера, дело не в этом мимолётном увлечении. Ещё один след в никуда, как и прочие, – вообще ни намёка на давление, травлю или внедрение ложных идей. Можно и закругляться… Бедный дурачок Фома, кто же тебе подсунул этот наркотик? Ещё и „отрицаю бытие“… Не сам же ты до такого додумался? – размышлял Бальтазар. – Подытожим выводы. Для институтского отчёта: крайне вероятно, что Фома – будущий отказник. А для порученного задания: плохо, очень плохо…»

– Кажется, есть кое-что ещё, – неуверенно произнёс Валера, вставая с кресла. – Не хотел об этом говорить, но раз правда в наших интересах, наверное, не стоит скрывать.

– Ни в коем случае! И прежде всего ради Фомы! – встрепенулся Бальтазар. – Пускай, предположим на одну лишь секундочку, Институт оценит риски по максимуму. Но вы, крепкая и сплочённая семья, пусть не сразу, но через сотню-другую лет сможете накопить нужную сумму и привести Фому в дом. Верьте, много раз слышал о таком! – с жаром добавил он. – Не думайте, что я предвзят и уже записал Фому в отказники, вовсе нет! Главное в моём деле – доискаться правды. Валера, что там у тебя?

– Лучше я покажу, – сказал тот и вышел.

Пёс оглянулся на дверь и тявкнул на гостя. Пса никто не одёрнул, и он зарычал на Бальтазара в своё удовольствие.

А тот в нетерпении поднялся и заходил вдоль линии барьера туда и обратно. Присмиревшие Паскуэла и Ахилл переглянулись и молча глядели, как он мерит шагами доступную ему половину комнаты.

– Всё будет хорошо, – кивнул им Бальтазар.

Он посмотрел на часы – времени до отлёта достаточно.

Через минуту появился Валера и показал всем тетрадку:

– Вот.

Валера подошёл к следователю, стоявшему у разграничительной линии, и развернул перед ним тетрадь. Бальтазар с любопытством посмотрел, но вдруг изменился в лице и отпрянул.

– Что там?! – воскликнула Паскуэла, бросившись к сыну.

Ахилл невнятно ругнулся и присоединился к жене.

Валера заглянул в открытый разворот.

– Голый толстяк на костре. – Он в удивлении похлопал глазами, глядя на смутившегося Бальтазара, и показал тетрадь родителям. – Это рисунки Фомы про лунных грешников. Все красочные и страшные. Смотрите, огонь как настоящий, пламя так и лижет беднягу, а тот рыдает и кричит. Я прямо слышу эти вопли… Здесь все картинки такие: истязания, кишки наружу. Я как-то глянул и ужаснулся. Бальтазар, как вы считаете, это хороший признак?

Тот помялся:

– Э-э… неопределённый. Паскуэла, Ахилл, извините. Почудилось… Валера, пожалуйста, покажи другие рисунки. Хочу все их переснять.

Юноша листал страницы и подносил тетрадь к самому лицу Бальтазара, стараясь не пересекать мерцающую границу проецируемой голограммы, чтобы проектор не сдвигал голову лунянина с его плеч, сводя два мира в один.

– Так, следующую, – повторял Бальтазар, сделав снимок очередной жестокой расправы.

Рисунков было много, каждый выразительный и пугающий. Суды возмездия – воздаяние преступникам от их жертв. Неужто Фома посещал места проведения казней? Или, может, богатое юношеское воображение дорисовало за слухами? Нет, невозможно – изображения почти фотографической точности. Например, та поленница под ногами у привязанного к столбу, умело разложенный хворост. А характерный крест на шее? Узнаваемый. Хоть и воспроизвёл его Фома неточно, по памяти. Нет, он рисовал то, что сам видел. Репортажи из этих мрачных мест не ведут и документальные фильмы об этом не снимают.

Но просто так туда не попадёшь. Мероприятия конфиденциальные, о них повсюду не трубят, участвуют только вовлечённые стороны. Но не подрабатывал же Фома помощником правосудия, иными словами, палачом? Невозможно для юнца. А вот одна из сторон могла пригласить, например обвиняемые. Иные из них проходят подобные судилища по множеству раз сообразно своим преступлениям. Фома ведь уборщик, вхож в Институте в разные места. Пересёкся с кем-нибудь один раз, другой. Познакомился. Или подслушал, где и когда состоится казнь. Можно зайти по-тихому, строгого контроля на вход там нет; но если не знаешь адреса – никогда не найдёшь, даже случайно не набредёшь. Заявиться в наш мир с визитом землянину не проблема – есть обзорные панорамы и соединительные мосты. Подключайся через очки виртуальной реальности и смотри, а при желании – заходи в любимом обличье. Можно даже из дома.

Наблюдение этих отвратительных сцен запросто могло расшатать юную психику Фомы, привести к мыслям о смерти и таинственному наркотику.

Хм, эти несчастные – новый, неизвестный пласт связей. Среди них полно всяких, встречаются откровенные монстры. Предстоит вычислить, кто изображён на картинках. Может, сильно повезёт и кто-то снова у нас объявился – ждёт очередного приговора или, пройдя свои круги ада, мирно живёт. Шанс невелик: после совершения мести они обычно никому не нужны – казнили и забыли. И бывают недолго: воскресили, дали погулять, осудили. Но это лучше, чем ничего. На приятное и полезное общение с этой публикой рассчитывать не стоит, хотя есть методы разговорить и таких людей. Прекрасно! Бальтазара озарило: а что, если наркотик разработан именно для облегчения их страданий? Но кем и зачем? Они же никто, появляются и быстро исчезают, обычно с концами. Тайный благодетель ради человеколюбия? Версия интересная…

«А вдруг наши самоубийцы – всего лишь подопытные? А наркотик изобрели в земной химической лаборатории? Ведь требуются оборудование, реактивы – всё настоящее, из материального вещества, и оно здесь дёшево, фактически бесплатно, орудуй хоть тоннами. А мир лунян по большей части нарисован, даже моё тело… – Бальтазар украдкой оглядел себя: руки, грудь, ноги. – Конечно, можно и у нас построить настоящую лабораторию, но материя эссентариума дорога? и используется в основном для создания вместилища души, иными словами, мозга. И синтезаторы нашей материи на строгом учёте из-за дороговизны производства овеществлённой энергии, запираемой в специальные ёмкости. „Чтобы не рвануло“, как говорит Альберт. Всё под контролем немногочисленной учёной братии Земли и Луны. В основном получают элементы для органики: углерод, кислород, водород, азот… Вернее, их аналоги: какие-то волны возбуждений полевых состояний, которые ведут себя как обычные атомы, но в исключительно маленьком масштабе. Забавно, как вдруг помогли заумные разговоры Альберта и Дмитрия про особенности химии и физики родного мира. Головоломка сложилась?..»

Бальтазар решил, что про эти рисунки следует вызнать как можно больше.