Операция «Магнит»

– Вопрос не по адресу. Вами интересуются конкретные люди. Пройдете для начала собеседование в кабинете, который укажу чуть позже, там все разъяснят. Думайте до завтра.

Легко сказать «думайте», когда объект размышлений неизвестен и никогда не был предметом твоих серьезных помыслов (если не считать детских игровых фантазий); зато вожделенный Институт этнографии Академии Наук СССР и связанные с ним мечты о дальних странствиях с научными экспедициями в экзотические страны типа Бирмы – вот он, за углом, в Кунсткамере. Точнее, это Камера при нем. Однако в данное престижное заведение пока никто не приглашал, и о вакансиях ничего не слышно. А здесь, можно сказать, «зовут к столу».

И согласился.

Собеседование проводил дружелюбный, почти молодой человек, который, не представившись, задавал обычные вопросы по незатейливой биографии Радова. Среди прочего поинтересовался отношением Андрея к роли органов безопасности в период репрессий 30-х годов. Радов честно ответил, что специальной данной темой никогда не интересовался, потому что ни в школе, ни в университете ее «не проходили». На том и расстались.

Годами позже, пытаясь уяснить истоки настойчивого самобичевания старших товарищей из-за этих самых репрессий, и заодно понять, как популярные проклятия в адрес 30-х годов согласуются с длинным списком чекистов, расстрелянных и репрессированных в тот же период, поднял в «Ленинке» архивные документы КПСС, в свое время открыто публиковавшиеся. Из них понял, что не все так просто и однозначно, как звучит в распространенных штампах. В разгар кампании Центральный Комитет критиковал партийные организации на местах за чрезмерно активное составление списков «врагов народа» и отмечал, что органы НКВД во многих случаях не находят оснований для ареста. Все это подкреплялось конкретными цифрами. А жертвы репрессий, естественно, запомнили и проклинают тех, кто их задерживал, а не тех, кто устроил соцсоревнование из составления списков. Разумеется, в рядах НКВД тоже находились свои «передовики производства» – здесь есть место для раскаяния. Но взваливать на органы госбезопасности всю полноту ответственности за развязывание репрессий и заставлять их пожизненно нести этот крест – просто нечестно и несправедливо. «История этого не простит», – подумал тогда Радов. И не простила. Раньше, чем он предполагал. И сразу всем.

Проверка на пригодность к будущей профессии началась для Андрея с поездки в Москву еще до окончания Университета. После многочисленных изощренных тестов и строгих медицинских комиссий он был уверен, что «провалился», о чем, вернувшись в Ленинград, и сообщил своему новому знакомому.

Тот от души рассмеялся, похлопал по плечу:

– Не расстраивайся. Ляпы на экзаменах, конечно, были, но в целом твой уровень москвичей устраивает, а значит, давай, учись, учись и еще раз учись, как завещал Великий Ленин, как учит Коммунистическая партия… Окончишь университет, пойдешь в укромные места за вторым высшим образованием. Специальным. Ну а сейчас, понятно, никому ничего…

Далее – непростой, но захватывающий переход в новое качество по мере обучения в одном из «почтовых ящиков»; попытка там же вступить в КПСС и неожиданное фиаско из-за нехватки каких-то там «квот». Беспартийных на оперативную работу, связанную с выездами за рубеж, тогда не брали, поэтому на период становления «полноценным коммунистом» Андрея после спецучебы определили во внутреннюю аналитическую службу, с которой он породнился навсегда.

Пока дозревал, помимо основных дел, факультативно разбирался с провозглашенной Рангуном политической программой «Бирманский путь к социализму» и ее философской доктриной «Система взаимоотношений человека и окружающей среды», чем-то напоминающей диалектику. В результате пришел к выводу, что никакого социализма в Бирме нет, и в обозримой перспективе не предвидится. О чем и сообщил непосредственному начальнику. Тот сказал: «Пиши!», но доложил ли готовую бумагу наверх, неизвестно. Скорее всего, нет, так как вывод не оправдывал завышенных ожиданий отдельных партийных функционеров, желающих видеть в Бирме идейного попутчика.

Кроме того, Радову в порядке повышения квалификации разрешили «на стороне» поступить в заочную аспирантуру Института Востоковедения Академии наук СССР под командой уже тогда знаменитого академика Примакова. С участием известных ученых анализировал реальное место религиозных верований в мировоззрении бирманцев. Вылилось это в защиту диссертации, которую в виде монографии публиковать не стали, учитывая тогда еще актуальное увлечение официального Рангуна «буддийским социализмом».

Так и пролетела комсомольская юность, завершившаяся превращением Андрея в члена КПСС, пригодного к выезду за рубеж. Несложно догадаться, что загранработа началась для него именно с Бирмы. Радов самозабвенно, на многие годы нырнул в ее пучину, насквозь пропитался новой реальностью и вынырнул навсегда очарованным этой страной, со скромностью и достоинством хранящей вековые культурные традиции, греющие душу своему народу и завораживающие неравнодушных зарубежных гостей. Потом бывал во многих азиатских и европейских государствах, но в общей корзине впечатлений они не смогли затмить «первую любовь».

О необъяснимом шарме и колдовской притягательности бирманского этапа в своей карьере могут рассказать многие работавшие там россияне. Конечно же, речь идет прежде всего об обаянии местных жителей, их невесть откуда взявшейся ментальной и поведенческой схожести с восточными славянами. Может, сказывается еще и наше древнее родство по линии внуков Чингисхана, чьи орды в 13-м веке почти синхронно топтали земли Руси и разрушенной ими бирманской империи.

Жаль, что об этом средоточии восточной экзотики, буквально нашпигованном достопримечательностями, не было снято ни одного привлекательного фильма или просто рекламного ролика. Ну, с Голливудом все понятно: политики сверху цыкнули – и «независимая творческая интеллигенция» молчит в тряпочку. Дали денег – сняли заказную художественную гадость «про военную хунту». У бирманцев – свои заморочки: рекламировать родину броскими западными штампами не хотят, вот и получается каждый раз томная буддийская проповедь. А наши-то что?! Художники перевелись? Заехали разок, сделали пару квазиэкзотических кадров с голыми мальчишками и дряхлыми старухами, курящими сигары на фоне хилых бамбуковых хижин, – и все… Откуда такая стилистика? Разве не радуют глаз виды Индийского океана с нетронутыми массовым туризмом песчаными пляжами, девственная природа предгорьев Гималаев, тысячи храмов только на одном пятачке бывшей бирманской империи Баган, сотни других уникальных культурно-исторических памятников, изобильные восточные базары, зоо- и просто парки, сафари, современные брендовые отели с причудливыми бассейнами на крыше высотки или в полуподвале с подплывом к барной стойке? И всюду – улыбающиеся, доброжелательные, общительные люди. В подавляющем большинстве – грамотные и отнюдь не убогие. Почему все это не попадает в камеры наших операторов?! Ведь они же с ОБЪЕКТИВАМИ! Впрочем, кто из кино-теле-радио и просто журналистов не знает про «джинсу»? Эх, ребята!…

* * *

Август 91-го ударил больно. Драматические события застали Радова в центральном аппарате на Лубянской площади, куда высокое начальство временно прикомандировало его в качестве консультанта. Не успел толком приступить к работе, грянули ликвидация Комитета, многоэтапное реформирование того, что от него осталось, сокращение штатов. Отозвать Андрея на прежнее место службы было уже некому, так как те, кто его командировал, оказались в отставке. В конце концов пришлось уйти в запас; выслуга позволяла.

* * *

После мучительных размышлений возобладал «зов тропиков»: устроился по контракту в азиатский департамент МИДа, куда позвала еще сохранившаяся там старая гвардия, хорошо запомнившая его по совместной работе во время первой поездки в Рангун. Специалисты востребованы всегда и везде. Сразу стали оформлять на выезд в Мьянму. С учетом прошлого «специфического амплуа» дополнительно поручили выполнять обязанности помощника посла по административным вопросам, в том числе отвечающим за официальные контакты посольства с правоохранительными органами этой страны. Радов охотно согласился и с энтузиазмом рванул в края незабвенной оперативной молодости.

Издалека Мьянма казалась островком спокойствия и стабильности, будоражила ностальгию. На самом же деле там в конце 80-х заварилась собственная «перестройка», которая очень скоро вынудила военных снова взять управление страной в свои руки, для чего был создан Государственный совет по восстановлению законности и порядка – ГСВЗП. При этом армия не допустила охлократии в столице и не позволила взбунтоваться национальным окраинам, что могло бы привести к распаду Союза на радость западной демократии, давно минирующей эту страну с разных сторон. ЦРУ горевало, но не дремало. В крупных городах американцы, с одной стороны, продолжали попытки подкупить военную верхушку, а с другой – пестовали «демократическую» студенческую оппозицию; плюс на западе – вдоль границы с Бангладеш – раскручивали провокации со стороны мусульманского меньшинства, тут же на весь мир обвиняя центральные власти в «геноциде», а на востоке-с территории Таиланда – продолжали подкормку главарей сепаратистского подполья.

Мысли о возне американской разведки вокруг Мьянмы вернули Радова к беседе с новым мидовским куратором. Андрей не стал, не имел права докладывать ему важный результат работы в Янгоне, в ходе которой удалось засечь то ли потенциального, то ли уже состоявшегося предателя из группы наших военно-технических специалистов в Мьянме во время его встречи с заместителем резидента ЦРУ, работающим под прикрытием посольства США. По понятным причинам, информировать об этом можно было только очень узкий круг лиц, к которым собеседник, пусть даже обладающий сравнительно высоким должностным статусом, не относился.

Ситуация весьма щепетильная, поскольку затрагивает военное ведомство. Если его прямо сейчас запросить, может и гневно взбрыкнуть – мол, с какой стати гражданские лезут не в свой огород и норовят подмочить репутацию уважаемого министерства?! При этом своего офицера они сразу возьмут за грудки, тот будет от всего отказываться, а предъявить ему, по сути, пока нечего. Источник Радова из бирманской полиции, с которой он поддерживал официальные служебные контакты, сообщил, что коллеги зафиксировали только факт непродолжительного контакта двух белых людей на берегу озера, популярного у любителей рыбной ловли. О чем они говорили – неизвестно. Передавали ли что-нибудь друг другу – издалека не разберешь. Внешне все обыденно и пристойно. Однако в это время дня на озере обычно никто не рыбачит, а главное, что бросилось в глаза, один из них – прибывший на своей машине, давно знакомый местным спецслужбам сотрудник ЦРУ, личность, весьма далекая от рыбалки. Ранее работал в Москве, хорошо владеет русским языком. Другой приехал на такси и, как показало дальнейшее наблюдение, после встречи таким же образом направился на центральный рынок. Там сначала смешался с толпой и вскоре присоединился к группе российских граждан, которых на служебном автобусе вывезли в город за покупками. Приметы русского: рост выше среднего европейского, светловолосый, возраст 40–50 лет, одет в сафари.

Радов проверил журнал, где ведется ежедневный учет перемещений наших людей из посольства в город и обратно. В тот день на шопинг организованно выезжали жены дипломатов и административных работников, а также трое мужчин – специалистов из различных ведомств. Среди них названным приметам соответствовал только один – подполковник О.

Андрей был знаком с ним по совместным играм на волейбольной площадке и заметил, что в последнее время тот при встречах как-то уж очень внимательно заглядывает ему в глаза, будто пытаясь прочитать в них намек на возникшие подозрения. Сразу можно сказать, что это было бесполезным занятием. За годы участия в различных собраниях Радов в совершенстве овладел техникой управления своим лицом, которое при необходимости становилось непроницаемым и никоим образом не выдавало его отношения к тому, что звучало с трибуны.

Доложил руководству. Сигнализировали в Москву. Ответ был ожидаемо сдержанным: осторожно наблюдать, ничем не выдавать, ничего не предпринимать до особых указаний. Оно и понятно. Нельзя было исключать, что наши военные ведут свою игру, хотя Радову не очень в это верилось, поскольку на фоне недавно прогремевших на весь мир перебежчиков «наживка» выглядела слабовато, к реальным секретоносителям относилась с большой натяжкой, и американцев могла не заинтересовать.

«А с куратором сцепился напрасно», – подумал он, – «в чем, а, главное, зачем хотел убедить? Получается, вроде как оправдывался…Будь я на прежнем месте службы, наверняка внимательнее прислушался бы к моим доводам…».

Лубянка

Поступившая из Петербурга информация по итогам беседы с профессором Алексеевым окончательно убедила Попова в том, что надо срочно созывать межведомственное совещание для выработки согласованных подходов в деле похищенного россиянина и крупных ценностей, дабы оно не переросло в серьезную международную проблему. Для начала он зарядил Прокуратуру, по закрытой оперативной связи пообщался с коллегами из СВР, позвонил в МИД и уже третий день наседал на МВД, чтобы его МУРы и РУОПы «порвали в клочья» рынки в районе проживания Игоря и Татьяны Найденовых. Как и следовало ожидать, милиция только разводила руками, ссылаясь на засилье всех видов организованных преступных группировок, пользующихся поддержкой в некоторых «околополитических сферах». Правда, за эти дни удалось несколько сузить круг поисков. Из бурлящей массы конкурирующих между собой «гольяновских», «перовских», «ореховских», «щелковских» и пр., и пр. братковых единений, которые крышевали разнокалиберный бизнес, были выделены, в первую очередь, имевшие выходы на зарубежье. Среди них блистали «измайловские», создавшие ряд предприятий по производству ювелирных изделий из драгметаллов и камней, с их недавно убитым казначеем Лю Чжи Каем по кличке «китаец». Засветились на связях с Востоком «солнцевские», а также некоторые группировки «афганцев». Ну, а в Подмосковных лесах была обнаружена брошенная грязно-белая «Волга», облитая бензином, но почему-то не «кремированная». Машина, естественно, числилась в угоне. Изнутри буквально заляпана отпечатками пальцев, по объединенной базе данных не проходящих.

Листая оперативную сводку, Попов среди ставших привычными сигналов о коррупции должностных лиц, случаях вымогательства и разбоя на крупных промышленных предприятиях наткнулся на сообщение, которое его особо заинтересовало: «Гражданка России Тимченко Елена Леонидовна, 1975 года рождения, задержана китайскими властями в аэропорту г. Куньмин (провинция Юньнань) за попытку нелегального провоза 960 г героина из района «Золотого треугольника» с территории Мьянмы. При аресте она предъявила паспорт на чужое имя, т. к. ее собственный был «засвечен» при предыдущем задержании в Шанхае за занятие проституцией. В ходе следствия установлено, что она является одним из наркокурьеров крупной преступной группировки граждан стран СНГ по доставке героина на Дальний Восток Российской Федерации. Местные власти приговорили ее к смертной казни с отсрочкой на два года. Находится в тюрьме вышеназванной провинции КНР. В содеянном не раскаивается».

Попов по селектору вызвал заведующего своей приемной.

– Быстренько подготовьте мне справку по «Золотому треугольнику» и роли Мьянмы в этой геометрии. Да, еще свяжитесь с коллегами в Петербурге, пусть срочно предупредят профессора Алексеева о возможном интересе к его персоне со стороны преступных элементов, ну, и сами приглядят за его окружением, пока он оформляет командировку в Москву. О малейших подозрительных моментах докладывать незамедлительно.

Еще один звонок.

– Татьяна, привет. Как ты там? Работаешь? Скучаешь? Про Игоря пока ничем не обрадую. Ищем. Набирай спортивную форму, она тебе может пригодиться.

Ура, Шива!

Поздняя осень в Подмосковье тоже бывает привлекательной, особенно если ее проводить в комфортном генеральском санатории бывшего КГБ. Не обязательно в амплуа отдыхающего, а, например, в качестве медсестры физиотерапевтического кабинета, кем и была оформлена Татьяна Найденова на период… А на какой период?! Сколько ей тут куковать? Как помочь Игорю, если он, конечно, жив? Так и подмывало перелопатить все рынки Москвы и найти ту лавку, в которую муж отнес аккумулятор… Ну, а дальше что? Скрутят и тебя. Но ведь люди же кругом, можно закричать, позвать на помощь, ворваться в помещение, а там Игорь связанный… Щас! Наивные фантазии. А если там одни бандюки бродят?

Терзая себя этими думами, Таня механически выполняла свою немудреную работу – проводила санобработку аппаратуры для ингаляций и одновременно «отпускала процедуры» по надвенному облучению крови.

Голос из тамбура – Тань, готова? Принимай пациента.

– Хорошо, проходите, пожалуйста, книжечку санаторную оставьте на столе.

В кабинет вошел улыбающийся румяный старичок, потянул носом.

– О, запах хлорки для меня лучшая ароматерапия, обожаю запахи санитарии и всяких антисептиков, особенно карболки и Деттола.

– Надо же, впервые вижу любителя больничной атмосферы. А что такое Деттол?

– А вот помотались бы с мое, лет тридцать, в заразных тропиках, тоже полюбили бы эти запахи здоровья. Ну, а Деттол – универсальный антисептик, производят на Западе, а используют чаще всего на Востоке, начиная от обработки ран вместо йода, который во многих странах запрещен, до полоскания горла и мытья полов.

И отнюдь не только в больницах, но и в 5-звездочных отелях. Как сейчас помню, этим зельем и ароматизированной карболкой насквозь пропах роскошный «Шератон» в Дакке – знаете столицу Бангладеш? – а еще хлеще этим благоухает хрущевский отель «Иньялейк» в Рангуне.

– Ой, я тоже была в этой гостинице, – вырвалось у Татьяны… Поняв, что сболтнула лишнего, она засуетилась у кушетки, приглашая старичка укладываться и подставлять руку для крепления лазерного излучателя. Однако тот, кажется, впервые остановил на ней изучающий взгляд.

– С родителями, что ли, там была?

Темнить в этих местах и с этими людьми – себе дороже. – Да нет. Студенческая практика. Работала переводчиком на нашей торгово-промышленной выставке, ну, а жили в «Иньялейке»; замечательная гостиница, я у нас таких не видела.