– Он требует превентивных мер против розовых «облаков».
– Вы расскажете об этом в своих газетах. Прошу задавать вопросы.
– Что вы скажете, если некоторые делегации в ООН потребуют карательных санкций против пришельцев?
– Я не военный министр, чтобы отвечать на подобные требования.
– А если бы вы были военным министром?
– Я не мечтаю о такой карьере.
Смех и аплодисменты были ответом зала. Мак-Эду поморщился: он не любил театральных эффектов. Даже не улыбнувшись, он молча сел, поскольку сраженный вопрошатель тоже умолк.
Но его уже сменил следующий. Он не рискнул состязаться в красноречии с Мак-Эду и выбрал другую жертву.
– Вопрос профессору Зернову. Согласны ли вы с тем, что действия розовых «облаков» могут угрожать человечеству?
– Конечно, нет, – тотчас же откликнулся Зернов. – До сих пор «облака» не причинили никакого вреда людям. Исчезновение земных ледяных массивов только улучшит климат. Никакого ущерба не было нанесено ни природе, ни делу рук человеческих.
– Вы на этом настаиваете?
– Безусловно. Единственный ущерб – это табуретка, исчезнувшая в Мирном вместе с моим двойником, и автомобиль, оставленный Мартином в моделированном Сэнд-Сити.
– Какой автомобиль?
– Когда?
– Где Мартин?
– Мартин приезжает сегодня вечером. (Это – Мак-Эду.)
– Разве он был в Сэнд-Сити?
– Спросите у него самого.
– Откуда профессору Зернову известно об исчезнувшем автомобиле Мартина?
Мак-Эду обернулся к Зернову с молчаливым вопросом: будет ли он отвечать? Зернов сказал:
– Мне известно это лично от Мартина. Сообщать о подробностях не уполномочен. Но думаю, что старая табуретка и подержанное авто не слишком большой ущерб для человечества.
– Вопрос профессору Зернову! – опять крикнули в зале. – Как вы относитесь к заявлению адмирала, что двойники – это пятая колонна пришельцев и вступление к будущей галактической войне?
– Считаю, что адмирал начитался фантастических романов и выдает их за действительность.
– Вопрос к автору фильма Анохину. Адмирал считает, что вы двойник и ваш фильм снят двойником, а эпизод гибели вашего двойника в фильме – это гибель самого Анохина. Чем вы докажете, что это неправда?
Я только плечами пожал: чем бы я мог это доказать? Вместо меня ответил Мак-Эду:
– Анохину незачем это доказывать. В науке есть незыблемая «презумпция установленного». Ученым нет нужды проверять и доказывать ложность какого-то голословного утверждения, пусть автор докажет его истинность.
В зале снова зааплодировали. Но долговязый и плоский, как доска, Мак-Эду на этот раз оборвал аплодисменты:
– Здесь не спектакль, господа.
– А что скажет о Томпсоне председатель? – ответили в зале. – Вы целый год работали с адмиралом в антарктической экспедиции. Ваше впечатление о нем как об ученом и человеке?
– Первый обращенный ко мне разумный вопрос, – усмехнулся в усы Мак-Эду. – К сожалению, не смогу удовлетворить любопытство спрашивающего. Мы работали с адмиралом в одной экспедиции и в одном географическом пункте, но в разных областях. Он – администратор, я – астроном. Почти не сталкивались. Он не проявлял особого интереса к моим астрономическим наблюдениям, я – к его административным способностям. Полагаю, что он и сам не претендует на звание ученого, во всяком случае научные труды его мне неизвестны. Как человека же я его почти не знаю, хотя убежден, что он действует честно и не в интересах корысти или политики. Он не пристегнулся ни к антикоммунизму, ни к предвыборной президентской кампании. Все, что он проповедует, основано, по-моему, на ложном предубеждении и ошибочных выводах.
– Как же, по-вашему, должно поступить человечество?
– Рекомендации даст конгресс.
– Тогда у меня к вам вопрос как к астроному. Откуда, по-вашему, прибыли к нам эти чудовища?
Мак-Эду впервые засмеялся искренне и непроизвольно.
– Не нахожу в них ничего чудовищного. Они похожи то на всадника или стреловидное крыло самолета, то на очень большой и красивый цветок, то на розовый дирижабль. Эстетические каноны в нашем и их понимании, вероятно, различны. А откуда они прибыли, мы узнаем, когда они сами пожелают ответить нам на этот вопрос, если, конечно, мы сумеем его задать. Возможно, из соседней с нами звездной системы. Может быть, это туманность Андромеды, может быть, туманность в созвездии Треугольника. Гадать бессмысленно.
– Вы сказали: когда они сами ответят. Значит, контакт возможен?
– Пока ни одна из попыток сближения не дала результатов. Но контакт достижим, я убежден в этом, если они живые разумные существа, а не биосистемы с определенной программой.
– Вы имеете в виду роботов?
– Я не имею в виду роботов. Я говорю о программных системах вообще. Тогда контакт зависит от программы.
– А если это самопрограммирующиеся системы?
– Тогда все зависит от того, как меняется программа под влиянием внешних воздействий. Попытки контакта – это тоже одно из внешних воздействий.
– Вопрос к автору фильма Анохину. Вы наблюдали самый процесс моделирования?
– Его нельзя наблюдать, – сказал я, – человек находится в коматозном состоянии.
– Но ведь на ваших глазах возникла копия снегохода. Гигантская машина из пластмасс и металла. Откуда она возникла, из каких материалов?
– Из воздуха, – сказал я.
В зале засмеялись.
– Ничего нет смешного, – вмешался Зернов. – Именно из воздуха. Из неизвестно каких и каким образом внесенных в него элементов.
– Значит, чудо? – Вопрос прозвучал явной насмешкой.
Но Зернов не смутился.
– Чудесами считали когда-то все необъяснимое тогдашним уровнем знаний. Наш уровень тоже допускает необъяснимое, но он предполагает, что объяснения будут даны в ходе дальнейшего научного прогресса. А поступательное его движение уже сейчас допускает возможность предположить ориентировочно в середине или конце будущего века воспроизведение предметов с помощью волн и полей. Каких волн и каких полей – это, конечно, уровень знаний будущего. Но лично я, например, убежден, что в том уголке космоса, откуда прибыли к нам эти существа, наука и жизнь, вероятно, уже достигли такого уровня.