По границам памяти. Рассказы о войне и службе

Непросто пройти 20 километров, внимательно осматривая КСП и окрестности, даже в ясную, солнечную погоду. Но он любил ходить дозором. Да и что эти километры для молодого, здорового организма, когда вокруг такая красота. Величественные сопки, покрытые густой растительностью. Пьянящий своей чистотой и свежестью воздух. И тропа то поднимается к их вершинам, открывая потрясающий, захватывающий дух вид, то опускается в тенистые, прохладные распадки. Сегодня же мелкий моросящий дождь порывами ветра хлестал по лицу. Сашка, смахивая с ресниц нависшие капельки, старался отвернуться от него, но тот, словно играясь, заглядывал уже с другой стороны.

Съежившаяся, поникшая под напором дождя листва и эти капельки на ресницах поменяли некогда яркие, сочные краски уссурийской тайги на унылые и расплывчатые.

Брезентовый плащ, промокший насквозь через пару часов, уже не защищая от дождя, висел на плечах дополнительным грузом. Сбросить бы его, но тогда налетающие порывы ветра пронизывающим холодом доберутся до тела. Часто останавливаясь, Сашка сломанной веточкой счищал с сапог налипшие жирные комки грязи вперемешку с глиной, но уже через несколько шагов они налипали вновь, превращая мокрые кирзовые сапоги в пудовые гири. Лишь одна мысль грела душу и поднимала настроение – сегодня суббота. А это значит, что на заставе ждет тебя горячий ужин и самое приятное – баня. А что в такую погоду может быть лучше бани? Сбросив с себя мокрую, липкую одежду, прихватив пахучий березовый веничек, заскочить в парилку. И, напарившись до красноты, до ломоты в суставах, смыв с себя всю грязь и усталость, надеть чистенькое сухое белье и посидеть с разговорами, попивая горячий чай с лимонником.

Вернувшись на заставу, Сашка заглянул в боевой расчет на следующие сутки. Ночью – в составе тревожной группы, утром – на пост наблюдения. «Только бы ночь прошла спокойно», – подумал он. Но, судя по погоде, на это трудно было рассчитывать.

К переходу государственной границы его готовили долго и тщательно. По карте и на макете местности под руководством китайских инструкторов он внимательно изучал маршрут движения. Проигрывали все возможные варианты. Старались не упустить ни одной детали. Пересечь линию границы решили в районе контрольно-пропускного пункта. В том месте, где не несли службу пограничные наряды и не было контролирующих средств. Дальше же до рубежа основных инженерных сооружений (РОИС) можно легко добраться, затерявшись в тайге. А вот он-то и являлся основным препятствием. Вспаханная, без единой травинки, со специально наложенным профилем полоса земли шириной восемь – десять метров. Как ее проскочить, не оставив следов?

А более чем двухметровый забор из колючей проволоки с Т-образным козырьком, как преодолеть его? Ему объяснили, что это не просто препятствие. Нити колючей проволоки представляют собой электрическую цепь, и при замыкании их между собой либо обрыве хотя бы одной из них это тут же фиксируется на установленном в комнате дежурного по заставе оборудовании, с указанием номера участка, где произошло нарушение заграждения. А как пролезть, не замкнув и не оборвав нити «колючки», когда между ними такое маленькое расстояние? Через участок, охраняемый заставой, проходит железная дорога, связывающая советский поселок Пограничный с китайским городом Харбин. В месте пересечения железной дороги с РОИС – железнодорожный мост, оставляющий систему и КСП под собой. Вот его-то и избрали основным вариантом. Старались учесть любую мелочь. Поэтому неслучайно был выбран день недели – суббота. В этот день на заставе баня, да и надоедливый, некончающийся дождь был как никогда кстати. Ведь так не хочется после баньки под дождем нести службу на открытом всем ветрам мосту. Наверняка двое уйдут под мост, а к одному можно будет незаметно подкрасться и, убрав его, уйти на ту сторону. Когда его хватятся и начнут разбираться, то в первую очередь основными силами перекроют линию госграницы, не давая нарушителю уйти за кордон. А уж потом будут проводиться поисковые мероприятия в тылу.

От моста до ближайшего довольно-таки большого населенного пункта километров восемь. Пока поднятые по тревоге подразделения пограничного отряда заблокируют заслонами данный район, он постарается проникнуть в поселок. А там со славянской внешностью и безупречными документами затеряется среди местных жителей и приезжих.

До рубежа его сопровождали трое китайцев. Один шел спереди, и двое по бокам. В случае неожиданной встречи с пограничниками, прикинувшись заблудившимися жителями близлежащей деревни, они должны были отвлечь их на себя. Достигнув РОИС, нарушитель попрощался с сопровождающими и, выбрав на ближайшей сопке с красивым названием Пчелка укромное местечко, с которого лежащая внизу падь Рассыпная была как на ладони, весь день наблюдал за пограничниками.

Он внимательно изучал подступы к мосту, прикидывая, где и как лучше в темное время суток к нему подкрасться. Следил за тем, как несут службу пограничники, фиксируя, через сколько часов у них происходит смена нарядов. Наблюдая за действиями рабочей группы на системе, видя, что те отключили затопленные водой нити, выбрал место, где можно будет преодолеть КСП и систему, действуя по запасному варианту.

С наступлением сумерек наряд, несший службу на наблюдательной вышке, спустился на мост, а нарушитель подобрался ближе, выжидая подходящего момента. Время шло, но пограничники, несмотря на дождь, по-прежнему втроем находились на мосту. Когда часы известили полночь, он занервничал, понимая, что скоро на смену этому наряду придет новый, свеженький. А темное время суток стремительно таяло, и его могло не хватить, чтобы достичь ближайшего населенного пункта. Пришлось переходить на запасной вариант. Осторожно спустившись с сопки, он подкрался к облюбованному ранее участку. Огромная лужа, распластавшаяся через всю контрольно-следовую полосу, сомкнув свои мутные воды, похоронила на илистом дне его следы. Раздвинув под водой отключенные нити, барахтаясь в грязи, прополз под системой. Кажется, все прошло удачно, но смутные сомнения терзали душу: «А вдруг все-таки задел неотключенную нить? А вдруг при погружении тела в воду ее поднявшийся уровень достиг этой самой нити?»

Он невольно засуетился. Обильно разбросав специальное вещество, сделанное на основе тигриного помета, перепрыгнул контрольный валик, не заметив, что оставил след на самом его краю.

«Ничего, – успокаивал он себя, – теперь-то, зеленые фуражки, вы меня не возьмете. Главное – быстрее добраться до поселка, и лучше это сделать вдоль железнодорожного полотна, служащего хорошим ориентиром».

Как крепок сон после бани. Это даже не сон. Это словно провал в бездну спокойствия и безмятежности. Будто кто-то невидимый нажал на кнопку «Выкл.», снимая напряжение с натруженных мышц и отключая мозг от мыслей и сновидений. Но всего лишь через пару часов в этот мир блаженства пронзительным тревожным криком ворвался звуковой сигнал сработавшей сигнализационной системы. «Застава в ружье», – высветившимся номером участка извещает световое табло. «Тревожная группа в ружье», – теребит дежурный.

«Это неправильно, это противоестественно», – протестует организм.

«Опять водой залило…» – ворчит мозг в то время, когда руки надели на тебя форму, намотали портянки и уже натягивают на ноги еще не успевшие до конца просохнуть сапоги.

– Быстрее, быстрее… – торопит старший тревожной группы, прапорщик Поляков. Еще толком не проснувшись, получив оружие, Сашка заскакивает в машину. На скользкой, разбитой за период дождей дороге УАЗик бросает из стороны в сторону, то выплевывая его из колеи, то затягивая обратно. Но даже сейчас, зажав автомат между колен, можно немного вздремнуть. Пока работа только у водителя, и от его умения и навыков зависит многое. Любой мало-мальски неудачно выполненный маневр грозит сползанием машины в кювет. И даже если все обошлось удачно, теряется драгоценное время.

– К машине, – команда прапорщика вырывает остатки сна и, скомкав, отбрасывает в сторону.

А дальше не надо никому ничего объяснять. Развернувшись в установленный, заранее оговоренный порядок, тревожная группа приступает к работе. Впереди старший сержант Ожогин со своим верным четвероногим другом Баяном. Вдоль системы, осматривая полотно и выясняя причину «сработки», – командир технического отделения, сержант Кудрявцев. Сашка вместе с рядовым Ситковым проверяют основную контрольно-следовую полосу, а рядовой Веселовский с тыльной стороны системы – вспомогательную. Все так же вязнут ноги в назойливой липкой жиже, и луч следового фонаря, путаясь в нитях дождя, лишь блеклым пятном выхватывает кусок КСП. Отчего тревожная группа движется медленнее, чем обычно?

– Что там у тебя? – спросил Поляков остановившегося Ожогина.

– Да сам не пойму. Что-то Баян ведет себя как-то странно.

Пес, поджав хвост, жался к хозяину, явно не желая идти вперед.

– Похоже, где-то поблизости тигр, – сделал вывод сержант.

Сообщив на заставу, они осмотрелись вокруг. Ничего подозрительного – лишь огромная, цвета кофе с молоком, лужа, разлившись по всей длине КСП, заползла под систему.

– Товарищ прапорщик, след, – Веселовский лучом фонаря показывал на самый край неширокой, всего-то три метра, примыкающей к системе с тыла контрольно-следовой полосы.

Перебравшись через систему, Поляков с Ожогиным склонились над отчетливым, еще не размытым отпечатком, оставленным человеческой ногой. Ожогин попробовал поставить собаку на след. Но Баян упорно отходил в сторону, виновато, с болью в глазах глядя на хозяина.

– Чем-то обработан, – доложил сержант.

– Да, вижу, – буркнул прапорщик. Он ждал – с минуты на минуту должен подъехать оставшийся за начальника заставы лейтенант Медведев.

«Да уж, – размышлял тот, взяв на себя руководство тревожной группой, – это все равно что в темной комнате на ощупь, роясь в шкафах, искать маленький предмет, даже не представляя, где он может лежать».

Но что-то нужно было предпринимать. И он выбрал наиболее вероятное направление движения, пропустил вперед Ожогина с Баяном и повел тревожную группу в дышащую сыростью темноту, которая будто специально набросала под ноги пни и коренья, выставила навстречу упругие сучья, укрыв где-то там, под своим покрывалом, нарушителя.

При подготовке, изучая карту и из своего укрытия на сопке, нарушитель, конечно же, обратил внимание, что за системой лесной массив расступается, и дальше по распадку, вдоль речушки с поросшими тростником берегами, раскинулось поле с небольшими островками деревьев и кустарника. Но он не знал, что ночью этот участок прикрывает пограничный наряд с переносной радиолокационной станцией.

– Жолтиков, седьмой правый сработал, смотри внимательней, – предупредил оператора начальник РЛС, сержант Михляев, получив информацию от дежурного по заставе о сработке системы. А когда дежурный вновь позвонил и сообщил, что тревожная группа обнаружила след, надев наушники, сам сел перед экраном. Если нарушитель действительно преодолел систему на этом участке, то он должен попасть в сектор обзора РЛС. Но на развертках отображались лишь привычные отметки от местных предметов. Сержант уже наизусть знал их.

«Движется он наверняка в сторону поселка. После сработки прошло минут сорок. Учитывая ночь, дождь, незнакомую местность, сейчас он должен быть где-то в этом районе», – размышлял Михляев, глядя на планшет.

Как бы в подтверждение этих расчетов на подвижной развертке он различил едва заметный амплитудный выброс. Волнуясь, боясь его потерять, он перешел в режим ручного сопровождения. К его радости, отметка от цели стала более отчетливой. Торопливо вращая ручки, совместил подвижный строб-импульс с этой отметкой. В наушниках послышался характерный потрескивающий звук – как будто кто-то ступал по сухому валежнику. Такое могло быть, только если станция засекла движущегося человека либо животное.

– Посмотри в прибор ночного видения, квадрат… – скорее для самоуспокоения крикнул Михляев рядовому Боярову, понимая, что в дождливую безлунную ночь на таком расстоянии тот вряд ли что разглядит.

«Эх, сейчас бы прожектор», – подумал сержант. Но АПМ-90, смонтированный на базе автомобиля ЗИЛ-130, в такую погоду по разбитой скользкой дороге не смог выехать на позицию.

«Если бы это был олень или кабан, мы бы его еще раньше засекли. Да и зверь, вспугнутый прибывшей тревожной группой, двигался бы гораздо быстрее», – сержант уже не сомневался, что станция засекла движущегося человека. Взглянув на шкалы «Азимут» и «Дальность», он прильнул к планшету.

– Вижу цель, квадрат… – доложил он на заставу.

– Понял тебя, понял, – раздался радостный голос дежурного в ответ.

– Товарищ лейтенант, вас дежурный по заставе, – связист, поправляя на ходу радиостанцию, догонял Медведева.

Услышав в наушниках: «Второй, второй, ПТН обнаружил цель в квадрате…» – замначальника заставы облегченно вздохнул. Словно камень с плеч свалился. Мысленно поблагодарив РЛС-ников, быстро сориентировался и, указав Ожогину с Буяном направление движения, скомандовал тревожной группе: «Вперед».

Холодными мокрыми ладонями ветви хлестали по лицу, корявые пни норовили поставить подножку, но устремившаяся в погоню «тревожка» не замечала этого. Быстрее, быстрее, только бы не отстать от рванувшегося вперед Баяна. Цель на экране радиолокационной станции то исчезала, то появлялась вновь. «Вероятно, останавливается, слушает, нет ли погони, – подумал Михляев, – может быть, и лучше, что нет прожектора, ведь пока нарушитель даже не догадывается, что его уже обнаружили. А укрываясь от мощного луча, он мог бы скрыться за железнодорожной насыпью, в зоне невидимости РЛС. А вот еще одна отметка от цели, групповая», – отметил он, догадываясь, что это тревожная группа. Нанося на планшет координаты и вычерчивая маршруты движения целей, сержант передавал данные на заставу и радовался, видя, как стремительно сокращается расстояние между ними. Баян, поймав запах, голову к земле уже не наклонял, и его уже ничто не могло ни сбить, ни остановить. Он слышал и чувствовал нарушителя. Словно извиняясь за тот вынужденный «конфуз», рвался вперед, показывая всем видом, что не виноват и рано его списывать со счетов.

– Серега, пускай Баяна, – крикнул лейтенант Ожогину, видя по поведению Баяна, что нарушитель где-то совсем рядом. И уже совсем скоро рычание и надрывный возглас «Уберите собаку» донеслись из кустов.

Глядя на нарушителя, Сашка испытывал некоторое разочарование. Он-то ожидал увидеть матерого китайского диверсанта, а тут перед ним стоял невысокого роста, крепкого телосложения, рыжеволосый парень. «Наверно, кто-то из местных жителей. Заблудился, ткнулся в систему и повернул обратно, – подумал он, – но зачем тогда он так тщательно заделывал и чем-то обрабатывал следы», – тут же пришла другая мысль. А когда при обыске у нарушителя изъяли нож, резиновые перчатки, початую флягу со спиртом, три с половиной тысячи рублей (сумму по тем временам немалую) и исписанные шифром листочки, стало понятно, что это вовсе не заблудившийся местный житель.

По возвращении на заставу Сашка взглянул на часы. До выхода на службу около трех часов. Час на завтрак и подготовку к наряду. Оставалось еще немного времени на отдых.

Усталость валила с ног, и было одно желание – быстрее добраться до кровати. Но, скинув с себя и развесив в сушилке мокрую одежду, он еще какое-то время лежал с закрытыми глазами, а вместо сна возбужденный мозг уже в который раз, словно на ленте видеомагнитофона, отматывал недавние события назад и снова включал на просмотр. Постепенно они, разбиваясь на отдельные эпизоды, расплывались, теряли четкость изображения, словно кто-то невидимый покрутил ручки «Яркость» и «Контрастность». И уже проваливаясь в пелену сна, он расслышал доносящийся из комнаты дежурного по заставе голос лейтенанта Медведева, отдающего приказ очередному пограничному наряду, уходящему в предрассветное утро:

– Вам приказываю выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Вид наряда…

Р. S. Это рассказ о реальных событиях, произошедших в ночь с 5 на 6 августа 1979 года на участке пограничной заставы Сосновая Гродековского пограничного отряда. Все фамилии участников подлинные.

Старался сохранить всю хронологию событий, опираясь на их воспоминания. Наверно, что-то упустил, другие меня дополнят.

Я не знаю, почему предал Родину Бобыльков и что толкнуло его уйти в Китай. Не знаю, с каким заданием, завербованный и прошедший тщательную подготовку китайских спецслужб, он вернулся. Да и не о нем речь.

Мне просто хотелось рассказать лишь об одном маленьком эпизоде из службы пограничников на одной из многочисленных пограничных застав, разбросанных по периметру нашей огромной страны.

Орден

Сережкиного деда в селе уважали. После войны, окончив ветеринарный институт в Ленинграде, он трудился главным ветврачом. В то время в каждом дворе держали животинку, да и в каждом доме обитала какая-нибудь живность, и все знали, случись что, заболей их любимчик, нужно бежать к Петровичу. Так сельчане любовно величали деда. И в любое время дня и ночи, в любую погоду, прихватив стоящий наготове чемоданчик, тот спешил на помощь.

Войну дед прошел артиллеристом. Немного их, прошедших ту войну в противотанковой артиллерии, вернулось домой.

Командир орудия, старший сержант Семенов пришел с тремя нашивками о ранениях, с орденом Отечественной войны II степени, двумя орденами Славы и несколькими медалями.

С детства у Сереги День Победы был одним из самых любимых праздников. В этот день, надев награды, дед брал Сережку за руку и они шли на центральную площадь села. Прохожие здоровались с ними, поздравляли и часто останавливали поболтать про жизнь, спрашивая у деда совета по поводу своих любимых животных.

С площади, сформировав колонну, люди шли к воинскому мемориалу, где проходил митинг, на котором дед частенько выступал. Но самое интересное было после. Ветеранов на автобусе отвозили на живописный берег озера, где для них накрывались столы и они, подвыпившие, начинали вспоминать и рассказывать. Сережка в эти моменты даже про мороженое забывал. Он очень гордился своим дедом и, хотя знал его биографию наизусть, не пропускал ни одного его выступления в школе, куда того часто приглашали.

Награждали деда часто. Почти с каждого торжественного собрания «По случаю…» он приносил очередную юбилейную медаль или памятный знак. Складывал их в отдельную коробочку и никогда не вешал на старенький китель вместе с боевыми наградами.

– Старенький я уже таскать на себе такой иконостас, да и ни к чему в моем возрасте украшать себя значками.

Когда по случаю 40-летия Победы в Великой Отечественной войне всем фронтовикам вручили ордена Отечественной войны, полученный орден Отечественной войны I степени, поскольку II степени у него уже был, дед положил все в ту же коробочку.

– Дедуль, но ведь это же орден, – удивился Серега.

– Внучок, ту «Отечественную войну» я под Будапештом получил. Тогда на нас неожиданно три немецких танка вышли. Еле успели орудие развернуть. Лишь один выстрел сделали, подбив танк. Второй расстрелял нас прямой наводкой. Один я живой остался с того расчета. Землей присыпало, сверху разбитое орудие. Думали, что мертвый, достали, чтобы захоронить, а я еще дышу. А этот орден мне за что дали? За то, что я на сорок лет тех ребят пережил?

Когда дома никого не было, Сережка украдкой доставал и примерял дедовы ордена. В своих детских, а затем и в юношеских мечтах он то представлял себя пограничником, отважно вступившим в схватку сразу с несколькими нарушителями государственной границы, то летчиком, сумевшим отвести от города самолет с отказавшим двигателем и успевшим катапультироваться в самый последний момент, то… еще кем-то смелым и отважным. И всегда в этих мечтах было возвращение домой с орденом на груди, слезы радости в глазах родителей, дедово одобрительное похлопывание по плечу, классная руководительница Ирина Ивановна, гордо вводящая его в свой новый класс, восторг и зависть в глазах мальчишек. А главное, Светка, самая красивая девчонка в их классе, которая на него не обращала совершенно никакого внимания. Вот тогда бы она увидела и поняла, какой он на самом деле.

– У вашего поколения была война, БАМ, освоение целины, а у нас? Нет места для подвига, – как-то жаловался Серега деду.

Дед только улыбнулся:

– Не надо, внучок, никакой войны. Дай Бог, чтобы вы не познали этого. Хватит с нашего поколения, а место для подвига всегда найдется. Пусть они будут у вас трудовыми.

По окончании школы Серега поступал в Рязанское высшее воздушно-десантное училище, но слишком большой конкурс не оставил никаких шансов. А уже по осени принесли повестку в армию.

Учебка в Ашхабаде, где от них не скрывали, что по ее окончании большинство обучаемых будет направлено для прохождения дальнейшей службы в Афганистан. Серега искренне верил, что ему посчастливилось родиться в самой большой, великой, могучей и такой любимой стране. Он не сомневался в том, что если правительство этой страны приняло решение о вводе войск в Афганистан, то так надо. Это единственно правильное решение. И он с юношеским задором рвался в бой, из которого потом так и не сможет выйти за долгие годы. Но все это будет потом. Со временем придут сомнения, размышления, вопросы, на которые трудно найти ответы. А тогда он не пропускал ни одного боевого выхода. Рвался туда, веря в слова командиров об интернациональном долге, рвался, уходя от издевательств и унижений со стороны старослужащих, рвался, чтобы доказать окружающим и прежде всего самому себе: «Я сильный, я смогу!» Выпрыгивая из дрожащего чрева «вертушки» на раскаленную афганскую землю, он штурмовал высоты под кинжальным огнем, глотал песок на пыльных дорогах, замерзал в горах и долбил окопы, врезаясь в скалы. Но в нем по-прежнему жила та мальчишеская мечта. Война экзаменовала по-своему. Она терзала и ломала. Она смотрела на него застывшими глазами мальчишки лет четырнадцати с автоматом Калашникова в руках. Зачем и почему он взял в руки оружие? Она жгла и выворачивала разум наизнанку, и он часто вспоминал слова деда: «Не надо, внучок, никакой войны…»

Но теряя боевых друзей, вспоминая парнишку из соседней роты, привязанного к столбу в центре кишлака и забитого камнями, и тот вертолет, под завязку набитый ранеными, огненным шаром рухнувший на землю, он снова и снова уходил на «боевые». Он уже не мог не идти.

Когда они удачно взяли караван с оружием, командир роты сказал:

– Семенов, я представил тебя к ордену. Ты давно заслужил, но сейчас после такой удачи вряд ли зарубят.

Время шло, уже и до дембеля осталось каких-нибудь пару месяцев, а награду так и не вручали. Выбрав момент, Серега подошел к ротному:

– Товарищ капитан, как там с орденом-то?

Ротный был не в духе, наверно, получил нагоняй за что-то:

– Семенов, ты живой, руки целы, ноги целы – так живи и радуйся, а ты все про какие-то железки печешься.

– Товарищ капитан, вы Александра Твардовского читали?

– Твардовский-то при чем? – не понял ротный.

– Ну как же, поэма «Василий Теркин»: «Обеспечь, раз я достоин. И понять вы все должны: дело самое простое – человек пришел с войны».

– Наверно, ты прав, – буркнул ротный, а подозвав через пару дней, сказал: – Написал на тебя новое представление, видно, старое затерялось. Согласовал со всеми. Получишь ты свой орден. Наверно, до дембеля прийти не успеет, но ничего, в родном селе, на торжественном собрании, на глазах любимой девушки и всего народа…

Сполна хлебнув солдатского пота и крови, Серега вернулся домой, а через некоторое время в военкомате ему вручили знак «Воин-интернационалист» и медаль со странным названием «От благодарного афганского народа».

Почему от афганского? Ведь посылали-то туда от имени советского. Но правительство, кинувшее их в пекло войны, такой медали не придумало, посчитав, что почетной грамоты и этого знака вполне достаточно.

* * *

Прошло 26 лет. Неожиданно Серегу пригласили в военкомат. Давно он здесь не был. Лет пятнадцать назад приходил за справкой. Тогда на стене недалеко от входа висел стенд: «Воины-интернационалисты нашего района». Была на нем и его фамилия. Сейчас ни на этой стене, ни на какой-то другой этого стенда уже не было. «Неактуально», – подумал Серега.

В кабинете военкома из-за стола, радостно улыбаясь и благоухая одеколоном, ему навстречу поднялся подполковник:

– Сергей Петрович, разрешите вас поздравить и вручить высокую правительственную награду – орден Красной Звезды. Так сказать, награда нашла героя, – пожимая руку и протягивая коробочку с орденом, добавил он.