Тёмный легион

– Вот как, – испугался Цент. – Тогда ну его. Выброшу.

Владик встрепенулся, готовясь перехватить брошенный продукт в полете и потребить, пока не успели отнять. Но он недооценил жестокость изверга. Потому что непонравившийся Машке зефир Цент бросил не куда-нибудь, а прямо в огонь костра.

– Пусть горит, – прокомментировал свои действия Цент. – Чтобы никто случайно не подобрал и не отравился.

Наполнив чайник снегом, Машка повесила его над огнем, а сама продолжила трапезу. В Цента суп уже не лез, даже расстегнутый ремень не спасал. Тяжело отдуваясь, он привалился спиной к стене, пошарил по карманам и вытащил сигареты. Прикурив от извлеченной из костра головешки, изверг с наслаждением затянулся дымом, выпустил его изо рта вместе с паром, после чего случайным образом его взгляд натолкнулся на Владика.

– А ты что там сидишь, как чужой? – спросил Цент.

– Я? – испугался Владик, небезосновательно ожидая очередную порцию издевательств.

– Ты, ты. Тебе что, особое приглашение требуется?

Владик ушам своим не поверил – изверг приглашал его к столу. Давненько такого не случалось. Неужели в бездушной скотине пробудилась доброта? Крепко же она спала, так крепко, что создавалось впечатление, будто ее и вовсе нет.

– Ну, иди! Чего ты тупишь? – проворчал Цент.

Владики вскочил на ноги и бросился к котлу, на ходу выхватывая из кармана шумовку. Прошлой ночью он старательно залепил все дырки в ней старой жвачкой, как чувствовал, что столовый прибор ему скоро пригодится. Неужели сегодня ему выпадет неземное счастье похлебать горячего супа с тушенкой?

До котла с супом оставалось два шага, когда Цент вдруг возмущенно спросил:

– Ты куда прешь?

– Я? – опешил Владик. – Но ты же сам сказал….

– Я имел в виду, чтобы ты без дела не сидел, а залез повыше и осматривал окрестности. Зомби не дремлют, безопасность превыше всего. А ты что подумал?

Владик всхлипнул, утер ладонью брызнувшие из глаз слезы разочарования, и, спрятав шумовку обратно, побрел исполнять приказ бездушной скотины. Зря он думал, что у Цента проснулась доброта. Такого просто не могло быть, ибо нечему там просыпаться.

Чуть поодаль от их лагеря возвышалось здание коровника. К одной из стен хлева была прислонена старая деревянная лестница, знававшая лучшие дни. Взбираться по ней было небезопасно, но Владик, подумав о возможности падения и риске получить травмы, лишь грустно усмехнулся. Ему ли чего-то бояться?

Лестница выдержала. По ней Владик взобрался на местами просевшую, а местами и обвалившуюся крышу, поднялся во весь рост и огляделся окрест. Вокруг развалин колхоза простерлись белоснежные поля. Тишина стояла фантастическая, будто весь мир вымер. Так оно, впрочем, и было.

Не обнаружив никакой опасности, Владик расчистил снег на крыше и присел на холодный шифер. Простыть не боялся, ибо это уже давно произошло. Что и не удивляло, ибо если в холод ходить в легкой осенней курточке, тонких штанишках и летних кедах, то не выдержит никакое здоровье, а у Владика, к тому же, иммунитет уже давно был ослаблен непрекращающимся стрессовым состоянием и скудным питанием.

Шмыгая носом и покашливая, дозорный сидел на крыше, вздрагивал от холода и пронизывающих порывов ветра, и старался наскрести в своей душе хотя бы горсточку позитива. Суицидальное настроение не покидало Владика уже давно, жизнь стала ему немила. Отчаянно хотелось перемен к лучшему, но умом понимал, что тем неоткуда взяться. Цент как был садистом лютым, таковым и остался. Машка раньше его иногда жалела, а теперь просто перестала обращать внимание. На свете, помимо них, были и другие люди, но тоже немногим лучше нынешних его спутников.

Владик мечтал найти секретный бункер, полный съестных припасов, с генератором и безграничным запасом топлива. Он бы заперся там один, и был бы счастлив. А если бы туда притащить компьютер с дюжиной любимых игр, то это уже даже неплохо, это уже даже очень хорошо. Главное, чтобы в бункере была очень прочная железная дверь. Такая дверь, какую не сможет разрушить ни ядерный взрыв, ни даже Цент.

От сладостных мечтаний о волшебном бункере Владика отвлек шум мотора. Повернув голову на звук, он увидел их автомобиль, выезжающий с территории колхозного комплекса. В первое мгновение Владик ничего не понял. Почему машина уезжает? Куда она? Цент ли решил доехать до ближайшей деревни и поискать самогон, или Машка отправилась по каким-то своим делам? Но затем он глянул вниз, на лагерь, и у него остановилось сердце. Костер был засыпан снегом, все вещи исчезли.

– Что? Куда? – всполошился Владик, вскакивая на ноги. – Эй! Стойте!

Он начал подпрыгивать на крыше, размахивая руками, чтобы привлечь внимание своих спутников, но автомобиль продолжал мчаться по полю с той же скоростью. Недобрые предчувствия охватили Владика. Рискуя сорваться, он быстро спустился по лестнице на землю и прибежал в лагерь. На месте костра возвышалась кучка набросанного снега, рядом с ней лежала его шипастая булава с намотанным на нее длинным теплым шарфом.

Владик, всхлипывая, выбежал в поле, все еще надеясь, что это очередная злая шутка изверга, но автомобиль уже скрылся из виду. Машка и Цент уехали, бросив его здесь.

Минут десять страдалец стоял на месте, с надеждой и мольбой вглядываясь в пространство. Все ждал, что вот сейчас на горизонте появится черная точка, разрастется до размера автомобиля, а затем наружу вылезет изверг, весело заржет над своей изуверской шуточкой, и велит лезть на заднее сиденье. Но время утекало, он замерзал все сильнее, а спутники, коварно покинувшие его, так и не вернулись. Ужасные подозрения овладели Владиком. В голову прокралась догадка, что все произошедшее отнюдь не является шуткой. То есть, в сатанинском представлении Цента это, возможно, и была шутка, ведь так весело бросить человека одного на верную смерть – бездна позитива гарантирована. Но Владику почему-то не было смешно. Ему было до одури страшно.

Топтаться на месте и дальше было бы форменным самоубийством, и Владик, рыдая от жалости к себе, вернулся к засыпанному снегом кострищу. Шарф, оставленный ему вместе с булавой, он намотал на голову вместо шапки, но от этого ему не стало лучше. Холод пробирал до костей, а ведь сейчас день. Что же будет ночью, когда мороз окрепнет? Владик знал, что будет. Будет страшная смерть программиста, садистски умученного людоедом из девяностых.

Порывшись в кострище, Владик убедился, что там не осталось ни одного тлеющего уголька. Все правильно, так и должно было быть. Изверг желал ему смерти, и отнюдь не хотел, чтобы программист имел возможность согреться у огня. Владик с надеждой пошарил по карманам, но там ожидаемо не было спичек. Он так привык, что все проблемы решает кто-то другой, что даже не держал при себе элементарный набор предметов первой необходимости.

Без огня, в легкой одежде, он был обречен. Уже сейчас он не чувствовал пальцев рук, а ступни в летних кедах одеревенели и не гнулись. Владик пробовал плакать и кричать, но это не помогло. Теперь уже отпали последние сомнения в том, что он брошен навсегда, и остался один на один с суровым и диким миром. Миром, где последних добрых людей злодей Цент вчера поубивал битой.

Обычно в такие моменты Владик впадал в пассивное отчаяние, но здесь и сейчас оно означало смертный приговор. Сидеть и ждать спасения неизвестно откуда не стоило, потом что ему неоткуда прийти. Нужно спасаться самому. А для этого следовало найти теплую одежду, укрытие на ночь, и, самое главное, источник огня. О том, что было бы неплохо отыскать и еду, Владик старался не думать. Ему и первые три пункта казались невыполнимыми.

Оставаться на развалинах колхоза не имело смысла. Отсюда Владик знал только одну дорогу – обратно, в мертвую деревню, которую они проехали по пути. Там наверняка можно найти и одежду, и спички. Да и дома теперь все стоят бесхозные, пользуйся любым. Была лишь одна проблема – в населенных пунктах обычно обитали зомби. И если Цент с Машкой уже успели записать на свой счет несколько тысяч живых мертвецов, то Владик за весь период зомби-апокалипсиса не убил ни одного. Дело было даже не в том, что процесс убиения зомби являлся неимоверно трудным. На самом деле, по одному они не представляли особой опасности, были медлительны и глупы, но у Владика от одной мысли о предстоящем поступке отказывали и руки и ноги. До сих пор удавалось благополучно прятаться за спинами Цента и Машки, на чью долю выпадала вся грязная работа, но теперь…. Что ж, теперь выбора нет. Если он хочет выжить, а таковое желание по-прежнему теплилось в его душе, нужно научиться делать все самому.

Владик понял, что зря тратит время. Зимние дни короткие, а ночи холодные. Нужно добраться до деревни и найти убежище, и сделать это до того, как на мир опустится тьма. Он очень боялся мертвецов днем, но гораздо сильнее ночью. Лучше бы закончить все дела засветло.

Собираться особо не пришлось, из имущества у Владика было лишь то, что на нем. Он уже хотел выступить в путь, но тут взгляд его зацепился за лежащую на снегу булаву. Проклятая палица была тяжела как крест господень, да и орудовать ей Владик толком не мог – не хватало сил. Но все же это было лучше, чем столкнуться с мертвецами, не имея в руках ничего. В конце концов, разве он не сможет сделать замах и обрушить это адское приспособление на голову зомби? Одного удара хватит, даже если не вкладывать в него собственную силу. Владик подумал, и решился. Тяжело тащить эту дуру, но безопасность превыше всего.

С булавой на плече Владик побрел через поле по следам автомобиля бросивших его спутников. Где-то в глубине души еще жила робкая надежда, что за ним вернутся, но здравый смысл советовал к ней не прислушиваться. Конечно, все это могло быть каким-то садистским испытанием, и Цент приедет за ним. Но вот когда? А что, если завтра? Или через неделю? Он и грядущую-то ночь не переживет, если не найдет укрытие и не добудет огонь.

Мертвая деревня маячила на горизонте группой заснеженных крыш, и как будто отдалялась по мере того, как Владик приближался к ней. Несчастный программист вспотел и выдохся, плечи болели от треклятой булавы, а поле словно разрослось до размеров галактики. Зато он согрелся, но и это не радовало. Теплота слишком дорого стоила. Следовало все время двигаться, а Владик не привык к столь активному образу жизни. Ну а его организм привык к этому еще меньше. До зомби-апокалипсиса Владик вел интеллектуальный образ жизни: играл в компьютерные игры, сидел на сайтах с бесплатной порнографией…. На улицу-то выходил раз в неделю, а то и реже. Его ведь никто не предупредил, что скоро привычному миру настанет конец, и придется бороться за выживание не в виртуальном пространстве очередной РПГ, а в суровом и жестоком реале.

Реал Владик никогда не любил, в первую очередь за его возмутительно несправедливое устройство. Тот во всем проигрывал РПГ игре. Например, в реале нельзя было в случае смерти начать с последнего сохранения, что напрочь убивало желание подвергать себя какому либо риску. Если в РПГ накапливаемый опыт улучшал характеристики и открывал новые способности, то в реале он давал лишь новую порцию разочарований. Точно так же обстояли дела и с игровым процессом. В РПГ основным занятием было интересное и увлекательное убийство всевозможных врагов с последующим выворачиванием карманов оных. Добытые трофеи можно было использовать для личных нужд, либо же выгодно продать. Каждое действие в мире РПГ было наполнено смыслом. Убивая, ты обретал опыт и добычу, продвигался по сюжету и получал море удовольствия. И при этом не подвергался никакому риску. В противовес этому, реал предлагал унылое существование, наполненное ежедневным посещением тошнотворно-неинтересной работы, вынужденным общением с неприятными тебе людьми, и все это только для того, чтобы заработать денег на еду и одежду. При этом еда не восстанавливала здоровье, а купленная за рубли одежда не защищала от физических атак, огня, электричества и черной магии. Летом годилась лишь на то, чтобы прикрывать наготу, а зимой слегка защищала от холода. Да и как защищала-то! Если просто мороз на улице, то еще туда-сюда, а вот если маг в тебя ледяным копьем кинет, тут никакой пуховик не спасет.

Еще в игре был один важный плюс: ее в любой момент можно было поставить на паузу. В реале подобные штуки не прокатывали. Жизнь приходилось жить непрерывно. Владик в настоящий момент с огромным удовольствием приостановил бы свое существование, дабы сделать перерыв на кофе с эклерами, предварительно закинувшись парочкой матерых гамбургеров. Еще было бы неплохо поставить телепорт в какое-нибудь тихое и безопасное место, подальше от зомби, холода и Цента.

Вспомнив о Центе, Владик невольно вздрогнул. Эта скотина злая последние полгода только и делала, что издевалась над беззащитным программистом. Одним голодомором дело не ограничивалось, но именно пытка голодом была для Владика самой мучительной. Цент позволял ему питаться ровно в таком объеме, чтобы жертва не протянула ноги, но не более того. Да и съесть позволял лишь что-нибудь невкусное. Так, к примеру, Владик целый позапрошлый месяц был кормим луком. Эти тридцать лучных дней едва не свели страдальца в могилу. Он и раньше лук не любил, а теперь к горлу бросалась тошнота при одном только его упоминании. Добавилась еще одна психологическая травма в богатейшую коллекцию Владика, которая насчитывала уже тысячи превосходных образцов мученичества и страдания.

Постоянный голод, непрекращающиеся моральные унижения, разного рода физические пытки, всякий раз новые, оригинальные и неизменно ужасные – вот что составляло последние полгода его жизни. Зомби волновали Владика меньше всего, Цент об этом позаботился. На фоне изверга живые мертвецы не выгляди чем-то кошмарным или невозможным.

Владик вдруг остановился и удивленно огляделся по сторонам, будто пробудившись от долгого страшного сна. Да о чем он, в сущности, горюет? Его бросили? Дудки! Его отпустили на волю! Пусть Цент и защищал его от зомби, но плата за эту защиту была непомерной. Владик вдруг осознал, что впервые за долгие месяцы ада он счастлив. Ведь рядом больше не было этой кары божьей. А зомби… ну, да, они опасны, но если проявлять осторожность и разжиться подходящим оружием, ничего сложного в их уничтожении нет. Да и выжить самостоятельно будет куда проще. Вокруг всего полно – разных вещей, припасов. Зомби ничем этим не пользуются. Зато теперь никто не станет держать его на голодном пайке, руководствуясь своими садистскими наклонностями. Вся еда, которую он найдет, будет его. Вся!

У Владика слюни брызнули на три метра, когда он в красках представил себе, как обнаружит целый ящик тушенки. Были времена, когда в эротических грезах ему мерещилась Машка, ну и еще ряд девиц повышенной сексуальности, а в последнее время он стал до оргазма мечтать о еде. До чего довел его палач из девяностых! Он чуть было сам не превратился в зомби. Слава богу, теперь весь этот ужас в прошлом. Нужно не печалиться, но ликовать. А если Цент думает, что брошенный им программист в одиночестве неминуемо пропадет, то он жестоко ошибается.

Переполненный решимостью не пропасть назло извергу, Владик бодро зашагал к деревне. Он забыл об усталости, забыл о боли, даже забыл о том, что надо бояться мертвецов. Одна лишь надежда на то, что в поселке его ждет сытость, прекрасное, почти забытое ощущение, наполняла мышцы энергией, а душу мужеством.

До деревни он добрался в тот момент, когда начали сгущаться сумерки. Короткий зимний вечер грозился смениться темной ночью. Поскольку небо было затянуто тяжелыми темными тучами, грозящими вот-вот прорваться снегопадом, рассчитывать на свет Луны и звезд не приходилось. Впереди ожидалась тьма. Жуткая, непроглядная тьма. Владика вдруг охватил липкий ужас при одной только мысли, что он окажется в этой тьме посреди деревни. В поле, по крайней мере, было чуть светлее, да и не подкрадешься там к нему незаметно, все вокруг хорошо просматривается. Но остаться на просторе было невозможно. Мороз усилился настолько, что не спасала даже быстрая ходьба, да и сил осталось немного. Владик понял, что выбора у него нет. У него один путь – в деревню. Есть там зомби или нет, это еще вопрос, но, оставшись на ночь в поле, он околеет без вариантов. А умирать почему-то не хотелось.

Деревня выглядела так, будто некое бедствие постигло ее задолго до зомби-апокалипсиса. Это был придаток торжественно почившего в девяностые колхоза, место хранения трудовых ресурсов, которые вдруг оказались невостребованными. Молодежь либо спилась, либо разбежалась, а большая часть стариков вымерла за годы порядка и стабильности. Возможно те мертвецы, которых прикончили Цент с Машкой, были единственными обитателями этого населенного пункта. Владику, во всяком случае, очень хотелось, чтобы это было правдой.

Крайний дом Владик миновал без раздумий – тот стоял без окон и без дверей, с частично разобранной крышей и заваленным забором. Следующее жилище выглядело не лучше. Дальше дорога вползала в довольно узкую улицу, извилисто пролегшую между заборами. Владик двигался медленно, часто останавливаясь и прислушиваясь к вою ветра и стуку собственного сердца. Никаких иных звуков не долетало из внешнего мира.

Он дошел до прилично выглядевшего забора, над которым возвышалась крыша дома. Толкнув ногой калитку, Владик заглянул во двор. Там никого не оказалось. Программист просочился внутрь, и долго стоял, вновь прислушиваясь и разглядывая все темные углы. Под сенью виноградника ему почудился какой-то силуэт, и Владик едва не отдал богу душу от ужаса, пока не понял, что это не более чем игра света и тени.

Дом выглядел неплохо, двери и окна были на месте. Осторожно ступая по хрустящим под снегом сухим листьям, Владик подкрался к крыльцу. Входная дверь была слегка приоткрыта, сквозь щель в прихожую намело немного снега. Тот лежал ровным слоем, и никаких следов, человеческих либо звериных, на нем не было. То же самое касалось и крыльца. Разумеется, это ни о чем не говорило, ведь мертвецам не надо каждый день выходить из дому по разным, присущим живым людям, нуждам. Они запросто могут хоть месяц, хоть два, стоять себе внутри, привалившись к стене, и выжидать. Владик сам такое видел, когда они с Центом и Машкой влезли в отделение полиции в поисках оружия и боеприпасов. Там, в изоляторе, как раз и был такой мертвец. К тому времени прошло уже четыре месяца с момента зомби-апокалипсиса, а этот фрукт и не думал разлагаться, хотя определенные перемены в нем все же произошли. И, тем не менее, надежда на то, что зомби сгниют естественным путем за два-три месяца, не оправдалась. Мертвецы со временем лишь слегка усыхали, их кожа приобретала темно-коричневый оттенок, вытекали глазные яблоки, зато в движениях появлялась какая-то хищная стремительность. Нынешние зомби были куда опаснее тех, что бродили по улицам городов в самом начале конца света. Они уже двигались довольно быстро, а неделю назад Владик своими глазами видел бегущего мертвеца. Напрашивался леденящий душу вывод, что эти твари как-то учатся и осваивают новые навыки.

На самом деле, о природе зомби было известно очень мало. Члены Последнего ордена, перед тем как их всех убил Цент, рассказывали, будто мертвецов оживляют навьи, что вселяются в их тела. Владик плохо представлял себе, что такое навьи, но тот факт, что эти существа прибыли из мира мертвых по приказу Кощея, уже характеризовал их с резко отрицательной стороны. Вполне возможно, что эти навьи постепенно осваиваются в новом для себя мире, и, чего доброго, со дня на день зомби начнут демонстрировать наличие разума. Вот тогда действительно наступит конец всему живому. Тогда не устоят даже такие железобетонные субъекты, как Цент. А уж о нем самом и говорить нечего – слопают в первый же день.

Владик постарался прогнать от себя кошмарные думы. Незачем дополнительно накручивать себя, и так мочевой пузырь готов взорваться, даром что Владик опорожнил его перед входом в деревню. Повинуясь не столько порыву отваги, сколько насущной необходимости, программист поднялся по скрипучим ступеням крыльца и легонько толкнул входную дверь. За ней открылась прихожая. Там стоял старый стол, холодильник времен индустриализации, на вбитых в стену гвоздях висела какая-то одежда. Дверь, ведущая в прочие помещения дома, была закрыта.

Войдя внутрь, Владик прикрыл за собой входную дверь и сгоряча запер ее на засов. Впрочем, уже через секунду он понял свою ошибку, и отпер единственный выход. Так уж сложилось, что самым эффективным боевым приемом в его небогатом арсенале было паническое бегство, и не стоило блокировать самому себе пути к отступлению.

Снаружи еще было относительно светло, но в доме, не смотря на распахнутые ставни, царил мрак. Повинуясь какому-то инстинктивному чутью, Владик пошарил по карманам висящей на гвоздях одежды, и едва не вскрикнул от радости, когда вытащил наружу небольшой светодиодный фонарик. Новой радостью оказалась новость, что тот находится в исправном состоянии. Яркий луч света ударил в глаза так мощно, что Владик на мгновение ослеп. Теперь бы еще какое-нибудь оружие, и, возможно, тогда у него перестанут так яростно трястись коленки и стучать зубы.