Новая эра

И вот 1-го июля 182-го года, в первый день Нового года, спустя ровно год со дня прибытия в Триединку уцелевших путешественников, на рассвете, через Тан на многочисленных плотах переправилась железная сотня Мясоруба и лёгкая сотня Шипа. Помимо этого, с воинами шли пять лекарей и столько же ремесленников для починки оружия. Кроме оружия каждый нёс за спиной котомки с запасом еды на три дня. Пехотинцы Шипа, кроме всего прочего, тащили на себе большой запас стрел. Всей этой армией командовал воевода Седой. Их задача была: пройти через земли мутов и скрытно пробраться через лес к Баганке. Дальнейший план действий был известен лишь самому Седому, да ещё Мясорубу и Шипу. Полусотня Ухореза пока оставалась в Триединке в резерве, что весьма огорчало Серого и Кабана, приписанных к этой полусотне. Камыш же отправился с Шипом в поход, что вызывало немалую зависть его двух друзей, вынужденных пока оставаться дома, вернее, в казарме.

Пройдя чуть больше десяти километров на юг, войско остановилось лесу, в месте, где маленькая речушка Суса впадала в Тан. Здесь начиналась территория Баганского княжества, поэтому войско, соблюдая строгую маскировку, остановилось здесь, а вперёд, за Сусу, была послана десятка разведчиков. К вечеру разведчики вернулись и сообщили, что в Баганке всё спокойно, армейцы, похоже, даже и не подозревали, что в каких- то пяти километрах от города находилось войско триединцев. Пятерка разведчиков снова ушла вперёд, остальные пятеро повели войско уже проверенным, а потому более безопасным путём к Баганке. Через два километра войско подошло к Артунскому озеру. Обойдя его с западной стороны войско добралось до места, где в озеро впадала бегущая с юга речка Мина. Отсюда до Баганки было всего два километра. Дождавшись наступления темноты, войско двинулось вдоль Мины. Пройдя полтора километра триединцы пошли через посевы почти созревшей уже пшеницы на юг, где через километр находился небольшой лесок. В чаще их уже ждали посланные вперёд разведчики. Они уверяли, что здесь, по леску, можно было почти вплотную подойти до восточных окраин Баганки. В числе всего прочего лазутчики доложили, что дорога, проходящая сквозь лес, через пятьсот метров от этого места выходит на открытую местность. В трёхстах пятидесяти метрах от края леса стоит каменная башня с воротами, въезд в город. На юг и на север от башни были расположены приспособленные под оборону дома, стоявшие на самой окраине города и соединенные между собой высокими деревянными, либо каменными стенами. Открытое пространство между лесом и стенами города постоянно патрулировали всадники, так что незамеченым к воротам подойти было невозможно. Войско, скрываясь в зарослях и не выходя на дорогу, отправилось вдоль дороги на запад. Скоро триединцы достигли края леса, и воины из зарослей смогли увидеть башню и стены Баганки. Башня была освещена факелами, а перед стенами разъезжали конные патрули армейцев. Седой приказал готовиться на ночлег, но прежде, не разжигая костров, поужинать холодной солониной и фруктами.

– Утро вечера мудренее,– сказал он-, так что пока отдыхайте. Завтра предстоит тяжёлый день.

Почти всю ночь Седой не смыкая глаз наблюдал за стенами Баганки и конными патрулями, отмечая через сколько времени происходила смена патрулей. И напряжённо думал, и перебирал в уме варианты дальнейших действий. Перед самым рассветом он задремал, как вдруг до его острого слуха донеслись свист и улюлюканье. Мгновенно проснувшись, воевода быстро окинул взглядом окружающую обстановку и увидел, как к лесу, где скрывалось войско триединцев, с криками скачут три всадника. Сначала Седой подумал, что армейцы заметили в зарослях кого-то из его воинов, но в тот же миг увидел, что впереди всадников, к тому самому месту, где затаилось его войско, несётся крупный неошакал. Кавалеристы, свистя, вопя и улюлюкая мчались за ним, швыряя в него на ходу дротики.

–Охотнички,– услышал он слева от себя чей-то насмешливый голос и, повернувшись, увидел Шипа.

–Шип,– тихо сказал воевода сотнику лёгкой сотни,– давай-ка сюда десять лучших лучников. Живее!

Шип бесшумно исчез и почти мгновенно рядом с Седым появились лучники. В это время всадники остановились метрах в пятидесяти от леса. Им удалось ранить зверя и теперь они кружили вокруг волчком вертящегося несчастного животного, пытаясь достать его копьями.

–Стрелы!– скомандовал Седой.

–Тяжёлые!– добавил Шип, закладывая в лук стрелу с кованным наконечником.

Большая часть стрел, попав в железные латы врагов, отскакивала от них, но несколько стрел всё же либо пробили защиту всадников, либо попали в незащищённые части тел, нанося хоть и несмертельные, но весьма болезненные раны. Всадники сразу же с криками поскакали к воротам, где к ним присоединились остальные четверо. Пострадавшие что-то крича показывали на заросли леса, потом въехали в ворота. Четверо их товарищей гарцевали перед воротами, беспокойно вглядываясь в предрассветную тень зарослей. Минут через пятнадцать из ворот вылетело не менее двадцати всадников, которые размахивая копьями помчались к лесу. На них посыпались стрелы, но армейцы, не обращая на обстрел внимания, летели вперед.

–Мясоруб-, скомандовал Седой,– быстро сюда своих людей!

Всадники влетели в лес, но тут их встретили копья железной пехоты. Видимо армейцы считали, что в лесу скрывалась какая-то бродячая шайка и увидев немало хорошо вооружённых людей, сразу же повернули обратно. Однако триединцам удалось сбить одного из них с коня на землю, а вслед удирающим посыпались не только стрелы, но и болты из самострелов подоспевших арбалетчиков. Один из болтов угодил-таки прямо в спину одного из армейцев и пробив железную кирасу, глубоко вошёл в тело. Всадник с громким стоном упал на шею коня, но уздечку тут же подхватил товарищ раненного и весь отряд поскакал к городу. Сбитый с коня армеец выхватил меч и видимо собирался биться до конца, но был атакован со всех сторон, сбит с ног и тут же связан. Триединцы пытались было схватить и его коня, но тот вырвался и неспеша поскакал к воротам. Его тут же забрали отступившие всадники. Вместе с патрульными отряд армейцев вьехал в город и за ними закрылись ворота.

–Шип, Мясоруб, ко мне!– крикнул Седой в предрассветную темноту и сотники мигом появились возле него, словно выскочив из-под земли.

–А вот сейчас нам предстоит битва,– сказал воевода и быстро, но доходчиво объяснил сотникам план грядущего боя.

–А пока,– продолжил Седой,– покормите людей. Костры разжигать разрешаю, да смотрите лес не подожгите. И не забудьте выставить дозор, армейцы могут появиться в любой момент. А я поговорю пока с пленным, давайте-ка его сюда.

К Седому привели пленного, молодого, лет двадцати пяти, парня.

–Тебя как зовут?– спросил его Седой, но армеец презрительно глянул на него и, плюнув воеводе прямо в лицо, надменно проговорил: "Вы все сдохнете, грязные крысоеды!"

– Отрубите ему башку,– спокойно сказал Седой, вытирая лицо,– насадите на копьё и выставите на виду у города.

Его приказание было моментально выполнено и скоро копьё с насаженной на него головой отважного армейца было выставлено в двадцати метрах от леса, лицом к городу.

До самого полудня всё было тихо, ворота города были закрыты, и никто из них не показывался. Однако, когда солнце стало в зените, ворота открылись и из города стали выезжать всадники.

–Приготовиться!-увидев их скомандовал воевода и лес пришёл в движение.

Всадников тем временем становилось всё больше и больше. Часть армейцев сидела на закованных в броню конях, да и сами они были с головы до ног закованы в латы. Шлемы многих украшали перья, иногда рога, а временами что-то совсем уж несуразное. Над многими всадниками развевались разноцветные, маленькие флажки, древко которых было укреплено в луке седла. Когда у ворот города скопилось более сотни всадников, они начали строиться в тупой клин. Впереди и по флангам становились всадники с бронированными конями, за ними, в середине построения, строились остальные. Наконец вся эта громада неспеша двинулась к лесу, поднимая клубы пыли. Солнце ослепительно блистало на их доспехах, в воздухе колыхались бесчисленные, украшенные разноцветными флажками, копья. Из леса вышла лёгкая сотня, которая, как только армейцы приблизились на нужное расстояние, стала обстреливать приближающуюся железную лавину стрелами и болтами из арбалетов. Стрелкам выдали сейчас только тяжёлые стрелы, способные пробить броню, и Камыш жалел лишь о том, что их, стрел, всего сорок штук. Он старался стрелять прицельно, хотя не попасть было сложно: армейская конница шла плотными рядами словно стальной, гигантский утюг. Стрелы, а чаще болты, стали выводить из строя то одного, то другого всадника, при этом как минимум одного из них вывел из строя Камыш, он видел, как его стрела попала одному из закованных в латы армейцев, прямо в незащищённое лицо, нанеся может и не смертельное, но весьма болезненное ранение. Понеся потери неторопливая и снисходительная, до этого, конница пришла в движение и со свистом и улюлюканьем понеслась прямо на стрелков. Лёгкая сотня сразу же скрылась в лесу, а вместо них, у самой кромки леса, стала железная сотня во главе с Мясорубом, выстроившись тупым клином, остриём к нападающим, причём на самом острие, в числе прочих был и сам Мясоруб. Воины сомкнули большие щиты и выставили вперёд длинные копья, уперев их тупым концом в землю для устойчивости.

–Держать строй!– послышался громкий голос Мясоруба, похожий скорее на рык.– Покажем этим ублюдкам как умеют воевать казы! Отомстим за наших погибших товарищей! Смерть армейцам!

В тот же момент лавина закованных в латы всадников обрушилась на стоявших в пять шеренг "железных" воинов. От столкновения железа с железом над полем боя пронёсся оглушительный грохот, закричали в полный голос и нападающие и обороняющиеся. В центре строй триединцев прогнулся под натиском тяжёлой конницы, подался назад, но устоял, в немалой степени и потому, что всадники попросту упёрлись в деревья и густые кустарники.

–Держать строй!– сквозь грохот и крики гремел голос Мясоруба, который, находясь в первой линии, фехтовал тяжёлым длинным копьём одной рукой словно лёгкой тросточкой.

В это время появилась лёгкая пехота триединцев, вооружённая копьями со специальными крюками, предназначенными для того, чтобы стаскивать с лошадей всадников. Зайдя с двух сторон, они атаковали фланги конницы. Год тренировок не прошёл даром, триединцы ловко цепляли армейцев крюками, стягивали их с коней и уже на земле добивали топорами и мечами. Здесь снова отличился Камыш: ему удалось стащить с коня одного из нападавших, но добить его так и не пришлось: всадник сдался в плен, отбросив меч и став на колени. Армейцы начали нести потери, но продолжали наседать. Лошади, похоже, тоже участвовали в битве, они отчаянно кусались своими огромными зубами и лягались кованными копытами. Один такой удар копытами получил и Камыш, но сумел вовремя прикрыться щитом, однако на ногах не удержался, упал, но был тут же поднят на ноги подоспевшими товарищами. Копьё Камыша было уже давно сломано, и он пытался теперь, не в силах достать всадника, попытаться свалить коня ударами короткого меча. Одновременно с этим надо было вовремя отбивать щитом удары закованных в железо всадников. А те действительно выглядели весьма внушительно: покрытые порой весьма причудливой бронёй, с лицами, закрытыми железными масками, которые изображали морду какого-либо зверя, либо чудовища, и казались вовсе не людьми, а какими-то мутами, только железными.

Под натиском огромной железной массы сотня Мясоруба всё же отошла в лес, но тут следующие за отступающими всадники попали в не совсем выгодное положение, так как среди деревьев и зарослей теряли своё преимущество. Боевой клин конницы, поначалу монолитный, начал потихоньку рассыпаться, позволяя триединцам атаковать противника уже не только с одного фланга, но и со всех сторон. И те и другие бились отчаянно и мужественно, но в какой-то момент триединцам удалось стащить с коня самого военачальника армейцев Петра Гордого, которого тут же забили боевыми топорами. Армейцы дрогнули.

–Навались, ребята!– проревел Мясоруб.– Вперёд!

Железная пехота, до этого хорошо укрепившись на месте, сдерживая натиск, вдруг плотными рядами двинулась вперёд, сбивая с сёдел всадников и нанося смертельные удары коням. Воодушевлённая лёгкая пехота так же усилила натиск на фланги противника и после ожесточённой рубки армейцы начали потихоньку отступать. Их ряды смешались, кони, бестолково крутясь на месте, лишь усиливали неразбериху и панику. Всадники, успевшие войти в заросли леса, стремились выбраться из него, но сталкивались с всадниками, упрямо прущими вперёд. Дальше так продолжаться не могло и последовала команда одного из заместителей погибшего сотника Гордого об немедленном и всеобщем отступлении. Армейцы, пытаясь спасти хотя бы своих раненых, несколько задержались, но мощная контратака тяжёлой пехоты триединцев, поддержанная смертоносными стрелами лёгкой пехоты, вынудила всадников хоть и без паники, но и без особого порядка отступить к воротам. Порядком потрёпанные в бою, потерявшие весь свой лоск и блеск, они скрылись в городе и за ними тот же час закрылись ворота. Поле боя осталось за триединцами, которые восторженно кричали, празднуя победу в этом тяжелейшем, кровопролитном бою. Воины Седого, всё ещё возбуждённые прошедшим боем, принялись собирать трофеи, подбирая оружие и срывая с убитых доспехи. Если попадался не успевший сбежать раненый армеец- он безжалостно уничтожался. Особое веселье, как у Камыша, так и у его товарищей, вызвало обнаруженное под доспехами поверженных бельё: шёлковое, разноцветное и в обтяжку. У самих триединцев подоспешники были из обычной стёганной ткани. Седой, привлечённый шумом, подошёл, чтобы выяснить причину веселья.

–Это бельё очень удобно для подоспешника,– авторитетно заявил Седой, узнав причину потехи.– Оно не мнётся и не натирает тело, а поправить складку под слоем железа не так просто. Другой вопрос, что они разукрашены как попугаи.

В этом бою погибло шестнадцать армейцев, если считать вместе с добитыми, не сумевшими сбежать со своими, ранеными. Было повержено так же восемь коней. У триединцев погибло трое из тяжёлой пехоты и шесть из лёгкой. Ещё два десятка было ранено и им сразу же была оказана помощь военными лекарями. Непобедимая конница армейцев, пожалуй, впервые за полтора столетия, потерпела поражение!

Алекс Седой, который вместе со всеми тоже участвовал в сражении, обратился к своему войску.

–Воины Триединки!– прокричал он, сев на одного из уцелевших коней.– Эту славную победу будут помнить наши потомки! Этот день, 2-го июля 182-го года, навсегда останется в истории Новой эры! Но расслабляться не следует! Враг всё ещё силён и впереди нас ждут новые битвы и новые победы! А в том, что мы и впредь будем побеждать я нисколько не сомневаюсь! Слава Триединке!

–Слава! Слава!– с воодушевлением подхватили воины, потрясая оружием.– Смерть армейцам!

Камыш в этом бою был легко ранен, но зато ему удалось сбить с коня одного из армейцев. Это был его первый бой и провёл он его вполне достойно! Вспоминая подробности этого кровопролития, он думал о своих друзьях и о том, как будет рассказывать им об этой битве и славной победе над грозным и сильным врагом.

Седой распорядился начать обед, а сам уединился с Мясорубом и Шипом, чтобы обсудить дальнейшие действия. Позже к ним присоединились четверо полусотников, Гладкий и Псих от тяжёлой сотни и Кудряш с Зорким от лёгкой. Совет затянулся на два час, после чего Седой заявил, что ему надо поспать, но приказал выставить дозоры, причём не только со стороны города, но и на северном и южном краю леса.

–Будить при малейшем изменении обстановки,– велел воевода и , завернувшись в плащ лёг на постель из веток.

Разбудили Алекса когда солнце уже клонилось к закату.

–Седой,– сказал дозорный,– там у ворот какое-то движение началось.

Воевода прошёл к краю леса и действительно увидел, как из города выходят люди. Это были скорее всего простые жители города, казы. Вооружены они были деревянными щитами и копьями, доспехов на них не было вовсе. Когда за ворота вышло около двухсот человек, за ними выехали всадники, более ста человек. Было понятно, что армейцы заставили местных жителей идти в атаку на триединцев. Подгоняемые всадниками баганцы неорганизованной толпой пошли к лесу, не соблюдая никакого строя.

–Где сотники?– едва успел проговорить Седой, как возле него появились Мясоруб и Шип вместе со своими полусотниками. Алекс Седой не успел дать им распоряжения, как появился ещё один дозорный.

–С юга к лесу скрытно подбираются пешие армейцы,– сказал он.

–Сколько их?– быстро спросил Алекс.

–В районе полусотни.

–Так,– принял решение после недолгого раздумья воевода.– Псих, бери своих людей, хорошо замаскируйтесь и дайте войти этой полусотне в лес, потом атакуйте. Мясоруб, бери людей Гладкого и строй фалангу в два ряда перед лесом. Шип, Кудряша на левый фланг, Зоркого на правый. Без приказа не стрелять, попробуем образумить баганцев, обратить их против армейцев. Арбалетчикам стрелять во всадников, как только они подойдут на нужное расстояние. Лёгкие стрелы на всадников не тратить, да и тяжёлыми особо, без нужды, не разбрасывайтесь. Да сами всё знаете, что там говорить… Всё! Выполнять!

Когда между триединцами и ополченцами Баганки оставалось метров сто, Алекс, стоявший вместе со своими воинами в первой шеренге, громко прокричал:

–Братья! Мы такие же казы как и вы, и мы пришли сюда, чтобы избавить вас от армейцев! Довольно терпеть их издевательства, поверните оружие против них, и мы вам поможем!

Баганцы на мгновение замешкались, но подгоняемые армейцами снова пошли вперёд.

–Лёгкие!-скомандовал Седой и на наступавших с обоих флангов посыпались лёгкие стрелы с костяными, а то и кремниевыми наконечниками. Во всадников же полетели болты из арбалетов. Что бы преодолеть обстреливаемый участок, ополченцы бросились вперёд, прямо на копья железной пехоты. Воины Мясоруба легко сдержали натиск и медленно пошли вперёд, держа строй. Баганцы, теряя людей, попятились назад. Тем временем всадники, разделившись на две группы, атаковали фланги триединцев, сминая и разгоняя лёгкую пехоту Шипа. Камыш так же, увидев несущиеся на себя закованных в железо лошадей и грозных всадников, закованных в латы, не смог сдержать стаха и стал, пытаясь держать строй, отходить вместе со всеми к спасительным кустам и деревьям, где тяжеловооружённые всадники потеряли бы своё преимущество в силе натиска, манёвренности и скорости. Однако какой-либо строй против несущихся на тебя закованных в железо коней было удержать проблематично, тем более была задача как можно быстрее заманить наступающую конницу в лес, что и начали делать бойцы лёгкой пехоты, но с излишней поспешностью, оголяя тем самым фланги тяжёлой полусотни Гладкого. Однако в это же время бросились бежать ополченцы, понёсшие от копий триединцев существенные потери и тогда сотник Мясоруб отдал своей тяжёлой полусотне, где стоял в первом ряду рядом с полусотником Гладким, приказ "Отход!"

* * *