– А к вам я забежал, чтобы передать: мол, не волнуйтесь, никуда вас не вызовут. Дело, как говорится, закончено. Ну, извините за беспокойство, я пошёл.
Он взял чемоданчик, помахал мне – почему-то только мне! – хлопнул в ладоши и… пропал.
Ганя рванулся к двери, распахнул её, выбежал во двор, потом вернулся, сказал расстроенный.
– Никого.
– А ты догнать его хотел? – усмехнулся я. – Напрасный труд. Когда мы им снова понадобимся – не дай бог, скоро! – они сами нас найдут.
Я не ошибся. Но это уже совсем другая история.
3. Аномалия
Однажды в жизнь каждого человека приходит нечто странное, непонятное, почти мистическое. А может, и без «почти» – просто мистическое. Ну попробуйте, пошарьте в памяти, напрягитесь, вспомните – и тогда всплывёт наружу тот самый заветный случай, который не объяснит ни физика, ни философия, ни логика ваша замечательная, и придётся вам всерьёз подумать о некой «высшей силе». О её происках. А ведь нет её, нет – доказано научно, в неё сейчас даже бабки не верят и лишь по ветхой привычке ставят жёлтые свечки у жёлтых иконных риз.
Давайте назовём это странное «аномалией» – красивым заграничным словом. Давайте назовём его так и признаем, что аномалия эта самая существует повсеместно. Как говорится, киньте в того камень, кто безгрешен. То есть не страдал от аномалии. Нет таких на нашем реальном белом свете – и точка. Другое дело, что проявляется она по-разному: у кого побольше, у кого – чуть-чуть. А у кого-то от красивого заграничного слова дрожат коленки. Не в переносном смысле – буквально.
Вот я, например, виляю коленками целый день. То есть, если быть точным, полдня, ибо поначалу я свою аномалию не замечал, потом не принимал всерьёз, усмехался с опаской и себя успокаивал: мол, бывает же ерунда, ничего страшного, прими снотворное и спи до утра. А потом всё началось, как пишут в классических романах, с новой силой, и вот тут-то я испугался.
Но в чём же дело? Что заставило меня «праздновать труса», как пишут в тех же романах?
А началось всё с того, что утром я отправился к себе в редакцию. Вышел из подъезда, завёл «Жигулёнок», порулил задом сквозь строй «проклятых» автособственников и ненароком вспомнил о портфеле с рукописью статьи, забытом в квартире. Ну, тормознул, глушить двигатель не стал, пошёл за портфелем.
– Теперь пути не будет, – недружелюбно сказала жена.
Она не любила, когда я возвращался с полдороги: над ней довлела темнота её далёких суеверных пращуров.
– Не говори глупостей, – не менее недружелюбно сказал я.
Мои пращуры, по моему убеждению, были высококультурными передовыми людьми.
Я кинул портфель на заднее сиденье и врубил первую передачу. Сначала я выехал со двора через арку, поехал по Лесной вдоль трамвайных путей, честно постоял у светофора, перемахнул через Новослободскую и вырулил на Палиху. Тут меня подстерегла мелкая неприятность в виде запрещающего знака, более известного под названием «кирпич»: на Палихе вскрыли асфальт и прокладывали трубы, Тогда я развернулся, въехал на Сущевскую и снова затормозил: на столбе торчал «кирпич», а за ним ревел бульдозер и командовал некто в бумажной шапке, видимо мастер. Дорожники прилежно выполняли план. Предсказание жены сбывалось.
Я посмеялся над забавным совпадением, опять развернулся и через Пушкинскую и Трубную площади добрался до Цветного бульвара. Около пельменной стояли две «Волги» – обе здорово побитые, жёлтый фургончик ГАИ, и несколько милиционеров сосредоточенно гуляли по мостовой.
Пути не было.
Вежливый старшина разъяснил мне, что на Садовое кольцо я могу успешно выехать через Трубную улицу.
– Я не хочу на Садовое, – взмолился я. – У меня редакция на Цветном бульваре у Самотеки, знаете?
Старшина знал, но знание его ничего не изменило.
– Подождите полчасика, – сказал он, – тогда и проедете. А хотите – оставьте машину здесь, потом подгоните.
Второй совет был разумным, и, заперев машину, я пошёл к редакции пешком. Пробыл я там недолго-час или полтора, а когда вышел обратно на улицу, то увидел своего вездесущего соседа Ганю. Он стоял у стенда с газетой и ел мороженое-трубочку за двадцать восемь копеек.
– Ты что здесь делаешь? – спросил я.
– Людку жду, – сообщил он. – Мы в «Мир» идём на венгерский детектив со жгучими тайнами.
– Проводи до машины. Есть время?
– Время-то есть, – согласился он. – А что это вы невесть где машину бросаете?
– Авария была, – объяснил я, – ну и не пускали. Да это здесь рядом, не утомишься…
Мы неторопливо шли – дело к осени, погода тёплая, куда спешить-то? – беседовали о возвышенном. Ганька лизал мороженое, рассказывал байки о тяжёлой студенческой жизни.
– Говорят, на экзамен идти – надо пятак под пятку положить, – делился он, – а накануне, соответственно, не бриться, не мыться. Очень помогает…
– Это точно, – не возражал я. – Особенно если долго не мыться: ни один преподаватель не выдержит.
– Вам всё смешки, – обиделся студент, – а приметы эти проверены временем. И лучшими людьми.
Я уже забыл о своём утреннем приключении с приметой.
– Всё фольклор, – беспечно резвился я, – бабкины бредни. Стыдно, физик, и одновременно тревожно за твой пошатнувшийся моральный облик. Ландау в приметы не верил.
– А Эйнштейн верил, – упрямо тянул Ганя, – и Крукс верил.
Из открытой двери подъезда вылетела чёрная кошка, пронеслась перед нами, довольно смело перемахнула проезжую часть и скрылась за чугунным заборчиком бульвара. Ганя остановился и сказал торжествующе:
– Кошка!
– Вижу, – не стал спорить я.
– Чёрная, – продолжил объяснения Ганя.
И здесь я не нашёл возражений:
– Очень точное наблюдение.
– Я дальше не пойду, – объявил Ганя. – Чёрная кошка – к несчастью.
– К большому или маленькому?
Ганя помялся:
– Не знаю… К маленькому, наверно…
– Так что ж, обратно пойдём?
– Нет, почему? Надо подождать, пока кто-нибудь раньше нас пройдёт здесь, и… заклятье снято.
– А если я первый пройду?
– Валяйте, – разрешил Ганя. – Вам же хуже…